Королевские бастарды - Феваль Поль Анри. Страница 31
Один из членов совета отважился высказать следующее предложение:
– Давайте разделим все поровну, – сказал он, – и разойдемся, кто куда пожелает.
(Говорят, на следующий день этот член совета скоропостижно скончался. Нелепый несчастный случай оборвал его жизнь.)
Полковник вежливо ответил:
– Голубчик, слова твои слушать очень приятно, как, впрочем, и всегда, но судьба мешает нам последовать твоему совету – по крайней мере сейчас. Слава Богу, у нас немало золота и серебра в монетах, но большая часть наших сокровищ – это священная утварь, похищенная из монастырей и соборов. Один только собор Святого Петра в Риме снабдил нас даром ценой в пятьдесят тысяч дукатов. Не думаешь ли ты, что в Италии нам будет весьма затруднительно разом превратить в десять или двенадцать миллионов дукатов все эти ценности?
Услышана была лишь эта баснословная цифра, и стены древнего храма Юпитера сотряслись от восторженного вопля:
– Двенадцать миллионов!!!
– Опасаясь последствий, – продолжал полковник, медленно потирая руки, – я позволил себе принять так называемые охранительные меры. Наши сундуки опередили нас, они уже по ту сторону моря. Бояться вам нечего, я полностью отвечаю за сохранность их содержимого.
– Где они?! – со всех сторон посыпались вопросы. Полковник молча послал своему воинству несколько воздушных поцелуев.
Думается, мне нет больше надобности объяснять, почему полковник, человек, как вы поняли, весьма и весьма незаурядный, на протяжении столь долгих лет был полновластным и неуязвимым властелином, которому беспрекословно повиновались все его подданные?
По их мнению, он стоил то ли двенадцать, то ли пятнадцать миллионов.
(Золото и серебро со временем лишь дорожало, так что очень скоро оценить его жизнь стало совсем затруднительно. А это, согласитесь, лучшая гарантия безопасности.)
Наконец полковник заговорил:
– Мы поступим так, как подсказал нам любимейший из моих сыновей. – Он имел в виду завтрашнего покойника. – Здесь мы расстанемся. Вы обретаете полную свободу. Каждый волен поступать, как ему вздумается. Однако предупреждаю: наша встреча назначена на Корсике ровно через месяц. В Обители Спасения в Сартене нас примут, будто ангелов небесных. А сейчас, дети мои возлюбленные, меня клонит ко сну, нам всем пора отдохнуть.
На следующий день два полка неаполитанской армии, что вот уже месяц выслеживали банду Боццо, встретились среди развалин храма в Пестуме и нашли там лишь «возлюбленного сына» полковника со сломанной шеей.
Остальные Черные Мантии, казалось, исчезли с лица земли.
Спустя месяц, день в день после описанного нами собрания совета, колокола древней Обители Спасения в Сартене, заброшенной вот уже много лет, неожиданно зазвонили. Зазвонили они на закате, а когда совсем стемнело, окрестные крестьяне с изумлением заметили, что окна главного монастырского храма светятся.
Впрочем, еще двумя неделями раньше они видели монахов, что шли то в город, то из города. Поговаривали, будто монастырь вновь заселяется и скоро сообщит благодать всей округе.
Так что изумление быстро сменилось радостью, и к ночи все уже знали о прибытии в монастырь монахов. Прохожие благодарно крестились, слыша песнопения, без сомнения, церковные, что глухо доносились из-за стен обители.
Однако за содержание песнопений я не поручусь, ибо в нефе храма за огромным столом сидели члены совета и приближенные офицеры главного штаба Черных Мантий и по-семейному праздновали встречу после месячной разлуки. Правил балом сам Отец-Благодетель, и его светлая тихая радость передавалась всем остальным.
Обитель Спасения была весьма обширна. Ее склепы и подвалы представляли собой настоящее подземное царство, так что не только членам совета, но и более низким по рангу собратьям было где пировать.
Той же ночью после праздничного ужина в склепе под часовней собрались члены совета. Имена их мы перечислять не будем, поскольку люди эти не имеют ни малейшего отношения к нашему дальнейшему повествованию, да и большинство из них давным-давно умерло. Если Отец-Благодетель был бессмертен, то его советники очень быстро сходили в могилу: такой уж он избрал способ обращать в свою веру несогласных.
На этом новом совете, что состоялся в подземельях Обители Спасения, полковник Боццо, поздравив себя с тем, что вновь видит вокруг дорогих и верных соратников, объявил, что готов осуществить раздел сокровищ между всеми членами сообщества.
Члены совета, похоже, не ждали столь скорой и столь справедливой развязки, ибо восторг их не знал пределов, и своды монастырского подземелья едва не рухнули от грома оглушительных аплодисментов и радостных криков.
Добавим только, что восторг был недолог.
Ликующие члены совета вдруг увидели, что Отец-Благодетель разворачивает ветхий, пожелтевший пергамент, и узнали в нем «Устав сообщества», подписанный еще основателем братства. Лица их мгновенно вытянулись и побледнели.
– Равная доля для всех, – произнес полковник, – вот наш закон! Последний из наших людей имеет те же права, что вы или я.
– Этот устав учреждали прежние двенадцать членов совета, – сказал один из теперешних членов совета.
– У нас всегда двенадцать членов совета, – заметил полковник, – и сейчас под нашей командой чуть больше четырех сотен солдат. По нашему уставу Отец-Благодетель наследует тем своим возлюбленным чадам, которые уже умерли.
И полковник Боццо-Корона развернул два других свитка. В первом были перечислены четыре сотни теперешних рядовых членов сообщества, второй, куда более длинный, содержал имена «возлюбленных чад, которые уже умерли».
Число покойников превышало по крайней мере раза в два число живущих.
Побледневшие лица членов совета приобрели серый оттенок.
XV
ПОЛКОВНИК
Полковник Боццо ласково и благожелательно посмотрел на каждого члена совета. В правой руке он держал список мертвых, в левой – живых. – Не угодно ли вам изучить самим эти списки, мои голубчики? – спросил он. – Пересчитывай чаще, дружба будет слаще.
Подавленные члены совета молчали.
– Нет? Не угодно? – продолжал Отец-Благодетель. – Значит, вы доверяете мне, как и положено добрым послушным детям? Прекрасно! Тогда займемся арифметикой. Я полагаю, что в наличности у нас двенадцать миллионов. В монетах это будет недурная горка, не так ли? Разделив их на тысячу двести частей, мы получим по десять тысяч франков на каждого.
С разных концов стола послышались выражения, и весьма крепкие.
– Если я ошибся, – мягко сказал полковник, – пересчитайте сами. И не стоит со мной церемониться.
Никто, однако, не выказал желания откликнуться на любезное предложение, и полковник продолжил:
– Четыреста долей для живых составит около четырех миллионов, а доля мертвых примерно вдвое больше, то есть восемь, вот вам и все двенадцать миллионов. Если бы с помощью Божьей я сумел бы вернуть жизнь моим возлюбленным чадам и тем самым отказаться от своих прав, я бы с радостью сделал это. Но поскольку сие невозможно, я, во исполнение устава, беру свою часть.
Страх победил гнев, и ни один из членов совета не посмел возразить Отцу-Благодетелю.
– Ну, стало быть, в добрый час! – сказал полковник все с той же добродушной улыбкой. – Мы подчинились обстоятельствам, и мы правы, потому что сила не на нашей стороне. Равенство коробит вас, дорогие мои, зато оно радует остальных, а их целые четыре сотни. Теперь я спрашиваю: хотите ли вы найти иной выход из создавшегося положения?
Он резко выпрямился; на лице его уже не было никакого благодушия. Пронизывающим, тяжелым взглядом он обвел всех присутствующих, будто гипнотизируя их, и после недолгого молчания продолжил:
– Плохо же вы меня знаете! Горе тому, кто мне не доверяет! Вы посягнули на получение доли, и я вам ее отдаю, я отдаю вам и свою долю, но не для того, чтобы мои солдаты, над которыми я генерал, мои дети, которым я отец, получили двадцать тысяч франков вместо десяти или тридцати тысяч, или даже вдвое против этого. Разве это богатство? Я хочу для вас другого богатства, неисчислимого, неисчерпаемого! Хочу, чтобы все блага жизни принадлежали вам полностью и навсегда! Вы меня слышите? Мы говорим тут искренне и откровенно! Я хочу, чтобы ваше богатство давало вам возможность повелевать мужчинами и выбирать красивейших из женщин, сорить золотом, удовлетворяя любую страсть, и совершать любые безумства, не истощая бездонного кошелька!