Тайна Обители Спасения - Феваль Поль Анри. Страница 23
При виде Валентины – в цирке она выступала под именем Флоретты – юноша был поражен в самое сердце, неведомое доселе чувство завладело всем его существом.
Много можно найти людей, отрицающих мгновенную любовь с первого взгляда, считающих ее вымыслом, пригодным разве что для романа. Пускай себе думают, как хотят. Нелишне, однако, заметить, что ничто не стоит так близко к реальной жизни, как хорошо задуманный и талантливо написанный роман.
Морис вышел из балагана, пошатываясь, точно пьяный.
В голове стоял густой туман, все мысли куда-то улетучились.
Он шагал, ничего не соображая, по одной из тех бесконечных улиц, что лучами разбегаются от дворца.
Наступила ночь, а он все еще в волнении и тревоге бродил по Парижу, не умея свести в одно две противоречивые идеи.
Почти машинально он двинулся к дому полковника и два раза прошел мимо его двери, так и не прикоснувшись к молотку.
Склонный к опрометчивым поступкам и слегка инфантильный Морис имел в себе и авантюрную жилку. Еще не решив, что он собирается делать, юноша безотчетно направился к тому месту, где впервые в жизни был захвачен столь сильным чувством.
В глубокой задумчивости он смотрел на балаган.
К его стене было приклеено какое-то объявление. Морис приблизился и прочитал слова, написанные рукой, дерзко пренебрегавшей и каллиграфией, и орфографией: Требуется сильный парень для трапеции и для шеста.
Виски его повлажнели, перед внутренним взором явилось исполненное достоинства лицо папаши Паже, но его тотчас вытеснило другое, куда более восхитительное видение: Флоретта в весеннем цвету своих пятнадцати лет. Морис постучал в дверь...
Да, рок, видимо, повелевал Морису заключить контракт именно в тот день, только местом его службы оказался не гусарский полк, а балаган фигляров.
Что было дальше, читатель знает – во всяком случае догадаться об этом не составит труда.
У юноши все-таки хватило осторожности не назвать своей фамилии, дабы избавить почтенного ангулемского нотариуса от крайнего унижения: узнай земляки Мориса о роде его занятий, они непременно стали бы приставать к отцу с язвительными расспросами об успехах парижского сынка, прославившегося по всем ярмаркам Франции и Наварры – как же! как же! не только трапеция, но еще и шест, и гири!
Двенадцать месяцев пролетели молнией.
Морис был счастливее короля: переполненный любовью, он верил, что его тоже любят.
А в конце года на празднестве в том же самом Версале, открывшем для него двери рая, Морис получил от судьбы страшный удар. Однажды утром укротительница сообщила: Флоретта уехала, объявились ее родственники и забрали девушку.
Сколько раз ему представлялось именно это! Сколько раз его посещала догадка, что Флоретта не принадлежит этому балаганному мирку, куда ее забросило по воле случая. Она была так горда и так деликатна, что казалась существом иной, высшей касты; она говорила нежным голосом, правильно и всегда учтиво, наконец в ней было врожденное достоинство, чувство самоуважения, столь удивительное для бедной девушки.
Морис обронил лишь одну фразу:
– Я так этого боялся!
И вскоре осуществил свое прежнее намерение сделаться военным. Ему желалось быть непременно убитым, поэтому он записался в африканский полк.
И вот теперь, после двух лет отсутствия, покидая балаган госпожи Самайу, Морис был так же опьянен любовью, как в тот день, когда впервые увидел Флоретту.
Из беседы с Леокадией он вынес смутные и странные ощущения. Два вывода сталкивались друг с другом и никак не желали объединяться. Во-первых, Флоретта все еще его любила, доказательством чему служили ее рискованные визиты в балаган. Во-вторых, мысли ее были заняты другим, и в балаган она приезжала не только ради Мориса.
Чему верить?
Таинственный характер сведений, полученных от Леокадии, Черные Мантии, опасности, отрывочный рассказ о кровожадном бандите и его странной склонности к милосердию – все это беспорядочно теснилось в разгоряченном мозгу Мориса. Он ничего не мог понять в этой неразберихе и сомневался, понимала ли в ней что-нибудь Леокадия.
Во всей этой истории была лишь одна ясная и отчетливая деталь: непрерывно звучавшее в ушах имя Реми д'Аркс. Он до безумия ненавидел незнакомца, носившего это имя, он отдал бы полжизни за то, чтобы оказаться с ним лицом к лицу со шпагой в руке.
Дорога от Ботанического сада до арки Звезды кажется бесконечной, ибо надо пересечь весь Париж, однако Морис, не обращавший внимания на время, даже не заметил, как проделал этот путь, и был весьма удивлен, услышав бой часов с Елисейской башни, – он как раз переходил круглую площадь между улицей Монтень и аллеей Вдов.
– Поживем – увидим, – пробормотал он наконец, подводя итог своим бессвязным размышлениям. – Надо встретиться с ней, это самое главное. Если ей угрожает опасность, я стану ее спасителем. На что мне еще надеяться? Мне нет без нее жизни. Да-да, нам надо непременно увидеться. Если она все еще любит меня, если она готова бросить ради меня всю эту роскошь... У нее наверняка есть какой-то план, раз она приезжала из-за меня в балаган.
Он остановился посреди улицы, а затем уселся на скамейку, охватив пылающую голову холодными как лед руками.
– Но этот Реми д'Аркс! – в отчаянии воскликнул он. – Богач! Возможно, жених! Ради него не надо отказываться ни от семьи, ни от света...
Какое-то время он молча сидел один среди тихой пустынной улицы, потом вскочил и продолжил свой путь ускоренным шагом.
– Я сошел с ума! Эта бедная вдова судит Флоретту по своим меркам, которые вовсе для нее не годятся. Она любит меня! Она сказала мне об этом сама, а нет никого на земле честнее и правдивее ее. Нам обязательно надо встретиться, первое же ее слово прояснит все, первый наш поцелуй развеет сомнения. А если господин Реми д'Аркс... Что ж, у арабов еще не перевелись пули, и я не стану уклоняться от них.
На углу улицы Оратуар он увидел вереницу карет, стоявших у входа в богатый особняк. Морис хотел побыстрее проскочить мимо – все, от чего веяло счастьем и роскошью, вызывало у него глухую ревность, – но внезапно остановился как вкопанный: вышедший из особняка лакей, сделав несколько шагов по тротуару, громко выкрикнул:
– Карету для господина Реми д'Аркса... да поживее!
XI
УБИЙСТВО
Это имя, прозвучавшее нежданным отголоском его ненависти, пригвоздило Мориса к месту, так что казалось, будто ноги его накрепко пристыли к земле. В ответ на призыв слуги элегантный экипаж, отделившись от вереницы своих собратьев, по мощеной дорожке, идущей вверх и пересекавшей тротуар, въехал во двор особняка.
Пробыв еще минуту в недвижимости, Морис подумал: «Я слишком далеко стою, отсюда мне его не увидеть».
Коляска, захватившая с крыльца своего хозяина, неспешно спускалась по склону. Оконца ее были наглухо закрыты, дабы внутрь не проникал ночной холод.
– Прочь! – крикнул кучер Морису, ставшему поперек дороги.
Морис отодвинулся, но совсем чуть-чуть, так что колесо проезжавшего экипажа коснулось его. Юноша жадно вытянул голову, но взгляд его наткнулся на непроницаемые темные стекла, замутненные вдобавок ночной влагой. Не отдавая себе отчета в своих действиях, Морис не отставал от коляски, ощущая локтем ее стенку.
– Прочь! – еще раз крикнул кучер, сворачивая на шоссе. И погнал лошадей.
Морис кинулся было вслед, но внезапно его охватил стыд, и он повернул назад. «Я сошел с ума», – думал юноша.
Экипаж катил по направлению к площади Согласия.
Морис двинулся по улице Оратуар и остановился перед домом номер шесть. На висках его выступила испарина, сердце бешено колотилось, он разговаривал сам с собой:
– Нет, я не сумасшедший, я отдам все, чтобы его увидеть, чтобы взглянуть ему в глаза – ради этого я готов отправиться хоть на край света!
Морис постучал.
Консьерж, выглянувший в зарешеченное окошечко, тотчас запричитал: