Т. 1. Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов - По Эдгар Аллан. Страница 31

ЗВОН [93]

Слышишь, — в воздухе ночном

Серебром

Бубенцы гремят на санках, что взметают снег

Столбом.

Как гремят, гремят, гремят

В чуткой тишине морозной!

Звонкой радостью объят

Небосвод бессчетнозвездный,

И мерцают звезды в лад.

В этой песне звонкой, складной

Лад старинный, лад обрядный.

О, заливисто-хрустальный мелодичный перезвон,

Легкий звон, звон, звон, звон,

Звон, звон, звон, —

Ясный, чистый, серебристый этот звон.

Слышишь, — счастьем налитой,

Золотой,

Звон венчальный, величальный, звон над юною четой,

Звон в ночи благоуханной,

Благовест обетованный!

Падает он с вышины

Мерный, веский;

Светлой радости полны,

Долетают золотые всплески

До луны!

Ликованьем напоен,

Нарастает сладкозвучный, торжествующий трезвон!

Яркий звон!

Жаркий звон!

Упованьем окрылен,

Славит будущее он

Гимном вольным колокольным.

Светлый звон, звон, звон,

Стройный звон, звон, звон, звон,

Звон, звон, звон,

Звон блаженный, вдохновенный этот звон!

III

Слышишь, — рушит мирный сон

Медный звон!

Он ужасное вещает: стар и млад им пробужден!

В уши тугоухой ночи

Изо всей вопит он мочи!

Рев испуга страшен, дик,

Бессловесный крик, крик,

Вопль медный.

Он отчаянно взывает к милосердию огня,

Беспощадного, глухого, бесноватого огня.

Пламя, свой разбой чиня,

Лезет ввысь, ввысь, ввысь, —

Берегись! Берегись!

Вот-вот-вот его клешня

Доберется до луны прозрачно-бледной,

Сеет ужас и разлад

Обезумевший набат,

Звон сполошный!

Черной жутью напоен

Этот звон, звон, звон,

Крик захлебывающийся, крик истошный!

Слушай, как кричит набат,

Завывая,

Отбивая

Взлет пожара или спад;

Слушай, — все расскажет он,

Гул нестройный,

Разнобойный:

Жив огонь иль побежден.

То слабее, то сильнее злой неистовствует звон,

Ярый звон,

Буйный звон, звон, звон, звон,

Звон, звон, звон,

Исступленный, распаленный этот звон!

Слышишь, — там, над краем бездны,

Звон железный, —

Он твердит о жизни бренной, о надежде бесполезной!

Тишь ночную всколыхнул

Душу леденящий гул, —

Мы трепещем, заунывный слыша звон!

О, как скорбно, Боже правый,

Рвется вон из глотки ржавой

Хриплый стон!

Что за племя, что за племя —

Те, на башнях, кто со всеми

Разобщен,

Те, кто гудом, гудом, гудом,

Горьким гулом похорон,

Властвуют над сонным людом,

В сонный мозг вонзая звон!

Вы не люди, вы не люди,

Нелюди вы, звонари,

Вам веселье в этом гуде,

Упыри!

Кто взялся быть звонарем,

Надмогильным стал царем,

Мечет гром, гром, гром,

Гром,

Творит священный звон!

Ликованьем опьянен,

Он творит священный звон!

И вопит, и пляшет он,

И в раскачке этой складной

Лад старинный, лад обрядный,

Гимн забытых пра-времен

Этот звон:

В песне долгой, безотрадной

Лад старинный, лад обрядный.

Пляшет он под этот звон,

Под надрывный звон, звон,

Заунывный звон, звон,

И в раскачке этой складной

За поклоном бьет поклон,

В лад старинный, лад обрядный

Вновь и вновь берет разгон

Под раздольный звон, звон,

Колокольный звон, звон,

Скорбный звон, звон, звон, звон,

Звон, звон, звон,

Под прощальный, погребальный этот звон.

ЕЛЕНЕ

(Елене Уитмен) [94]

Тебя я видел только раз единый —

Прошли года — не подсчитать мне: сколько.

Но мнится все, что так немноголет.

В июле это было; поздней ночью;

Подобная твоей душе, по небу

Плыла луна уклонною дорогой,

Рассеивая свет серебряный

На дрему и покой несчетных роз,

В саду волшебном ввысь подъявших лица, —

В саду волшебном, где несмелый ветер

Бродил на цыпочках, качая розы,

Подъявшие сиянием любви —

В экстазе смертном — ароматы-души

К серебряной и шелковой луне, —

Где, улыбаясь, умирали розы

Присутствием твоим восхищены.

А ты была вся в белом, на скамье

Темнеющей склоненная — роняла

Свой свет луна на лица тихих роз

И на тебя, застывшую в печали!

То не Судьба ль была июльской ночью —

Да, не Судьба ль (чье имя также: Грусть),

Что я остановился у решетки?

Вдыхая запах задремавших роз,

Не шевелясь, стоял я; все заснуло.

Лишь ты да я (сливая два созвучья,

Вот эти, бьется сердце — о, отрада!)

Лишь ты да я — померкло и исчезло

Все, все вокруг в блаженный этот миг.

(О, сохрани о нем воспоминанье!)

Жемчужный свет луны погас, и мраком

Окуталась замшоная скамья

И длинная аллея и деревья

Тихонько шепчущие; запах роз

В руках у ветра любящего умер.

И было все одной тобой полно —

Тобой одной, твоей душой, глазами.

Я только их и видел — в целом мире

Я видел только их одно мгновенье —

Пока луна померкнуть не успела…

В кристальных сферах сердце в этот миг

Причудливую сказку записало!

Твои глаза — таким глубоким горем

Они светились и надеждой гордой,

И смелостью волнующих желаний,

И неизмерною способностью любви!

Я помню, как ушла она — Диана —

На западное ложе грозных туч, —

И ты, меж кипарисов похоронных,

Прошла, как призрак… А глаза остались, —

Твои глаза… О, им нельзяуйти!

В пустынный путь мой, поздней ночью, к дому,

Они светили мне… С тех пор со мной

Онинавек (…не таковы надежды!..)

Сквозь горечь лет; и я покорен им.

Руководительствовать мной, сомненья

Рассеиватьсвоим прозрачным светом

И пламенем ненашим освещать

Угрюмый мрак души — удел их давний.

Они, как звезды, в этом дальнем небе

И красота (а красота — надежда).

Коленопреклоненный, им молюсь

В печальные часы ночей безмолвных

И в суете дневной… Они со мной

Две сладостно-светящие звезды

Вечерние. Их блеск не застит солнце!