Последний магнат - Фицджеральд Фрэнсис Скотт. Страница 11

Он встряхнулся, услыхав свое имя.

— Было бы хорошо, Джон, если бы парень этот у тебя влез на крышу и походил по скату под объективом. Славное бы могло возникнуть чувство — не опасности, не напряжения, а просто так — утро, и паренек на крыше.

Брока оторвался от воспоминаний.

— Ладно, — сказал он. — И чуточку присолить опасностью.

— И того не надо, — сказал Стар. — Он не скользит, не оступается. И отсюда — прямо в следующую сцену.

— Через окно, — предложила Джейн Мелони. — Он к сестре в окно влезает.

— Переход неплохой, — одобрил Стар. — Прямо в сцену с дневником.

Брока уже очнулся полностью.

— Я его сниму чуть снизу, — сказал он. — Не с движения сниму, а с места. Пусть уходит от камеры. Отпущу порядком, затем подхвачу близким планом — и снова отпущу. Не стану его акцентировать, дам на фоне всей крыши и неба. — Такой кадр был ему по душе — режиссерский кадр, какие в теперешних сценариях по пальцам можно перечесть. А снимать — с крана; строить крышу на земле и давать небо рирфоном обойдется в конечном счете дороже. Но тут надо отдать Стару справедливость, у него потолок постановочных расходов — небо, в самом буквальном смысле. Брока слишком долго работал с евреями, чтобы верить басням об их мелочней прижимистости.

— В третьем эпизоде пусть ударит патера, — говорил Стар.

— Что? — воскликнул Уайли. — И чтоб на нас католики обрушились?

— Я уже обсуждал это с Джо Брином. Бывает, священников бьют. Это не наносит урона их сану.

Негромкий голос Стара продолжал звучать — пока мисс Дулан не подняла глаза к часам. Стар оборвал свою речь, спросил Уайта:

— Успеете все это к понедельнику?

Уайли взглянул на Джейн, а та — на него, не трудясь даже кивнуть.

«Прощай суббота с воскресеньем», — подумал Уайли. Но он был под сильным впечатлением слов Стара. Когда тебе платят полторы тысячи в неделю, то от экстренной работы бегать не приходится, особенно если твой фильм под угрозой. Как «свободный» — незаконтрактованный — сценарист, Уайли потерпел неудачу по своей излишней беззаботности, но теперь заботу о деле брал на себя Стар. И созданную им настроенность Уайт сохранит надолго — она не развеется ни во дворе, ни за обеденным столом, ни за рабочим. Уайли ощущал в себе сейчас большую целеустремленность. Прозвучавшее в речах Стара здравомыслие, сценическая выдумка, умное чутье в смеси с полунаивной концепцией всеобщего блага — все это зажгло Уайта желанием внести и свою долю, положить и свой камень в кладку — даже если труд заранее обречен, а результат будет уныл, как пирамида.

Джейн Мелони смотрела в окно на людскую струйку, текущую к кафе. Она поест у себя в рабочей комнате, а пока принесут поднос, вывяжет на спицах несколько рядов. В четверть второго придет тот человек с контрабандными французскими духами, переправленными через мексиканскую границу. Брать их не грех — это как спиртное при сухом законе.

Брока смотрел, как Рейнмунд увивается около Стара. Брока чувствовал — Рейнмунд идет в гору. Рейнмунду платят семьсот пятьдесят в неделю, а режиссеры, сценаристы и звезды, хоть и в полуподчинении у Рейнмунда, получают гораздо больше. Рейнмунд носит дешевые английские туфли, купленные в лавке близ отеля «Беверли Уилшир», — дай ему бог хорошие от них мозоли. Но скоро он станет заказывать себе обувь у Пила и спрячет подальше свою зеленую тирольскую шляпенку с пером. На жизненной дороге Джон Брока шел впереди Рейнмунда на много лет. Брока прекрасно проявил себя на фронте, но так и не оправился духовно с тех пор, как снес пощечину от Айка Франклина.

В комнате было накурено, и за облаком дыма, за своим столом Стар уходил теперь от них все дальше, хотя и дослушивал еще с обычной учтивостью Рейнмунда и мисс Дулан. Совещание кончилось.

— Мистер Маркус звонит из Нью-Йорка, — сказала мисс Дулан.

— То есть как? — удивился Стар. — Вчера вечером я видел его здесь.

— „Но звонок от мистера Маркуса — на проводе Нью-Йорк, и голос мисс Джейкобс из его конторы.

— Мы с ним сейчас вместе завтракаем, — усмехнулся Стар. — Самый быстрый самолет не успел бы его доставить.

Мисс Дулан вернулась к телефону. Стар ждал, чем кончится.

— Все разъяснилось, — сообщила мисс Дулан чуть погодя. — Произошла накладка. Мистер Маркус утром позвонил в Нью-Йорк, сказал им про землетрясение и что залило площадки, и вроде бы велел выяснить у вас детали.

Секретарша новенькая, не поняла мистера Маркуса. Не разобралась, видимо.

— Видимо, так, — сказал Стар сумрачно. Сидевшему в приемной принцу Агге был неясен подтекст диалога, но, падкому до экзотики Нового Света, ему почуялось в этом нечто сногсшибательно американское: желая выяснить у Стара подробности о наводнении, Маркус звонит своей нью-йоркской секретарше, хотя находится от Стара в двух шагах по коридору. Принц вообразил некие сложные, запутанные взаимоотношения, — не подозревая, что вся путаница возникла в мозгу мистера Маркуса, прежде срабатывавшем с четким блеском стального капкана, а теперь дающем временами сбой.

— Совсем новенькая, видимо, там секретарша, — повторил Стар. — А еще что у вас?

— От мистера Робинсона сведения, — сказала мисс Дулан. — Одна из тех женщин называла ему свою фамилию — Смит, или Браун, или Джонс. Он не помнит точно.

— Ценные сведения, что и говорить.

— И еще она ему сказала, что поселилась здесь в Лос-Анджелесе всего лишь на днях.

— Помнится, на ней был серебряный пояс, — сказал Стар, — с прорезами в виде звезд.

— Я продолжаю выяснять относительно Пита Завраса. Я разговаривала с его женой.

— Что же она вам сказала?

— О, Заврасы настрадались — им пришлось отказаться от дома — она заболела.

— А у Пита в самом деле безнадежно с глазами?

— Она ничего об этом, по ее словам, не знает. Впервые слышит о грозящей ему слепоте.

— Странно.

Идя с принцем завтракать, Стар не переставал думать о Заврасе, но проблема тяготила той же беспросветностью, что и беда, постигшая актера Родригеса. Нет, людские недуги не по его части — Стар и о собственном здоровье не слишком заботился. В проулке у кафе он посторонился — мимо катил электрокар со съемочной площадки, набитый статистками в ярких костюмах эпохи Регентства. Платья трепетали на ветру, нагримированные молодые лица смотрели на Стара с любопытством, и он улыбнулся проезжавшим девушкам.

В отдельном зале студийного кафе завтракали двенадцать человек, считая гостя, принца Агге. За столом сидели денежные тузы — сидели заправилы; без гостей они обычно ели молча, лишь время от времени обмениваясь вопросами о жене и детях или роняя что-нибудь неотвязчиво-деловое, освобождая мозг.

Восьмеро из них были евреи; пятеро — уроженцы других стран, в том числе грек и англичанин; все они знали друг друга давно. Внутри группы существовала градация значения и веса — от старого Маркуса по нисходящей к старому Линбауму, сумевшему когда-то купить выгоднейший пакет акций компании. На постановочные расходы Линбауму выделялось не больше миллиона в год.

Старик Маркус упрямо до сих пор не выходил из строя, удручая партнеров своей жизнестойкостью. Какой-то неслабеющий инстинкт держал его начеку, позволял разгадывать интриги — Маркус бывал особенно опасен именно тогда, когда другие думали, что взяли его в кольцо. Черты его землистого лица застыли окончательно, и нельзя было теперь узнать его реакцию даже по рефлекторному подергиванью век — седые брови раскустились, прикрыв внутренние уголки глаз; броня стала сплошной.

Маркус был здесь патриархом, а моложе всех был Стар — теперь-то не так уж разительно. Ведь еще будучи двадцатидвухлетним чудо-мальчиком, он сидел среди них — финансист среди финансистов. У них захватывало дух от быстроты и точности, с какой он производил тогда в уме стоимостные подсчеты, — ибо сами они не были в этом отношении ни волшебниками, ни даже искусниками, вопреки общему представлению об евреях-дельцах. У большинства из них успеху способствовали другие качества, плохо сочетающиеся с искусством калькуляции.