Правда – хорошо, а счастье лучше - Островский Александр Николаевич. Страница 7

Входят Платони Мухояров. Грознов садится сзади стола у шкафа и жует яблоко.

Зыбкина, Грознов, Платон, Мухояров.

Мухояров (садится, разваливается и надевает пенсне). Скажите, пожалуйста, я вас спрашиваю: ваш сын имеет в себе какой-нибудь рассудок?

Зыбкина. Не знаю, как вам сказать. Кажется, бог не обидел, ну, и учили мы его.

Мухояров. Однако и образования настоящего по бухгалтерской части я не вижу.

Платон. Фальшивые балансы-то тебе писать? Нет, уж это на что же.

Мухояров. Не с вами говорят, а с вашей маменькой. Но я даю ему работу, и очень интересную, – баланс стоит сто рублей, я предлагаю полтораста; но он не берет.

Платон. Совести не продам, сказано тебе, и не торгуйся лучше.

Мухояров. Какой же ты бухгалтер! От тебя твоей науки сейчас требуют, а не совести; значит, ты не своим товаром торгуешь.

Платон. Да уж будет разговаривать-то! Тысячи рублей не возьму, вот тебе и сказ!

Мухояров. Твоя глупость при тебе, – я спорить не стану. Мы людей найдем. (Зыбкиной.) У нас дело вот какого роду: много денег в кассе не хватает, хозяин издержал на свои развлечения: так нам требуется баланс так оттушевать, чтобы старуха разобрать ничего не могла. (Показывая на Грознова.) Что это у вас за орангутант?

Зыбкина. Какой орангутант, помилуйте! Это кавалер. Ваша нянька хочет его к вам в ундера поставить. (Грознову, указывая на Платона.) Вот, Сила Ерофеич, сынок-то мой, про которого говорили.

Грознов. Парень знатный! (Манит рукой Платона.) Поди-ка сюда поближе.

Платон подходит.

Кто это? (Указывая на Мухоярова.)

Платон. Приказчик от Барабошева.

Грознов. О!… А я думал!… (Отворачивается и жует яблоко.)

Мухояров (вставая). Хорош мужчина.

Грознов. Недурен. А ты как думаешь?

Зыбкина. Он в разных сражениях бывал, королей, императоров и всяких принцев видел.

Мухояров. Врет все, ничего он не видел; за пушкой лежал где-нибудь.

Грознов. Нет, видел.

Мухояров. На картинке?

Грознов (сердится). В натуре.

Мухояров. Которого?

Грознов. Австрицкого, прежнего.

Мухояров. А какой он из себя? Мал, велик, толст, тонок? Вот и не скажешь.

Грознов. Нет, скажу.

Мухояров. А скажешь, так и говори! Вот мы твою правду и узнаем. Ну какой?

Грознов (передразнивая). Какой, какой! Солидный человек, не тебе чета. (Встает.) Ну, я пойду.

Зыбкина. Идите, Сила Ерофеич.

Мухояров. Куда нам такую ветошь? У нас не Матросская богадельня. Разве для потехи?

Грознов. Поживи-ка с мое, так сам в богадельню запросишься, а я еще на своих харчах живу. А у Барабошевых тебя держать станут ли, нет ли, не знаю; а я жить буду. А коли будем жить вместе, не прогонят тебя, так ты мне вот как будешь кланяться. Не больно ты важен, видали почище. (Уходит.)

Мухояров. Я прихожу к вам вроде как благодетель, интересую вас работой; но вы сами не хотите, значит, прощайте! Между прочим сказать – я вам не опекун. (Уходит.)

Зыбкина, Платон.

Платон. Поняли, маменька?

Зыбкина. Нечего мне понимать, да и незачем.

Платон. Какую штуку-то гнет! Сами обманывать не умеют, так людей нанимают.

Зыбкина. Кого обманывать-то?

Платон. Старуху, Барабошеву старуху. Какую работу нашел, скажите!

Зыбкина. Да ты эту работу умеешь сделать?

Платон. Как не уметь, коли я этому учился.

Зыбкина. Деньги дадут за нее?

Платон. Полтораста посулил.

Зыбкина. Миллионщики мы?

Платон. Мы не миллионщики; но я, маменька, патриот.

Зыбкина. Изверг ты, вот что! (Утирает платком глаза.)

Платон. Об чем вы плачете? Вы должны хвалить меня, я вот последние часики продал.

Зыбкина. Зачем это?

Платон. Чтобы долг заплатить. (Достает деньги.) Вот, приложите к тем.

Зыбкина. Нет, оставь у себя, пригодятся. Без денег-то везде плохо.

Платон. Да ведь там не хватает.

Зыбкина. Чего не хватает?

Платон. Долг-то отдать; не все ведь.

Зыбкина. Да уж я раздумала платить-то. Совсем было ты меня с толку сбил; какую глупость сделать хотела! Как это разорить себя…

Платон. Маменька, что вы, что вы!

Зыбкина. Хорошо еще, что нашлись умные люди, отсоветовали. Руки по локоть отрубить, кто трудовые-то отдает.

Платон. Маменька, маменька, да ведь меня в яму, в яму.

Зыбкина. Да, мой друг. Уж поплачу над тобой, да, нечего делать, благословлю тебя, да и отпущу. С благословением моим тебя отпущу, ты не беспокойся!

Платон. Маменька, да ведь с триумфом меня повезут, провожать в десяти экипажах будут, извозчиков наймут, процессию устроят, издеваться станут, только ведь им того и нужно.

Зыбкина. Что ж делать-то! Уж потерпи, пострадай!

Платон. Маменька, да ведь навещать будут, калачи возить – всё с насмешкой.

Зыбкина. Мяконький калачик с чаем разве дурно?

Платон. Ну, а после чаю-то, что мне там делать целый день? Батюшки мои! В преферанс я играть не умею. Чулки вязать только и остается.

Зыбкина. И то дело, друг мой, все-таки не сложа руки сидеть.

Платон (с жаром). Так готовьте мне ниток и иголок, больше готовьте, больше!

Зыбкина. Приготовлю, мой друг, много приготовлю.

Платон (садится, опуская голову). От вас-то я, маменька, не ожидал, – признаться сказать, никак не ожидал.

Зыбкина. Зато деньги будут целее, милый друг мой.

Платон. Всю жизнь я, маменька, сражаюсь с невежеством, только дома утешение и вижу, и вдруг, какой удар, в родной матери я то же самое нахожу.

Зыбкина. Что то же самое? Невежество-то? Брани мать-то, брани!

Платон. Как я, маменька, смею вас бранить! Я не такой сын. А только ведь оно самое и есть.

Зыбкина. Обижай, обижай! Вот посидишь в яме-то, так авось поумнее будешь.

Платон. Что ж мне делать-то? Кругом меня необразование, обошло оно меня со всех сторон, одолевает меня, одолевает. Ах! Пойду брошусь, утоплюся.

Зыбкина. Не бросишься.

Платон. Конечно, не брошусь, потому – это глупо. А я вот что, вот что. (Садится к столу, вынимает бумагу и карандаш.)

Зыбкина. Это что еще?

Платон. Стихи буду писать. В таком огорчении всегда так делают образованные люди.

Зыбкина. Что ты выдумываешь!

Платон. Чувств моих не понимают, души моей оценить не могут и не хотят; вот все это тут и будет обозначено.

Зыбкина. Какие ж это будут стихи?

Платон. «На гроб юноши». А вам читать да слезы проливать. Будет, маменька, слез тут ваших много, много будет. (Задумывается, пишет и опять задумывается.)

Входит Филицата с узлом.

Зыбкина, Платон, Филицата.

Филицата. Вот я тебе яблочков принесла! На-ка! (Отдает узел.) Салфеточку-то не забудь, хозяйская.

Зыбкина. Спасибо, Филицатушка, об салфетке попомню.

Филицата. Освободи-ка нас на минутку, нужно мне Платону два слова сказать.

Зыбкина. Об чем же это?

Филицата. Наше дело, мы с ним только двое и знаем.