Невеста рыцаря - Фетцер Эми. Страница 29

— Люди моего отца напали на замок, но моя мать уже знала, что случилось, и явилась в башню освободить меня при помощи магии. Но отцу моему оказалось недостаточно моего освобождения. Он снес Маркусу голову. — Шинид опустила взгляд на руки. — Они до сих пор не могут простить себе того, что отдали меня ему. Мать вернула мне дар в тот же миг, как увидела меня — избитую и истерзанную. И Монро тоже до сих пор казнится чувством вины. С тех пор он считает своим долгом всюду меня сопровождать, словно вся его жизнь состоит лишь в том, чтобы защитить меня от всех напастей. — Шинид подняла глаза и слабо улыбнулась. — Даже от меня самой.

Коннал был потрясен услышанным. Он живо представил себе мучения Шинид. Теперь ему стал понятен этот виноватый взгляд Фионы. Если бы в распоряжении Шинид была ее магия, она сумела бы себя защитить. Но сейчас Коннал чувствовал и себя отчасти виновным в том, что произошло.

— Твоей вины тут нет, — вдруг произнесла она, расшифровав его взгляд, и, подтянув простыню к подбородку, подвинулась к нему.

— Прояви я больше внимания, когда ты была влюбленной в меня девочкой, тогда твой дар, быть может, не обернулся бы против тебя.

— Нет. Я была испорченной капризной девчонкой и воспринимала мир как площадку для своих жестоких игр.

— Ты так преданно умела любить в детстве. Неужели Маркусу было мало столь редкого дара?

Сердце ее подпрыгнуло от радости. Она даже и мечтать не могла о том, что услышит такие слова из уст самого Коннала. Слова эти перенесли ее вдруг в те далекие времена, когда они были детьми и делились сокровенными тайнами. Шинид поджала под себя ноги, устраиваясь поудобнее. Совсем так, будто они сидели где-нибудь на траве в саду, а не на одной кровати.

— За мной многие ухаживали. Красиво, всерьез. Но всем им была нужна не я, а богатство и власть, которые может дать магия. Они не понимали этого и желали лишь той власти, какой обладаю я. — Она пожала плечами, будто власть эта была каким-то пустяком.

— Но никогда любви?

Она встретилась с ним взглядом.

— Нет, любви никогда.

Коннал отвернулся. Он не вполне был уверен в своих чувствах и предпочел скрыть сомнения под маской безразличия. И все же вопрос, хоть прямо и не прозвучал, продолжал висеть в воздухе. Он почти слышал его: «А чего хочешь от меня ты?»

И у него на этот вопрос ответа не было.

— Конечно, все они говорили о том, что любят, но если бы это было так, то им не нужны были бы ни богатства, ни власть, ибо любовь — это самый щедрый дар и никакие богатства с ней не сравнятся.

Конналу показалось, что слова ее острым ножом вошли в его сердце. Увы, он больше не мог дарить любовь, и он хотел сказать ей об этом, но она спросит почему, потребует ответа. А отвечать он не хотел. Открыть ей свою тайну было для него сейчас равносильно самоубийству.

Коннал молчал, и Шинид отвела глаза. Она мысленно назвала себя трусихой за то, что предпочла скользнуть под одеяло и укрыться под ним.

— Возвращайся к себе в спальню.

— Не думаю, что это хорошая мысль.

Шинид высунула голову из-под одеяла. Коннал раздевался. Меч его уже стоял прислоненный к каменной стене.

— Даже не думай, что ты можешь разделить со мной постель, Пендрагон! Спи на полу, если не хочешь уходить.

Он почувствовал ее страх и как можно спокойнее произнес:

— Я устал, Шинид. Со мной ты можешь чувствовать себя спокойно. Ибо в отличие от О'Брайана у меня есть представление о чести.

Шинид в этом не сомневалась, но видеть его нагую, покрытую шрамами грудь, видеть, как он ложится рядом, — это не добавляло ей спокойствия и уверенности. Он был могуч, как гора: сплошная глыба мускулов, и от него исходило тепло. Дразнящее, искушающее. Она не смела, шевелиться, ибо боялась, что, даже не заметив этого, окажется на спине под ним, и в то же время она знала, что ему лучше ночевать у нее. Мало ли кому в этом замке взбредет в голову отомстить Конналу за неблаговидные деяния англичан, в число которых здесь включали и его. Во сне она видела его смертельно раненным в лесу во время боя, но бывало, что вещие сны приходилось потом долго разгадывать.

— Засыпай, Шинид. Я защищу тебя, если будет надо.

— Тоже мне защитник! — фыркнула она. Шинид приподнялась и подняла ладонь к потолку.

— Вуаль Матери Божьей, священная вуаль, накрой эту комнату. Священная вуаль, плотно укрой нас. Защити нас своим покрывалом любви от злых намерений, защити от зла до самого утра.

Коннал удивленно смотрел, как тонкое покрывало, сотканное из серебристого звездного света, накрывает их, льется на них как нежный поток.

— Вот теперь мы действительно защищены, — удовлетворенно сказала она и легла, отвернувшись от него.

Коннал лежал на спине, в благоговейном восхищении разглядывая звездный балдахин и думая о том, как безгранична магия Шинид. Он чувствовал себя никчемным и жалким рядом с этой всесильной женщиной, и это чувство ему не нравилось. Неужели она считает, что он вовсе не способен ее защитить? «Чертовски неприятно», — подумал он, закрыв глаза.

Ночью Шинид ни разу не проснулась, и снились ей не кошмары, а сладкие сны, не посещавшие ее вот уже две недели. Она проснулась на рассвете, открыла глаза и увидела его нагую грудь, покрытую боевыми шрамами, а мышцы даже у спящего играли под кожей. Странно, но она не испытывала страха при взгляде на эти большие руки, но правда ли то, что и в минуту гнева он не посмеет ударить ее вот этими самыми руками? Маркус не показывал своей истинной сути до самого последнего мгновения, до тех пор, пока она не отказалась колдовать для него. Но Коннал ничего от нее не требовал. Он вообще предпочел бы, чтобы у нее не было волшебного дара, да и у него тоже. Злые слова Маркуса она запомнит навеки: «Чокнутая! Не от мира сего! Ты и на человека-то не похожа! Отродье!»

Даже сейчас она казалась себе заклейменной, отвергнутой, чужой среди обычных людей. Никому в этом мире не нужна была любовь, а она только любви и хотела от жизни. Что это — приговор, проклятие — вечно жаждать настоящей любви и никогда ее не узнать? И если король все же принудит ее соединиться с человеком, который хочет взять ее лишь из чувства долга, что тогда станется с ней и с ее народом?

Шинид даже не знала, что хуже: когда ее хотят из-за ее дара или когда не хотят вовсе. Английские короли не привыкли считаться с чувствами подданных. Они были просто пешками в политической игре, но в случае с ней на карту была поставлена не только ее жизнь. Так просто она не сдастся.

Взгляд ее упал на шрам, прорезавший его грудь чуть повыше соска: светлая полоса на бронзовой от загара коже. Когда-то ребенком она от всей души любила этого человека и теперь, увы, призналась себе в том, что детская любовь ее не исчезла, а лишь спряталась где-то глубоко внутри. Чем дольше они были рядом, тем труднее было скрывать свое чувство. И вообще, что она испытывала к нему сейчас? Только ли старую, детскую любовь или что-то другое, взрослое, новое? Отчего она так боится открыться ему? Может, это горький опыт заставляет ее держаться настороже? Может, это страх тормозит ее? Боязнь того, что, узнав о ее чувстве, он использует ее любовь против нее же самой? Шинид презирала трусов и ненавидела трусость в себе, но как преодолеть этот страх, когда все уже было — однажды он уже растоптал ее любовь. Пусть детскую, незрелую, но любовь.

Нет, она не могла дать ему в руки такое оружие. Особенно теперь, когда сердце его томилось за семью печатями. Недоступное ей и недоступное ее стране. Но томление сердца и души — одно, а томление тела — совсем другое. Может, все дело в нем, в предательском теле? Какая женщина не захотела бы иметь такого мужчину в своей постели? Взгляд ее медленно скользил по его груди и рукам. Он был храбр, и красив, и силен… Желание накатило внезапно, она вздрогнула, закусила губу, борясь с собой, а когда решилась посмотреть на него вновь, обнаружила, что он не спит и тоже на нее смотрит.

— Ты хочешь мне что-то сказать?