Французские лирики XIX и XX веков - Аполлинер Гийом. Страница 4

Любить всегда, везде, любить, что хватит сил,

Под безмятежностью темнозлатых светил.

Заставьте трепетать уста, крыла и воздух,

Сердцебиения любви, забывшей роздых!

Лобзанье вечное пускай лежит на всем,

И миром, счастием, надеждой и добром,

Плоды небесные, подите вниз, на землю!

Так говорили вы, и, как Вергилий, внемлю

Я вашим голосам торжественным, волы,

И нежит лебедя — вода, скалу — валы,

Березу — ветерок, и человека — небо…

О, естество! О, тень! О, пропасти Эреба.

У НОЧНОГО ОКНА

I

Златые иглы звезд сверкают меж ветвями,

Лоснистая волна тяжелыми струями

Бьет в океанский брег;

Порою облака проносятся, как птицы,

И ветер шепчет слов бессвязных вереницы,

Как спящий человек.

В природе все течет, как из раскрытой урны:

Огонь преходит в дым, и в пену — вихорь бурный,

Все — мимолетный миг.

Что можно взять, держать и сохранить навеки?

Летит за часом час, и с каждым часом некий

Мы видим в мире сдвиг.

Где неподвижность звезд в сей движущейся тайне?

Что — небо зримое, действительно ль бескрайне

И вечно ли оно?

Над нами россыпь солнц всегда ль одна и та же?

Потомок зрит ли все тех же самых стражей,

Что видеть нам дано?

II

О, ночи, будете ль всегда вы тем, что ныне?

Навеки ли разбит шатер небесной сини

Над головой у нас?

Скажи, Альдебаран, ответь, кольцо Сатурна,

Не зрим ли когда в личине безлазурной —

Сквозь прорезь — новых глаз?

Не загорятся ли там новые светила,

И дуги новые и новые стропила,

Что вечный зодчий ввел

В собор, чьим папертям никто конца не знает.

Где семисвещником Медведицы пылает

Чудовищный престол?

Сей ветр, что дал вам жизнь средь голубого лона,

Венера, Сириус, Созвездье Ориона,

Ужель навек затих?

И никогда, его дыханием согреты,

Уж не поднимутся в апреле вечном светы

Цветов совсем других?

Познали ли мы мир с его безмерным чудом,

Мы, тростники болот, мы, черви, чья под спудом

Слюда едва блестит?

Кто вымолвит средь нас кощунственное слово,

Что на челе ночей господь тиары новой

Уже не поместит?

III

Ужели бог вконец свое растратил пламя?

Не извергает ли миры он за мирами?

Ответь, Зенит! Надир!

Не полнит ли господь собой свое творенье?

Ужель угасших уст излил он все горенье

В наш охладевший мир?

Когда огромные являются кометы,

С собою принося глубин бездонных светы,

Дано ли видеть нам,

Куда бегут они, — вселенные иль души,

Скиталицы пучин, горящие втируши

По нашим небесам?

Кто, у истока став, познал первопричину?

Кто, магом и царем сойдя в сию пучину,

Всех тайн хранит ключи?

О, призраки людей, несчастием согбенных!

Кто произнес: «Творец, нам хватит солнц-вселенных.

Довольно. Опочий!»

Кто мятежом попрет закон тысячелетий?

Кто в силах запретить чему-нибудь на свете

Движение его?

Расширившись, всегда любой предел осилишь,

Вся тварь живет, растет и множится, а мы лишь

Свидетели всего.

Мы — лишь свидетели, мы — в трепете глубоком.

Как все живущее, живым исполнен соком

Высокий небосвод,

И древо дивное, живя в сплетеньях темных,

Возносит в небеса — своих ветвей огромных

Неисчислимый плод.

Творенье впереди, за ним стоит создатель,

А человек — увы, лишь жалкий наблюдатель

Обличил вещей.

Достаточно поднять чело над тем, что — рядом,

Чтоб за завесою скрестить свой взгляд со взглядом

Всевидящих очей.

IV

Не скажем же себе: «У нас свои светила!»

Быть может, флоты солнц, уже раскрыв ветрила,

Плывут на нас сейчас.

Быть может, одолев предвечную истому,

Творец перекроит по чертежу иному

Все то, что видит глаз.

Как знать? Кто даст ответ? Над темным небосклоном,

Над сим, созданьями творца загроможденным

Священным лесом сил,

Что волны бытия питают в исступленьи,