Горячее селение Амбинанитело - Фидлер Аркадий. Страница 6

Только теперь нам стало понятно все тропическое богатство фауны Мадагаскара. В Европе невозможно получить и десятой доли такого улова. Богдан — страстный и беспокойный зоолог. Он носится как угорелый. Щеки его горят. Это его великий день, до нас здесь никто не собирал насекомых. Три четверги добычи — новые виды, до сих пор никому не известные.

Богдан — жрец естественных наук и кровожадного божества, он без конца убивает, но притом сам так же зачарован, как и его жертвы. Его пленяет мысль, что далеко-далеко, туда, где течет холодная Висла, он отвезет щедрые дары этой ночи.

В какой-то момент хлынули на лампу несколько десятков тысяч комаров. Они буквально заполнили воздух, но нас не трогают: это самцы, среди них нет ни одной злобной кусающей самки. Какой же инстинкт объединил эту однополую тучу и вытолкнул в пространство? Нет времени для размышлений. Наше внимание приковывает новое явление. Пауки не поддаются влиянию света, эти подлые разбойники пользуются слабостью других. Недалеко от лампы, в полумраке, они протянули свои сети. Вот стремящаяся к свету ночная бабочка попала в паутину и не может выбраться. Паук не набрасывается на нее сразу. Он старается быстро опутать ее новыми сетями. Ночная бабочка в отчаянии собирает силы и в последний миг освобождается.

Но тут происходит странная вещь. Спасшаяся бабочка не улетает испуганно, не проявляет никакого страха. Она взлетает и тут же садится на белую простыню. Она стала нечувствительной к ужасу смерти. Чары света сильнее и значительнее гибели.

Откуда-то из глубины леса объявилось одно из чудес природы: выроилось гнездо термитов. Все больше их прилетает к нам. Мы различаем крупных самок и более мелких самцов. Их тоже привлек свет. Но он не отуманил их, не приковал. Термиты неспокойно носятся по простыне и чего-то ищут, тревожные, подвижные, удрученные. Вот именно — удрученные самым буйным законом своей жизни, инстинктом размножения. И даже свет их не сдерживает. На наших глазах у них отпадают крылышки, брачный наряд готов.

Вблизи слышен приглушенный шепот и виден блеск многих глаз. Наша лампа привлекла жителей деревни.

Из мрака показалась девочка, не больше девяти лет. Она шла медленно, несмело, нерешительно, пока не подошла совсем близко. В ее больших, красивых, широко раскрытых глазах невиданное изумление. Девочка дрожит от волнения. Она поддалась чарам света так же, как насекомые.

Другие двинулись по ее следу, подошли к самой веранде, стали в двух шагах от манящей лампы. Мужчины, женщины, даже маленькие дети, которых приподымают старшие, чтобы они могли увидеть колдовство белого человека. Блестят глаза, сверкают зубы. Стихийный прилет насекомых вызвал страшное любопытство. Они внимательно пожирают глазами каждое движение Богдана. Когда он собирает насекомых в банку с ядом и умерщвляет их, следуют возбужденные замечания и недовольство. Шепот часто вздымается, как бурная волна, и доносятся слова погромче, затем ненадолго наступает внезапная тишина, как будто вся толпа поражена.

Мы чувствуем себя как актеры на сцене перед зрительным залом.

— Что это за слово, которое они так часто повторяют? — опрашиваю у Богдана.

— Не мпакафу ли?

— Правильно, мпакафу. Что оно может означать?

— Может быть, колдун? — догадывается с некоторым беспокойством мой товарищ.

— Снова не хватает нам учителя.

— Ангел-хранитель Рамасо должен поселиться вместе с нами, — пошутил Богдан.

Вдруг какое-то мощное насекомое с громким шумом закружилось в воздухе и затем село. Богомолтисма — один из самых внушительных видов этого типа и один из самых чудовищных хищников. Садясь, богомол встряхивает всю простыню.

Тисма всегда и везде пожирает других насекомых. Но сейчас — глазам не верится — сплошная идиллия: богомол уселся рядом с аппетитной прялкой, почти касаясь ее, — и ничего. Самое невероятное приключение этой ночи, самое непонятное и таинственное явление природы: богомол не схватил сидящую рядом жертву.

Он поднял над головой длинные передние лапы, ощетинившиеся смертоносными шипами, и движение это не лживо — богомол действительно молится. Неподвижный, с поднятой головой, он вперил жадные глаза в лампу и, обессиленный, ослепленный ее блеском, как бы отдает почтительную дань могучему божеству — свету.

Вдруг — что это? Мы затаили дыхание и прислушались. Из ближайшего леса доносится мрачный вой. В темноте слышатся протяжные громкие звуки. Они заполняют всю долину. Заполняют не то тоскливой жалобой, не то просьбой о помиловании.

Это воют лемуры. Воют на наш свет. Свет разбудил их на горных склонах соседнего леса.

Прервав на минуту ночную охоту, я вошел в кухню, где наш повар Марово мыл посуду после ужина.

— Марово, — обращаюсь к нему, — что означает слово мпакафу?

Внезапный ужас появился в его глазах. Он весь помертвел и долго не может опомниться от страха.

— Ну, скажи! — настаиваю дружелюбно.

— Не знаю, я ничего не знаю, — бормочет он дрожащим голосом.

— Марово, не бойся! Не будь ребенком! Скажи, что оно значит.

Но повар твердил одно и то же, что ничего не знает, потом он замкнулся в мрачном молчании и не стал отвечать ни на один вопрос.

На следующий день рано утром он принес нам вкусный завтрак: яичницу, сухарики, привезенные из Тананариве, масло, джем, пучок сладких бананов, ароматный кофе. После завтрака он старательно прибрал нашу хижину, состоящую из одной большой комнаты, смахнул крошки с нашей незатейливой мебели — стола и нескольких грубо сколоченных стульев; затем надел чистую рубаху, стал передо мной и торжественно попросил отпустить его немедленно.

— Вот так сюрприз! — восклицаю я. — Почему так внезапно?

Марово отвечает, что у него страшно болит голова, что в Мароанцетре у него беременная жена, что заболели дети, что ночью ему приснился тесть и звал его и он должен пойти к тестю…

Разумеется, я не соглашаюсь. Кречмер что есть духу мчится к учителю Рамасо и вскоре возвращается с ним. Учитель взывает к совести повара, и это дает желаемые результаты. Марово, все еще с мрачным лицом, соглашается остаться и работать дальше. Для поднятия духа я прибавил ему жалованье.

Теперь туча рассеялась. Только с лица Марово долго не сходила упрямая забота, и на следующий день наше меню уже не отличалось ни вкусом, ни разнообразием, ни изобретательностью.

— Так что означает в конце концов мпакафу? — спрашиваю учителя.

— Не тревожьтесь! — утешает Рамасо. — Это нехорошее слово. Означает — пожиратель сердец.

— Звучит очень романтично!

— Романтично только в вашем европейском понимании. Здесь это воспринимается буквально. Пожиратель сердец — это значит белый колдун, который действительно вырывает сердца и поедает их.

КРОТКИЙ, СТРАШНЫЙ ДЕМОН

В Амбинанитело мы познакомились с особым миром духов; жители деревни неосмотрительно разместили их повсюду вокруг и тем самым причинили себе немало хлопот.

Всевозможные духи в общем-то не отличаются привлекательностью. Они обитают в животных, деревьях, скалах, в дебрях лесов, но больше всего их кружится в воздухе. Главным образом это духи предков. Настроение у них весьма изменчивое, к людям они редко относятся с приязнью, чаще враждебно; но с ними можно поговорить и поторговаться. Казалось бы, жизнь коричневых людей, питающихся рисом, молоком кокосовых пальм и блеском солнечных лучей, должна быть простой и беззаботной. Нет! Жизнь их сложна, запутана и много трудней, чем жизнь белых людей.

Вот хамелеон. Честнейшее создание в мире. Святая душа, невозможнейший растяпа, невинный пожиратель мушек. Он родственник ящериц, но куда ему до их проворства! Словно в жилах его течет не кровь, а столярный клей: передвигается он медленнее, чем муха, завязшая в меду. Испанская пословица гласит: замеченный хамелеон считается погибшим. Удирать он не умеет. И все же природа снабдила это беспомощное создание самыми необходимыми для жизни органами, чтобы оно не вымерло без остатка. В вознаграждение за малоподвижные лапы хамелеон получил весьма длинный язык, которым он ловит насекомых, не приближаясь к ним. Если насекомые не садятся поблизости, хамелеон постыдно голодает или предпринимает утомительное путешествие на соседнюю ветку. Что и говорить, хлеб достается ему тяжело.