Королевские бастарды - Феваль Поль Анри. Страница 25

Как бы там ни было, но благодаря заботам доктора Ленуара молодой господин де Сузей на глазах набирался сил и возвращался к жизни. В первые месяцы его видели с обмотанной шарфом правой рукой, спустя полгода шарф исчез, однако молодой человек, правя кабриолетом, по-прежнему держал вожжи левой рукой.

Зато правой изящным жестом подносил ко рту сигару.

В первый раз, когда он вышел из дома без повязки, его сопровождал доктор, словно проводя серьезный эксперимент или испытание.

По возвращении доктор, похоже, остался доволен. Абель Ленуар находился в это время в зените своей славы. Его красивое лицо, которое знал весь Париж, обрамляли густые волнистые волосы, и лишь серебрившиеся в них отдельные нити намекали на возраст – ему уже исполнилось сорок лет.

Говорили, что в юности он был похож на героя сентиментального романа. С врачами такое бывает редко. Случайность, веселая богиня, забавлявшаяся всякими шуточками, обычно бережет ангельские лица для министерских служащих.

Теперь возраст уже не позволял доктору Ленуару походить на ангела, а наш век недостаточно любит святых, чтобы я рискнул употребить это слово в отношении самого обходительного из знакомых мне людей. Этим словом я боюсь скомпрометировать его в глазах дам. В общем, он был слишком красив для врача, вот все, что я хочу и могу сказать. В жизни он немало страдал, немало препятствий преодолел, и безупречное прямодушие юности превратилось в ту чеканную мужественность, что всегда отличает славного, побывавшего в боях солдата.

Многие его любили, хотя друзей в общепринятом смысле слова у него не было. Зато были заклятые враги, которые втайне вели с ним непримиримую борьбу.

Он жил один, добро творил не напоказ и преданно служил науке. Окружал его всегда некий ореол тайны, поскольку большую часть жизни он посвящал какому-то делу или творчеству, о котором не ведал никто.

Многие из обширного круга его пациентов, состоящего как из богатейших сановников, так и нищих бедняков, насмешливо улыбнулись бы, заговори я так при них о докторе Абеле.

Люди часто проходят мимо, не замечая героев и героических поступков, потому как поступки хранят присущую величию скромность, а сами герои не отличаются болтливостью.

Самый большой шум возникает всегда вокруг пустяков, и если вы слышите громкий голос, что очаровывает своим повествованием вселенную, поднимите глаза, присмотритесь внимательно и, несомненно, увидите маленького человечка, который вопит из окошка своего полуподвала.

Кое-кто еще помнит странные слухи, ходившие когда-то о докторе Абеле: толки о борьбе, которую он по-рыцарски вел против целой армии злоумышленников, в существование которых мирный обыватель не верил и до сих пор не верит. И все-таки великая любовь к ближним, чуткое сердце, львиное мужество, безоружная рука, добродетель и неимоверные усилия не поколебали мощную твердыню порока и преступления.

В свое время очень туманно намекали, что доктор Абель Ленуар был другом и даже помощником судебного следователя господина Реми д'Аркса, который погиб, пытаясь привести на скамью подсудимых главарей Черных Мантий.

Сейчас мало кто помнит эту мрачную историю, когда умный и честнейший молодой человек умирал в отчаянии, спасая свою честь и доброе имя семьи, раздавленный так называемой административной мудростью. Он умер, обвиненный в безумии глухими слепцами, тогда как зло, охраняемое патентованной глупостью и алчностью, безнаказанно продолжало свою устрашающую деятельность.

Низшие полицейские чины и представители высшей судебной власти отвечали Реми д'Арксу одно и то же: «Черных Мантий не существует».

После смерти несчастного мученика административной рутины другой безумец столкнулся с главарями страшной организации и стал бороться с ними, невзирая ни на их палачей, ни на препятствия, чинимые государственным аппаратом. Этот безумец дважды рисковал собственной жизнью, и, как Реми д'Аркс, оказался в положении преследуемого как теми, кто угрожал обществу, так и теми, кто, безусловно, считал себя защитником все того же общества.

Этим безумцем и был доктор Абель Ленуар.

Битва проходила без свидетелей. Те, кто догадывался о сути дела, отошли уже в мир иной, а те, кто мог бы еще что-то вспомнить, не верили самим себе. Доктор Абель же постарался окутать прошлое густым туманом забвения. И это ему удалось.

Когда кто-то вдруг упоминал случайно о Черных Мантиях, он первый улыбался и говорил глубоким вибрирующим голосом:

– Неужели вы верите в эти выдумки? Правосудие постановило: Черных Мантий никогда не существовало.

И конечно же, их не было и, разумеется, нет, за исключением тех нескольких человек, которые, называемые главарями сообщества, проходили по нелепому делу полковника Боццо-Корона, благодетеля всех обездоленных и известного филантропа, а все остальное – досужие выдумки.

Однако нам пора возвращаться в особняк семьи де Сузей, спокойный и молчаливый в своем невеселом одиночестве, а вернувшись, следует упомянуть еще и об искренней близости господина Жоржа, юного хозяина дома, и господина Альберта, его секретаря, который всегда приглашался к столу вместе со всей семьей де Сузей.

Альберт, как мы сказали вначале, олицетворял собой радостную, солнечную сторону жизни, тогда как Жорж представлял ее печальную и болезненную изнанку.

И в эти времена – странная и необъяснимая ситуация – красавица-вдова предпочитала общество веселого и здорового секретаря обществу болезненного сына.

Но вскоре все переменилось, все – я имею в виду состояние здоровья и духа молодых людей.

Жорж, попав в руки доктора Ленуара, стал поправляться, в молодом организме возрождались силы, а вместе с силами – свойственная возрасту веселость. В то же время Альберта вдруг настигла неведомая болезнь, и он час от часу становился все угрюмее, молчаливее и несчастнее.

Тут и выяснилось, что вовсе не веселость и беззаботный нрав привлекали к нему симпатии госпожи де Сузей: с тех пор, как он погрустнел, она привязалась к нему еще больше.

В редкие часы прогулок госпожи де Сузей Альберт бывал ее неизменным спутником, и она по целым дням одаривала его своим вниманием и окружала заботами, которые всегда составляют сладостный долг материнства.

Жорж не выказывал ни малейшей ревности, он тоже еще сильнее привязался к тому, кто считался его секретарем.

Теперь молодой хозяин часто уходил из дому, и мать никогда не спрашивала у него отчета, но стоило уйти Альберту, которого Жорж не обременял работой, как госпожа де Сузей проявляла крайнее беспокойство и учиняла ему подробнейший допрос.

Госпожа Майер, кухарка в доме де Сузеев, была нечиста на руку, как большинство выходцев из Пруссии, и с наслаждением рассказывала мяснику, столь же нечистому на руку французу, что творится в доме хозяев, употребляя относительно поведения госпожи де Сузей слово «ревность» в самом прямом и грубом смысле.

– А что тут особенного? – уточняла кухарка. – Секретарь-то должен зарабатывать себе на жизнь, а мадам сохранилась прямо на удивление. Взрослый сын, господин Жорж, ее старит, и она не любит его, зато второй молодит, и упрекать ее тут не за что! Я слышала, как доктор как-то сказал господину Жоржу: «Наберитесь терпения, всему придет конец!». Сами понимаете, не очень-то он счастлив, этот молодой человек, но надеется, что секретарь долго не протянет. Вот так-то!

С акцентом Бреслау, откуда она была родом, повествование становилось еще более смачным.

Как-то вечером, месяца три спустя после того, как мы начали свой рассказ, то есть 5 января 1853 года, господин Альберт, секретарь, вернулся домой очень поздно.

Бледен он был как смерть.

Госпожа де Сузей с доктором и старым Тарденуа провели ночь у его постели.

Что же касается господина Жоржа, то он и вовсе не вернулся домой: про него стало известно, что он отправился в путешествие.

Происходило все это как раз накануне того дня, когда Клемана Ле-Маншо заключили в тюрьму де ла Форс по обвинению в убийстве двух старых дев Фиц-Рой, убитых ночью в доме под номером 7 по улице Виктуар.