Собрание сочинения в четырех томах. Том третий. Избранные переводы - Маршак Самуил Яковлевич. Страница 52

Весь потемнел владелец дудки.

— В своем ли, сударь, вы рассудке?

К чему вся эта болтовня!

Довольно дела у меня.

К обеду я спешу отсюда

В Багдад, где лакомое блюдо

Готовит мне дворцовый повар, —

С ним у меня такой был сговор,

Когда я вывел из притонов

Под кухней стаю скорпионов.

Я с ним не спорил о цене.

Но вы свой долг отдайте мне!

А если со мною сыграли вы шутку,

Звучать по-иному заставлю я дудку!…

— Да как ты смеешь, — крикнул мэр; —

Мне ставить повара в пример!

Как смеешь, клоун балаганный,

Грозить нам дудкой деревянной.

Что ж, дуй в нее, покуда сам

Не разорвешься пополам!

Снова на улицу вышел флейтист,

К флейте устами приник,

И только издал его гладкий тростник

Тройной переливчатый, ласковый свист,

Каких не бывало на свете, —

Послышалось шумное шарканье, шорох

Чьих-то шагов, очень легких и скорых.

Ладошки захлопали, ножки затопали,

Звонких сандалий подошвы зашлепали,

И, словно цыплята бегут за крупой,

Спеша и толкаясь, веселой толпой

На улицу хлынули дети.

Старшие, младшие,

Девочки, мальчики

Под флейту плясали, вставая на пальчики.

В пляске

Качались кудрей их колечки,

Глазки

От счастья светились, как свечки.

С криком и смехом,

Звонким и чистым,

Мчались ребята

За пестрым флейтистом…

Мэр и советники замерли, словно

Их превратили в стоячие бревна.

Ни крикнуть они, ни шагнуть не могли,

Будто внезапно к земле приросли.

И только следили за тем, как ребята

С пляской и смехом уходят куда-то

Вслед за волшебником с дудкой в руке.

Вот уже с улицы Главной к реке

Манит ребят говорливая дудка.

Мэр и старшины лишились рассудка.

Вот уже Везера волны шумят,

Пересекая дорогу ребят…

Руки тряслись у старшин от испуга,

Свет в их глазах на мгновенье померк…

Вдруг повернула процессия с юга

К западу — к склонам горы Коппельберг.

От радости ожили мэр и старшины:

Могут ли дети дойти до вершины!

Их остановит крутая гора,

И по домам побежит детвора.

Но что это? В склоне открылись ворота —

Своды глубокого, темного грота.

И вслед за флейтистом в открывшийся вход

С пляской ушел шаловливый народ.

Только последние скрылись в пещере,

Плотно сомкнулись гранитные двери.

Нет, впрочем, один из мальчишек не мог

Угнаться за всеми — он был хромоног.

И позже, когда у него замечали

Близкие люди улыбку печали,

Он отвечал, что с той самой поры,

Как затворились ворота горы

И чудная дудка звучать перестала,

Скучно в родном его городе стало…

Он говорил: — Не увидать

Мне никогда страны счастливой,

Куда от нас рукой подать,

Но где земля и камни живы,

Где круглый год цветут цветы

Необычайной красоты.

Где воробьи простые краше,

Чем яркие павлины наши,

Где жала нет у мирных пчел,

Где конь летает, как орел,

Где все вокруг не так, как дома,

А ново, странно, незнакомо…

И только показалось мне,

Что в этой сказочной стране

Я вылечу больную ногу,

Скала закрыла мне дорогу,

И я, по-прежнему хромой,

Один, в слезах, побрел домой…

О горе Гаммельну! Богатый

Там начал думать над цитатой,

Что, как верблюду нелегко

Пролезть в игольное ушко,

Так и богатым в рай небесный

Не проползти тропинкой тесной…

Напрасно мэр гонцов и слуг

Послал на сотни верст вокруг

С такою трудною задачей:

Где б ни был этот шут бродячий,

Найти его и обещать

Вознаграждение любое,

Коль в город он придет опять

И приведет детей с собою…

Когда же мэр в конце концов

Узнал от слуг и от гонцов,

Что и флейтист исчез без вести,

И детвора с флейтистом вместе,

Созвал он в ратуше совет

Чтобы издать такой декрет.

— Пусть ведают стряпчие и адвокаты:

Там, где в бумагах проставлены даты,

Должно добавить такие слова:

«Столько-то времени от рождества

И столько-то времени с двадцать второго

Июля — то есть со дня рокового,

Когда отцвела, не успевши расцвесть,

Надежда народа всего городского —

В году от рождества Христова

Тысяча триста семьдесят шесть».

А путь последний детворы —

От набережной до горы —

Старшины города и мэр

Потомкам будущим в пример

Иль в память совести нечистой

Назвали Улицей Флейтиста.

Ни двор заезжий, ни трактир

Здесь нарушать не смеют мир.

Когда ж случится забрести

На эту улицу флейтистам

И огласить окрестность свистом, —

Дай бог им ноги унести!

А на колонне против скал,

Где некогда исчезли дети,

Их повесть город начертал

Резцом для будущих столетий.

И живописец в меру сил

Уход детей изобразил

Подробно на стекле узорном

Под самым куполом соборным.

Еще сказать я должен вам:

Слыхал я, будто в наше время

Живет в одной долине племя,

Чужое местным племенам

По речи, платью и обрядам,

Хоть проживает с ними рядом.

И это племя в Трансильвании

От всех отлично оттого,

Что предки дальние его,

Как нам поведало предание,

Когда-то вышли на простор

Из подземелья в сердце гор,

Куда неведомая сила

Их в раннем детстве заманила…