Смятение сердца - Фетцер Эми. Страница 7

«И сколько же страданий ей пришлось вынести в то время, пока я жила привычной жизнью, в полной безопасности».

Неизвестно, как долго Сэйбл занималась бы самобичеванием, но дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Ричард Кавано, казалось, заполнил собой весь дверной проем. Три верхние пуговицы на его форме были расстегнуты, стакан виски дрожал в руке. Он обвел комнату налитыми кровью глазами, нашел колыбель и впился взглядом в спящего ребенка. Сэйбл сделала невольный шаг в том же направлении. До сих пор ей не приходилось видеть отца в таком состоянии: непричесанным, небритым, пьяным. Это было не только неприятное, но и пугающее зрелище.

— Пришел посмотреть на внука, да, папа? — спросила Лэйн, и Сэйбл была поражена тем, с каким хладнокровием держалась сестра.

Значит, мальчик, подумал полковник, и на секунду гордость заставила его выпрямиться. Но тотчас ему бросились в глаза черные волосики ребенка. Гнев вернулся, еще более яростный, чем прежде. Лицо Ричарда Кавано презрительно скривилось.

— Это… это… — Слова застряли у него в горле, словно что-то кислое, едкое, и он выплюнул их с отвращением:

— Это не мой внук!

— Папа, — сказала Лэйн твердо, хотя глаза ее наполнились слезами, — это моя плоть и кровь, а значит, он…

— Отродье дьявола! — прорычал полковник и нетвердо шагнул в Комнату, не в силах оторвать взгляда от ребенка.

— Перестань, папа! — крикнула Сэйбл в ужасе и, поскольку отец продолжал подступать к колыбели, повисла на его рукаве. — Вспомни, через что пришлось пройти Лэйн!

— Я помню, тыквочка, хорошо помню. — Кавано оскалился в зловещей улыбке. — Я как раз собираюсь устроить так, чтобы ее мучения кончились раз и навсегда.

На его лице застыло упрямое, неколебимое выражение, в котором и впрямь было что-то дьявольское. Сэйбл отпрянула. Он отвернулся и вышел, хлопнув дверью.

Сэйбл почувствовала, что с ней происходит нечто очень страннее. Подбородок сам собой выпятился, плечи приподнялись и расправились. Что-то новое, некогда не испытанное родилось и крепло в ней. Лэйн и Мелани переглянулись. Им стало ясно без слов, что Сэйбл, избалованное дитя Ричарда Кавано, приняла решение доставить ребенка отцу — вождю воинственного племени сиу, Черному Волку.

Глава 2

— Что-что я должен сделать? — Грубый хохот прокатился под низким потолком салуна. — Хей, леди, вас, часом, не сбросила кобыла?

Несколько голосов, не более приятных для слуха, поддержали шуточку лошадиным ржанием. Глаза Сэйбл сузились, губы сжались в тонкую линию: примерно такая же реакция на ее просьбу следовала в каждом подобном заведении.

— Я могу повторить, что от вас требуется, если вы глухой, — сказала она, и крепыш, продолжавший похохатывать, мигом умолк. — Насколько мне помнится, я выразилась ясно: я желаю нанять вас в качестве проводника до земель индейцев сиу.

— Я не глухой, но и не дурак, и лезть к черту в пасть не собираюсь. — Крепыш сверкнул маленькими глазками и погладил мясистой рукой густую растительность на лице. — А вот у вас, мэм, нет и унции мозгов. Ни один из местных, будь он хоть недоумок, не наймется в проводники к белой женщине, которую зачем-то несет к дикарям! Гляньте на себя в зеркало, может, что и поймете.

Сэйбл почувствовала, что начинает отчаиваться. Покинув Вашингтон несколько недель назад, она понятия не имела о том, что возникнет препятствие такого рода. Тогда ей казалось, что все пойдет как по маслу, стоит только улизнуть из отцовского дома. Она беспокоилась лишь о том, как правильно кормить, одевать и защищать вверенного ей ребенка. И вот теперь оказалось, что главная проблема вовсе не в этом.

— Я заплачу вам по-королевски!

— Да нет таких денег, чтоб заплатить за эту работенку. — Крепыш отвернулся к стойке и лихо опрокинул в заросший рот стопарик виски.

— Вы должны мне помочь! — настаивала Сэйбл, ухватив его за рукав.

Глазки, затерявшиеся в растительности, опустились на ее руку, холеную, белую и нежную, как брюшко котенка, — так странно смотревшуюся на грязном рукаве. Казалось, бородач раздумывает.

— Зачем вам приспичило соваться к этим кровожадным ублюдкам?

Щеки Сэйбл против воли загорелись: в ее прежней жизни никто никогда не произносил таких вульгарных выражений. Она отдернула руку, чувствуя желание вымыть ее, и как можно скорее.

— Это вас не касается! — отрезала она.

— Касается, раз мне тащиться с вами.

— Так вы согласны? — обрадовалась она.

— Ни за какие коврижки.

У Сэйбл зачесалась рука ударить по этой бородатой физиономии. Это было верхом подлости — разжечь в ней надежду, пусть даже на одно мгновение. Она оглядела из-под ресниц разномастное сборище, заполнявшее салун. Никто не собирался принимать ее предложение. И это был еще не самый худший вариант: в других тавернах на нее пялились с таким неприкрытым вожделением, словно она была разложена на блюде с яблоком во рту.

— В таком случае, сэр, благодарю за то, что вы согласились уделить мне время. Не смею дольше вас задерживать.

Сэйбл надменно подобрала юбки и приготовилась покинуть таверну, надеясь, что убила собеседника своим сарказмом. В своей наивности она не сознавала, что белоснежные кружева, показавшиеся из-под края палантина, заставили учащенно забиться не одно сердце. Ей не удалось сделать и пары шагов, как путь ей преградила группа мужчин, от которых ощутимо разило застарелым потом. Боже милостивый! Что, в этом городишке было принято никогда не мыться? Сэйбл прижала к носу надушенный кружевной платок.

— Прошу вас, позвольте мне пройти, — вымолвила она, стараясь справиться с неожиданным страхом.

— Я отведу тебя к сиу, сладенькая, если ты позволишь мне пошарить под этими кружевными юбками, — сказал жилистый мужчина неопределенного возраста.

Впервые в жизни так оскорбленная, Сэйбл не сумела удержать негодующий возглас. Приятели ее обидчика, ухмыляясь, придвинулись ближе. Не решаясь поднять глаз, беспомощно кутаясь в палантин, девушка жалобно прошептала:

— Умоляю вас! Умоляю…

— А ну-ка, мальчики, пропустите леди, — раздался голос позади тесного кружка, поймавшего Сэйбл в ловушку.

Удивительно, но группа, пусть неохотно, но расступилась. Прежде чем обратиться в бегство, девушка огляделась, стараясь понять, откуда пришло спасение. Она надеялась поблагодарить того, кто за нее заступился, но в облаках табачного дыма удалось рассмотреть лишь подошвы сапог, торчащие над столом, и уходящие в темный угол ноги в кожаных штанах. Вульгарно раскрашенная женщина, сидевшая рядом, оглаживала их босой ногой. Щеки Сэйбл вспыхнули едва ли не ярче, чем накрашенные губы проститутки, она возблагодарила небо за то, что дешево отделалась, и бросилась к выходу, шурша шелковыми юбками.

Треньканье расстроенного пианино заглушило ворчанье незадачливых насильников, и в салуне воцарился обычный ровный гомон. Жилистый и его приятели вскоре утешились в обществе созданий, более податливых, чем экзотическая залетная пташка.

В своем темном углу Хантер Мак-Кракен отхлебнул виски прямо из горлышка бутылки и, как обычно, отер рот тыльной стороной ладони. Элегантная фигурка, поразительно неуместная в грязноватом салуне, продолжала стоять у него перед глазами. Ему было безразлично, какой ветер занес сюда эту женщину, но он мысленно качал головой, думая о ее беспечности: надо же появиться в таком месте разодетой в пух и прах!

Ей стоит поставить Богу свечку за то, что удалось выбраться отсюда, не растеряв перьев, думал Мак-Кракен с угрюмой усмешкой. Нет, правда: шлюха вроде Молли смотрелась бы не так глупо на каком-нибудь благотворительном базаре!

Мак-Кракен представил себе Молли в гостиной особняка, на балу — и хрипло засмеялся (несколько завсегдатаев наградили его удивленными взглядами). Он уже забыл о гостье в шелковых юбках, выбросил ее из головы. У него было занятие поинтереснее, чем праздные размышления. Молли охотно уселась к нему на колени, стоило лишь потянуть ее за руку. Огрубевшие пальцы без церемоний проникли ей под юбку и обнаружили, что она готова хорошенько поработать в эту ночь. Что ж, он был вдали от города долго — черт знает, как долго. К утру Молли предстояло стать женщиной до предела усталой, зато куда более богатой.