Манускрипт (СИ) - Марченко Геннадий Борисович. Страница 60

- А вы что, так прямо с орденами и полетите в Североамериканские Соединённые Штаты? - лукаво улыбнулся мне Сталин, собрав в уголках глаз весёлые морщинки.

Я скосил взгляд вниз, на государственные награды. М-да, вопрос-то резонный, иначе было бы как в анекдоте со Штирлицем... Похоже, свои мысли я озвучил вслух, так как Сталин поинтересовался:

- А что за Штирлиц?

Пришлось вкратце пересказывать сюжет фильма 'Семнадцать мгновений весны', после выходы которого на экраны народ в массовом порядке принялся сочинять посвящённые Штирлицу анекдоты.

- То, что вы любитель анекдотов, я от товарища Берии уже слышал, - заставив меня слегка похолодеть, усмехнулся Сталин. - Ну-ка, а что там сочинили про Штирлица?

Рассказал анекдот, как штурмбанфюрер СС Отто фон Штирлиц шёл по Берлину с рацией за спиной и волочащимся по брусчатке парашютом. Сначала от души рассмеялся Коба, спустя секунду нарком тоже несколько раз хмыкнул.

- А что, весёлый анекдот, хоть и глупый! - успокоившись, разгладил усы Сталин. - А ещё есть какие-то анекдоты про этого... Штирлица?

Я вспомнил ещё с пяток относительно приличных, в которых легендарный киноразведчик играючи оставляет с носом матёрых гестаповцев во главе с Мюллером. Почему-то особенно развеселил лидера страны анекдот, как Мюллер шел по улице, и ему на голову упал кирпич. 'Вот те раз', - подумал Мюллер. 'Вот те два', - подумал Штирлиц, бросая

второй кирпич. Кстати, прототипом Штирлица послужил не кто иной, как гауптштурмфюрер Вилли Леман, который, если верить информации из прочитанных когда-то в будущем мною источников, 13 лет работал на советскую разведку, но в итоге был раскрыт и казнён в декабре этого, 1942 года.

Сталин и побледневший Берия обменялись взглядами, после чего Коба как ни в чём ни бывало повернулся ко мне:

- Спасибо вам за ценные сведения, товарищ Сорокин. Мы примем меры. Лаврентий, а что, может, попросить наших журналистов и писателей придумать истории с разведчиком Исаевым, который внедрён в руководство СС? Мы могли бы их публиковать в периодических изданиях, а под это дело запустить в народ анекдоты про Штирлица. Сделайте себе пометку. Заодно пусть люди думают, что у нас и впрямь есть свой шпион в гитлеровских верхах.

Берия покосился на меня, но всё же достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и сделал себе пометку.

- А награды пока придётся сдать, - сказал он мне, убирая блокнот. - Вы у нас, товарищ Сорокин, как этот Штирлиц, разведчик на нелегальном положении. У нас ваши ордена и документы на них будут в полной сохранности, никто из моего сейфа их не возьмёт.

'Ага, если тебя самого не расстреляют, - подумал я, откручивая ордена. - Ищи-свищи потом свои награды, завоёванные потом и кровью, а без них хрена с два пенсию начислят как ветерану Великой Отечественной'.

От этой мысли я едва не хмыкнул, но вовремя сдержался, и передал ордена Берии с торжественной миной на лице.

- Товарищ Сталин, можно одну просьбу, - сказал я, прежде чем покинуть кабинет.

- Да, я вас слушаю.

- В партизанском отряде, где я был, осталась моя... скажем так, невеста, Варвара Мокроусова. Мы с ней познакомились ещё в Одессе, до войны. Может быть, есть возможность вытащить её оттуда? Она сама точно будет против, но если прикажете вы...

- Невеста, говорите? Невесту такого лихого бойца, как товарищ Сорокин, надо беречь пуще зеницы ока. Верно, Лаврентий?

- Так точно! При первой возможности переправим её на Большую землю, найдём ей боле безопасное занятие.

- А нельзя её и в Америку переправить? Ну, под каким-нибудь другим именем, с новой биографией. Понимаю, товарищ Сталин, со стороны выгляжу наглецом, но хочется иметь нормальную семью, детей...

- Куёте железо, пока горячо? - усмехнулся в усы Вождь народов. - Мы подумаем и над этой просьбой.

На прощание Сталин ещё раз отметил мой вклад в дело Победы, которая, как он считал, не за горами. Это касалось не только моего участия в индийской операции, после которой разгневанные индусы устроили несколько демонстраций протеста не только в княжестве Траванкор, из столицы которой якобы английские археологи похитили огромные сокровища, но и в других частях Индии. Были даже попытки нападения на полицейские участки. Британские власти в ходе усмирения выступлений не гнушались пускать вход огнестрельное оружие, что ещё более разжигало ненависть по отношению к оккупантам - именно так вспомнившие об идее национального самосознания индусы называли британцев. Такое ощущение, что в Индии назревало самое настоящее восстание.

Я вспомнил про старинный манускрипт, который, завёрнутый в несвежий номер 'Правды', лежал на дне моего чемодана под трусами, носками, бритвенными принадлежностями и прочей мелочью. Каким-то чудом мне до сих пор удавалось держать в тайне наличие книги. Сейчас чемодан дожидался меня в приёмной, так как из Кремля я должен был отправляться в аэропорт. Надеюсь, в моё отсутствие никто в его недрах не копался, в противном случае мне могут предъявить книгу с напрашивающимся вопросом: 'Это что?' Врать, что купил в Индии в книжной лавке? Ага, не каждый день на улице индийского города можно купить книгу с золотыми застёжками и кольцами-креплениями. Да ещё и незаметно от сопровождавших тебя всю дорогу товарищей, от которых ты утаил покупку до самого возвращения на Родину.

Кстати, там же, в чемодане, лежали новые документы на имя гражданина Соединённых Штатов Питера Вайнинга. Усы и очки для маскировки почти такие же, какими я пользовался, изображая швейцарского бизнесмена.

Пожав на прощание руку Иосифу Виссарионовичу, мы с Берией отправились на аэродром, и на заднем сиденье автомобиля 'Packard 180', где я между делом приклеил под нос пышные усы и нацепил очки, Лаврентий Павлович продолжил наше общение тет-а-тет, начатое ещё до индийской операции в его кабинете. Это было уточнение некоторых деталей, касающихся и его, и Сталина, и страны, и мира в целом. Я, правда, кивнул в сторону водителя, но Берия отмахнулся. Я так и не понял, что это значило. Либо то, что водитель свой человек, либо, что на него просто можно не обращать внимания. Одним словом, дорога до Внуково за разговорами пролетела незаметно, и в сгущавшихся сумерках тёплого сентябрьского дня наш самолёт оторвался от бетонной полосы, чтобы безопасным маршрутом через Северную Африку доставить меня обратно на Кубу.

В международном аэропорту 'Havana Columbia Airport' меня встретил не кто иной, как Валентин. Хотел взять у меня чемодан, но я с вежливой улыбкой отказался, мол, не такой уж он и тяжёлый. Мы сели в его автомобиль, где мой куратор поздравил меня с удачной поездкой и заявил, что мы едем в одно питейное заведение на окраине Гаваны, где мне предстоит избавиться от своей маскировки.

На деле это выглядело следующим образом... Я завалился в бар под названием 'El Séptimo', и за одним из столиков увидел... самого себя! Если бы я не был заранее предупреждён, то испытал бы настоящий шок. А так я, охреневая про себя такому сходству, сел у барной стойки, заказал холодный коктейль, выпив половину, спросил, как пройти в туалет, и закрылся в кабинке, куда через пару минут кто-то тихо постучал. Открыв дверцу, увидел перед собой двойника, который молча зашёл и принялся стягивать с себя одежду. Обмениваться костюмами в такой тесноте было не очень-то и просто, но мы справились. Под конец маскарада целый месяц живший моей жизнью человек нацепил усы и очки, тем самым став неотличимым от меня самого 5-минутной давности. На прощание мы обменялись документами (теперь я снова был Фил Бёрд), посмотрели друг другу в глаза (что поразительно - одного цвета, а ведь о цветных линзах я в этом времени ещё не слышал), пожали руки и так же молча я покинул кабинку. На столик, за которым сидел двойник, я кинул горку песо, которых явно должно было хватить и на чай, после чего покинул заведение.

Валентин в машине ждал меня за углом. Оценив с довольной улыбкой мой внешний вид, он довёз меня в центр и высадил в квартале от отеля 'SEVILLA'. Дальше я шёл пешком, не забыв прихватить чемодан с древней книгой, к расшифровке которой намеревался приступить по возвращению в Штаты.