Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович. Страница 17
Я люблю, когда горянки слушают мои слова Молчаливо и покорно – это очень им идет… Чистота потоков горных, Высота отрогов горных, Неба высь и синева, Честь высокая и гордость – ох, как это им идет!..
*
Снова птицы меня разбудили И лучи. Уже встали лучи. Речку вброд перешли. Подсветили Под окошком листву алычи.
Затолкались росинки. В спирали Завиваясь, туманы пошли. И, как дымные трубы, восстали К небесам испаренья земли.
Как седые старухи, которым Страшен утра пронзительный взгляд, Прячут ветхость и сумрачность горы В ослепительно новый наряд.
По-другому написано в книгах, А по мне, состоит человек Из смещения солнечных бликов, Шума птиц и шептания рек, Смены рос и туманных спиралей, Пенья трав и молчания далей.
*
Себе представший в образе Махмуда, Лежу ничком в Карпатах на снегу, И грудь моя прострелена. Мне худо, И снег багров, и встать я не могу.
Но все ж меня домой живым вернули, И под окном изменчивой Муи Стою, как месяц ясный, но в ауле. Следят за мною недруги мои.
Кумуз настроив, только начал петь я, Они меня схватили, хохоча, И спину мне расписывают плетью Крест-накрест, от плеча и до плеча.
Пусть насмехается имам из Гоцо, Пригубив чашу огненной бузы. Я зубы сжал. Мне потерпеть придется, Он не увидит ни одной слезы.
Что я Махмуд – мне показалось нынче, Брожу в горах печальный от любви, Со звездами, чей свет неполовинчат, Я говорю, как с близкими людьми.
Роятся думы, голова что улей, Пою любовь, чтоб вы гореть могли. Но рвется песня: я настигнут пулей Пред домом кунака из Иргали.
Прощайте, люди. Поздно бить тревогу. Меня на бурке хоронить несут… Какая мысль нелепая, ей-богу, Мне показалось, будто я – Махмуд.
БУДЬ ПРИЗВАНИЮ ВЕРЕН
Ветры в драку кинулись с вершины, Ты, поэт, строкою в них пальни, Унося дырявые хурджины, За горами скроются они.
Шторм на море, море разъярилось, Встань над ним, поэт, и повели, Чтоб оно сменило гнев на милость, В гавани вернуло корабли.
На дорогах снежные завалы. Затруби, поэт, в апрельский рог, Чтобы вновь открылись перевалы, Обнажились лезвия дорог.
Плачет мать, склонившись к изголовью Сына, что зовет ее в бреду. Ты, поэт, своей пожертвуй кровью И надежды засвети звезду.
Пал солдат. И в пурпуре заката Низко травы клонятся вблизи. Стихотворец, воскреси солдата, Будь призванью верен – воскреси!
Возврати любимого любимой, Голым веткам шелест подари, И тропу вдоль чащи нелюдимой Ты от сердца к сердцу протори.
Путника запекшиеся губы Ты смочи журчаньем родника. И когда трубят горнисты Кубы, Призови себя в ее войска.
Чтобы тени прошлого исчезли, Сторониться времени нельзя, Ты суди по совести и чести, Неподкупный, праведный судья.
ПЕТУХИ
Ночные звезды потухали, Как будто искорки в золе, Когда разбужен петухами Я был на утренней заре.
Открыв глаза, я улыбался, Мой сон растаял, словно снег. Во мне все громче просыпался Гортанный шум кавказских рек.
И пела женщина в ауле, Забыв над колыбелью сон, И доносился посвист пули, Которой брат мой был сражен.
И я сквозь утреннюю дымку Мог разглядеть в туманной мгле, Как смех и плач сидят в обнимку На темной и крутой скале.
В далекой Кубе разбудили Меня чужие петухи, И душу мне разбередили И пробудили в ней стихи.
Я был для истины к тому же, Для настоящей высоты, От преходящих чувств разбужен Известности и суеты.
И волны моря полыхали, И посвящалось вновь добру Мое призванье, петухами Разбуженное поутру.
Я знаю горцев Дагестана, Ушедших от вершин родных. Вы, петухи, на зорьке рано Однажды разбудите их.
Не избалованы досугом, Но разучились, мне под стать, Они весной ходить за плугом И скакунов лихих седлать.
Сманите их из кабинетов, Туда, глашатаи зари И провозвестники рассветов, Где звезд не застят фонари.
Где жизнь спокойна и сурова, Где на вершинах дышат всласть, Где ценят храбрость и на слово Пылинке не дадут упасть.
Пусть вспомнят юность горцы эти, Пред ней искупят все грехи. Прошу вас я: вы на рассвете Их разбудите, петухи.
ОКЕАН
«Ха-хаа! Ха-хаа!» – хохочет утром рано Ширь океана в солнечном кругу, А в полдень слышен рокот океана: «Ха-ха-ха-хаа! Гу-гу-гу-гу! Гу-гуу!»
Смеркается. И океан грохочет: «Бу-буу! Бу-буу!» Он, как пушкарь, оглох, Но, потемнев и утомившись к ночи, Вздыхает тяжко: «Ох! Ох-ох! Ох-ох!»
А ночью в океанской колыбели Качает звезды лунная вода: «Ла-ла! Ла-ла!» Жизнь наша в самом деле Как океан… «Да-да! Да-да! Да-да!»
ЯРКА ЯРОСЛАВНА
Яблоко упало. Град прошел недавно; Сердце мое ранено. Чья же в том вина? Я тебе признаюсь, Ярка Ярославна, В этом виновата только ты одна.
С доктором влюбленным вечером весенним Выйдешь на прогулку ты рука к руке, Проплывут в Дунае рядом ваши тени, Две – от одинокой тени вдалеке.
Моего соперника стала ты отрадой, В Братиславе милой вас свела любовь. Ярка Ярославна, ты его порадуй Над моей печалью пошути с ним вновь.
*
Мне не кажутся Карловы Вары с вершины Сочетаньем домов, и деревьев, и лиц… Предо мною белеет вдали не долина, А тарелка с десятком куриных яиц.
Горы, горы… Верхушки деревьев под ними, По зеленому склону прошита тропа. Только рыжую голову солнце поднимет – И уже поднимается к солнцу трава.
Я запомнить хочу необычную землю, Где, как равная, с осенью дружит весна. Глянешь вверх – по-весеннему свежая зелень, Глянешь вниз – желтизна, желтизна, желтизна.
Пробегает по склону спокойный и скромный, Не изведавший силы своей ветерок, И ладонь окропляет зеленою кровью, С материнскою веткой расставшись, листок.
Здесь весна… Но минувшую осень я вижу И покрытые желтой листвой деревца. И ко мне придвигаются ближе и ближе Дорогие черты дорогого лица.
И в руках – не зеленая хрупкость листочка, А для песни готовое поле листа… Только где бы я ни был, без маленькой дочки Мне казалась неполной всегда красота.
Все дороги земли приведут к Дагестану, Все дороги любви мне напомнят о нем… Я с вершины чужой, как тоскующий странник, Все хочу разглядеть мой покинутый дом…
*
Глазами маленьких озер Пусть край чужой в меня вглядится, Пусть голубой струится взор Сквозь камышовые ресницы.
Вон окна поздние зажглись Под потускневшей черепицей, За окнами чужая жизнь, Чужой язык, чужие лица.
И людям от своих забот Здесь так по своему не спится, И так по своему поет Ночная, заспанная птица.
Густеет надо мною тьма – Сильней уже нельзя сгуститься, А я не сплю, я жду письма, Тобой исписанной страницы.
ПИСЬМО ИЗ ИНДИИ
Александру Твардовскому
Мне чудится, что вал морской заиндевел, Но день горяч, и трудно я дышу. Привет тебе из философской Индии, Откуда эту весточку пишу.
Ни облачка над улицами города, И кажется, что выцвел небосвод. Шумит Бомбей и, захмелев от голода, В тарелках щедро солнце раздает.
Пью только чай и охлаждаюсь соками, Жара похожа на сухой закон. Взгляд у меня тоскующего сокола И к бездне океана обращен.
Штурмует волн всклокоченное воинство Передний край тропической земли. И, полон океанского достоинства, Встал пароход от берега вдали.
Вздымая флаг, что с парусами алыми Находится в немеркнущем родстве, Он, как вершина горная над скалами, Над волнами белеет в синеве.
В его черты я вглядываюсь пристальней, Мне дороги они. Я их люблю. Не может он пришвартоваться к пристани: Опасна мель большому кораблю.
И, как судьба соленая и славная, К его груди прильнула глубина. И корабля вниманье неослабное Во все погоды чувствует она.
А между ним и раскаленным берегом Мне лодки плоскодонные видны. И в суете приходится им, бедненьким, Захлебываться накипью волны.
Они признанья дальнего не видели, И груз годов им вряд ли по плечу. Пишу тебе из философской Индии И мысленно обнять тебя хочу.