Странствия Лагардера - Феваль Поль Анри. Страница 39

Наших приятелей поджидало несколько десятков стрелков.

Большинство из них целилось в Лагардера.

Обычно они со ста шагов попадали в апельсин, однако Анри, находившийся от них в каких-то пятнадцати шагах, казался неуязвимым: ничья пуля не достигла цели! Шевалье улыбался, ему нравилась музыка боя.

В горах темнеет быстро; ущелье давно уже погрузилось во мрак. Гигантские каменные стены, сжимавшие его с обеих сто­рон, черными громадами нависали над тропой. Она была такой узкой, что по ней с трудом могли продвигаться бок о бок два всадника, чьи лошади то и дело соприкасались крупами.

Первыми ехали Лагардер и Антонио Лаго. За ними по пя­там следовали Кокардас и Паспуаль, причем гасконец на чем свет стоит ругал страну, именуемую Испанией, где путешест­венников загоняют в отвратительные каменные мешки.

– Дьявол их всех разрази! Да здесь же дышать нечем! – вдруг заорал он во всю силу своих легких. – Эти горы куда хуже, чем камера в Бастилии. Я чувствую себя «внучкой» господина Лоу [40], которая заперта в его портфеле. Эй, Паспуаль, ты согласен со мной, дружище?

Едва он задал свой риторический вопрос, как ущелье оза­рила яркая вспышка света, и по скалам, словно крупный град по черепичной крыше, вновь застучали пули.

Выстрелы, сопровождаемые сухими щелчками мушкетных затворов, раздавались со всех сторон.

Конь Лаго с простреленной грудью, коротко заржав, упал замертво.

Впереди им преграждала путь настоящая людская плотина: не меньше трех десятков бандитов готовились к бою.

– Спешиться! – скомандовал Лагардер. – Уберем с до­роги эту нечисть!

Паспуаль подхватил под уздцы трех лошадей и, обнажив шпагу, отошел с ними в сторонку.

Шевалье, Кокардас и Лаго стали в ряд, и сражение нача­лось…

Слышалось бряцание оружия, грохотали ружейные выстре­лы, и всякий раз, когда шпага Лагардера устремлялась вперед, раздавался громкий стон: то прощался с жизнью кто-нибудь из бандитов.

Кокардас безмолвно работал клинком. Бой был не из лег­ких, а место не из веселых, поэтому его обычная говорливость уступила место сосредоточенному молчанию.

Антонио Лаго дрался как истинный баск: он словно ящерица проскальзывал между ног врагов и кинжалом вспарывал им животы, откуда вываливались внутренности, обагряя землю по­токами крови… Иногда его кинжал добирался до шеи, и голова врага вмиг отделялась от туловища и повисала на тонком лос­кутке кожи…

Ручей Панкорбо вновь стал алым, а орлы на горных вер­шинах, хлопая крыльями, покидали свои гнезда и принимались кружить над узким ущельем, откуда доносились предсмертные хрипы.

Не меньше десяти бандитов уже погибли, однако остальные продолжали сражаться с прежней ожесточенностью. Пейроль знал, кому следует платить: отряд состоял из отборных голово­резов. Несколько женщин непрерывно перезаряжали ружья. Если отдать мушкет было некому, то они, не смущаясь, стре­ляли сами.

Ночь окончательно вступила в свои права, и темнота стала непроницаемой. Удары давно уже наносились наугад.

– Ах, чертово отродье! – раздался вдруг рев Кокардаса. – Он попал мне в плечо! Так получай же, висельник, от­правляйся прямиком в ад!

Какой-то нищий своим посохом пребольно ударил его в ле­вое плечо, и разъяренный гасконец пронзил его шпагой.

У четырех храбрецов было очень немного шансов выбраться живыми из этой переделки.

Лагардер по-прежнему был вооружен тонкой и гибкой при­дворной шпагой регента, которая успела уже пометить не один лоб. Сейчас она сломалась о голову какого-то оборванца, успев наградить того куском превосходной стали, навеки застрявшей у бандита между глаз. Обломок, оставшийся в руках шевалье, был короток и бесполезен, поэтому Анри с силой швырнул его в своих противников, и эфес шпаги регента угодил в глаз одно­му из разбойников.

Теперь Лагардер был безоружен.

– О, – прошептал он, – как бы я хотел встретиться здесь, но только при свете дня, с Гонзага и Пейролем!

Внезапно ночной мрак слегка рассеялся: на огромном камне появилась девушка, которая держала в руках высоко воздетый факел.

В неверном свете пламени бандиты, коих осталось человек пятнадцать, разглядели, что у шевалье в руках нет больше шпа­ги, и радостно завопили.

Из тех, кого нанял Пейроль, уцелели немногие, а прочие были всего лишь жалкими трусливыми нищими; Анри решил за несколько минут обратить их в бегство и наклонился, чтобы поднять чей-то брошенный и разряженный мушкет – им мож­но было драться как палицей. И в этот миг над его головой взвился тяжелый посох: казалось, роковой удар был неотвра­тим…

Однако рука, сжимавшая страшное орудие, упала на землю отсеченная по самое плечо острым как бритва кинжа­лом Антонио Лаго: он не сумел вырвать из когтей Гонзага Аврору де Невер, но теперь спас жизнь ее покровителю и жениху.

Анри был не требователен в выборе оружия: шпага, кин­жал или простая палка – лишь бы продолжать бой. Кивком поблагодарив юного баска, он взмахнул мушкетом, и на врагов обрушился град ударов.

Лагардер разил без промаха, приклад его ружья крушил черепа бродяг.

Кругом по-прежнему царил кромешный мрак, и лишь слабый свет факела разливался над полем битвы.

Девушка все так же стояла, прижавшись спиной к скале и высоко подняв руку, сжимавшую факел. Трепещущие блики обрамляли ее лицо сверкающим ореолом. У нее была смуглая кожа и черные волосы, как у цыганок из Эстремадуры [41]… Она словно обратилась в камень и очень напоминала тех красавиц рабынь, которые служили живыми светильниками во дворцах вельмож во времена мавританского владычества.

Контрабандист по имени Педро повстречал ее нынче утром в горах. За Педро шла толпа нищих, которых он нанял за одну-две монетки, в зависимости от возраста и силы каждого.

– Я тоже пойду с тобой, – сказала девушка контрабан­дисту. – Но денег мне не надо… Я хочу посмотреть, как про­льется кровь.

– Дело твое, можешь рисковать жизнью, если тебе это нравится, – ответил Педро. – Но нам больше не нужны женщины. Если хочешь, мы поручим тебе издалека следить за этими чужаками. Ты согласна?

– Нет… Я пойду с тобой.

До самой последней минуты никто, даже она сама, не знал, что же станет делать девушка во время сражения.

Но как только вечерний сумрак залил ущелье, красавица побежала в ближайшее селение за факелом. Ей вовсе не хоте­лось, чтобы ночная тьма скрыла от нее подробности схватки.

У входа в расселину собралось около тридцати бандитов, и девушка знала, что это еще не все наемники, а только часть их, хотя и большая. (Читатель, как мы надеемся, помнит, что Пейроль сговорился с пятьюдесятью разбойниками.)

Когда же вдали показались те, кого поджидал этот много­численный отряд, она с удивлением обнаружила, что их всего-навсего четверо. Во главе маленькой кавалькады ехал очень красивый кавалер с открытым и благородным лицом. И тут де­вушка поняла, что речь шла не о честной борьбе, а об убийстве.

Сердце ее тревожно забилось. Она крепко сжимала факел, желая, чтобы его свет помог четверке храбрецов.

…Трупы с тяжелым всплеском падали в ручей, устилали собой дорогу.

– Гляньте-ка, – воскликнул шевалье, – похоже, этих мерзавцев стало гораздо меньше! На коней, разметем остав­шийся сброд!

Но этого не понадобилось: путь, как по мановению волшеб­ной палочки, стал свободен.

Бандиты, лишившись своего предводителя и понимая, что продолжение боя только увеличит их потери, тихо и незаметно отступили в скалы.

– Негодяи так и не вернули мне мою шляпу, – возму­щенно произнес Кокардас, – а в этих краях такое жаркое солнце…

– В Бургосе ты купишь себе другую, – со смехом отве­тил Лагардер.

– Не смейся, малыш! Ни одна шляпа не сравнится с той, что я лишился по милости этих мерзавцев. Она была почти что новая. Я никогда не расставался с ней, и даже в ту страшную ночь, когда убили герцога Неверского, она украшала мою голо­ву. Эта шляпа была моей неотъемлемой частью.