Пионовый фонарь - Энтё Санъютэй. Страница 12

– Простите, не скажете ли мне, чья это могила там, позади храма, на которой лежит фонарь с колпаком в виде пиона?

– Это могила дочери хатамото Иидзимы Хэйдзаэмона на Усигомэ, – ответил монах. – Скончалась она недавно, и ее должны были похоронить у храма Ходзю-дзи, но похоронили у нас, потому что наш храм все равно у Ходзю-дзи в подчинении…

– А чья могила еще там рядом?

– А рядом могила служанки этой девушки. Она умерла от усталости, ухаживая за своей больной госпожой, и их похоронили вместе.

– Вот оно что, – в смятении пробормотал Синдзабуро. – Значит, это и верно привидения…

– Как вы сказали?

– Нет-нет, ничего, – сказал Синдзабуро. – До свидания.

Он чуть ли не бегом возвратился домой и рассказал обо всем Хакуодо Юсаю.

– Странное дело, – озабоченно сказал Юсай. – Удивительное. И за какие только грехи привидение влюбилось в вас?

– Горе мне, – отозвался Синдзабуро. – И ведь, наверное, сегодня вечером опять придут…

– Откуда вы знаете? Они обещали?

– Да. Она сказала, что придет обязательно. Сэнсэй, пожалуйста, останьтесь сегодня на ночь у меня, а?

– Ну уж нет, увольте! – испуганно сказал Юсай.

– Тогда сделайте что-нибудь при помощи ваших гаданий…

– Нет, гадания против привидений бессильны… А вот напишу-ка я господину Рёсэки, настоятелю этого самого храма Симбандзуй-ин! Он человек огромного ума, искушенный в молитвословиях… И мы с ним в дружбе. Отнесите ему мое письмо и попросите помочь.

Юсай написал, Синдзабуро отправился в храм и попросил передать письмо настоятелю, господину Рёсэки. Настоятель Рёсэки действительно благоволил к Юсаю. Прочитав письмо, он сейчас же велел проводить Синдзабуро в свои покои. В коричневой рясе поверх белого кимоно, он восседал, неподвижно выпрямившись, на простом дзабутоне. Лет ему было за пятьдесят, и весь его облик свидетельствовал о высоких его добродетелях и самоотверженности в служении Будде. Синдзабуро невольно перед ним склонился.

– Ты и есть Хагивара Синдзабуро? – услышал он.

– Да, я недостойный ронин, и зовут меня Хагивара Синдзабуро. Не знаю, за какие грехи, но меня преследует призрак умершей. Так пишет вам Хакуодо, и это чистая правда. Почтительно молю вас, отгоните от меня этот призрак.

– В письме сказано, что на твоем лице проступила тень смерти. Подойди ко мне, чтобы я мог взглянуть на тебя. Вот так… Да, сомнений нет, в ближайшее время ты умрешь.

– Молю вас, – воскликнул Синдзабуро, – сделайте так, чтобы я избежал смерти!

– Твою судьбу определяют глубоко скрытые причины, – задумчиво произнес настоятель. – Этому трудно поверить, и все же это так. Призрак преследует тебя не из злобы, но от большой любви. Весь ужас и вся неизбежность судьбы твоей в том, что тебя на протяжении вот уже трех или четырех существований, умирая и вновь рождаясь, меняя свой облик, любит одна женщина. Судьбы избежать невозможно. Но чтобы отогнать призрак, я вручу тебе могучий талисман, именуемый «кайоннёрай», и вознесу молитвы за умиротворение голодной души этой женщины. Что касается талисмана, то он из чистого золота, и потому его следует беречь от чужих глаз. В нем четыре суна – изрядный вес, жадный человек может польститься и украсть его в надежде получить хорошую цену, продав хотя бы в виде золотого лома. Ты получишь талисман в ларце и будешь носить его либо в поясе, либо за спиной. Далее, я вручаю тебе сутры «Убодарани», возьми их, будешь их читать вслух. Название их означает «Дождь сокровищ», ибо, когда их читают, всевозможные драгоценности дождем сыплются с неба. Можно подумать, будто это сутры для исполнения алчных желаний, но это не так. Талисман «кайоннёрай» именуется так потому, что к уверовавшему в него нисходит будда Нёрай по имени Кайон – Шум Моря. А сутры «Убодарани» некогда вручил будда отшельнику Мёгэцу, когда тот попросил дать денег для помощи беднякам, страдающим от мора… И еще ты возьмешь вот эти ярлыки-заклятия. Ты оклеишь ими свое жилище так, чтобы привидения не смогли проникнуть к тебе, и будешь читать сутры.

Поблагодарив настоятеля за его доброту, Синдзабуро воротился домой, передал все Хакуодо Юсаю, и они вместе принялись обклеивать стены дома ярлыками с заклинаниями. Затем Синдзабуро заперся в своих покоях, опустил полог от комаров и взялся за сутры. Но как он ни старался читать, ничего у него не получалось. «Нобобагябатэйбадзарадара сагяраниригусяя, татагятая, таниятаонсоропэй, бандарабати, богярэасярэйасяхарэй…» Ничего не понять, словно бред иноземца. А тем временем – бо-он… – ударил четвертую стражу колокол в Уэно, эхом откликнулся пруд у холма Синобугаока, плеснула вода в источнике Мукогаока, и огромный темный мир погрузился в тишину, нарушаемую лишь шумом осеннего ветра среди холмов. Но вот, как всегда, со стороны Нэдзу послышался стук гэта. «Идут!» – подумал Синдзабуро. По лицу его струился обильный пот, сжавшись в комок, он истово, изо всех сил громко читал сутры «Убодарани».

У живой изгороди стук гэта внезапно прекратился. Синдзабуро, бормоча молитвы, выполз из-под полога и заглянул в дверную щель. Видит – впереди, как обычно, стоит О-Юнэ с пионовым фонарем, а за ее спиной несказанно прекрасная О-Цую в своей высокой прическе симада в кимоно цвета осенней травы, под которым, словно пламя, переливается алый шелк. Ее красота ужаснула Синдзабуро. «Неужели это привидение?» Он мучился, как грешник в геенне огненной. Между тем, поскольку дом был обклеен ярлыками-заклятиями, привидения попятились.

– Нам не войти, барышня! – сказала О-Юнэ. – Сердце господина Хагивары вам изменило! Он нарушил слово, которое дал вчера ночью, и закрыл перед вами двери. Войти невозможно, надобно смириться. Изменник ни за что не впустит вас к себе. Смиритесь, забудьте мужчину с прогнившим сердцем!

– Какие обеты он давал! – печально сказала О-Цую. – А сегодня ночью двери его закрыты… Сердце мужчины что небо осеннее! И в сердце господина Хагивары нет больше любви ко мне… Слушай, Юнэ, я должна поговорить с ним! Пока я не увижу его, я не вернусь!

С этими словами она закрыла лицо рукавом и горько заплакала. Она была и прекрасна, и ужасна в своей красоте. Синдзабуро молча трясся у себя за дверью, повторяя про себя только: «Наму Амида Буцу, наму Амида Буцу…» [ 25]

– Как вы преданны ему, барышня, – сказала О-Юнэ. – Достоин ли господин Хагивара такой любви?.. Ну что ж, пойдемте, попробуем войти к нему через черный ход.

Она взяла О-Цую за руку и повела вокруг дома. Но и с черного хода войти им не удалось.

Глава 9

Наложница О-Куни, эта гнусная гадина, спала и видела, как бы выгнать из дома Коскэ или поймать его на каком-нибудь проступке. Когда на следующий день господин Иидзима удалился на службу, пришел Гэндзиро. О-Куни встретила его, как будто отношения у нее с ним самые невинные.

– Добро пожаловать! – жеманно произнесла она в ответ на его приветствие. – Ужасная жара стоит эти дни, не правда ли? Надеюсь, у вас все здоровы? Прошу вас, садитесь сюда, здесь ветерок…

Гэндзиро вполголоса спросил:

– Коскэ не проболтался?

– Нет, – так же тихо ответила О-Куни. – Я страшно боялась, что он донесет, но он смолчал. Сказал господину, что лоб ему поранило упавшей черепицей. Я сама не своя была, вот, думаю, сейчас он скажет про обломок лука, как его били. Нет, не сказал. И о том деле ничего не сказал. Что-то это подозрительно, как ты думаешь?.. Прямо не знаю, куда деваться от этой жары! – сказала она громко и продолжала шепотом: – И вот еще что. В нашего Коскэ влюбилась О-Току, дочка господина Аикавы Сингобэя, знаешь, что живет на Суйдобате… Заболела от любви, есть же дуры на свете, ну что ты скажешь! Так старик Аикава притащился к нам весь в поту просить господина, чтобы Коскэ отдали к нему в наследники. И господин дал согласие, потому что благоволит к Коскэ. С тем Аикава ушел, а сегодня у них устраивается обмен подарками по случаю помолвки…