Пионовый фонарь - Энтё Санъютэй. Страница 20

– Слушаю вас…

– Простите нас за назойливость, – сказала О-Юнэ. – Мы каждый вечер обращаемся к вам с одной и той же просьбой. Но ведь ярлык на окне у господина Хагивары все еще не отклеен. Отклейте, пожалуйста, барышня так хочет повидаться с господином Хагиварой. Она меня измучила, у меня нет больше сил. Прошу вас, сжальтесь надо мною, уберите ярлык!

– Уберу, – сказал Томодзо. – Сейчас уберу. Деньги вы принесли?

– Да, я принесла вам сто золотых. Но вы убрали талисман «кайоннёрай»?

– Конечно. Он у меня, и я припрятал его.

– Вот, возьмите ваши деньги, – произнесла О-Юнэ и протянула ему сверток.

Томодзо не очень верил, что это будут настоящие деньги, но когда руки его ощутили тяжесть золота, он понял, что теперь у него столько денег, сколько не было никогда в жизни. Он даже страх забыл и тут же, трясясь от волнения, спустился во двор.

– Идите за мной, – сказал он призракам, взял лестницу и направился к дому Хагивары. Он приставил лестницу к стене, вскарабкался на дрожащих ногах к окну и стал отдирать ярлык. Но руки его тряслись, и он никак не мог закончить дело. Наконец он вцепился в ярлык и рванул, в тот же миг лестница качнулась, он кувырком полетел на землю и выкатился в огород. Не в силах подняться, он остался лежать, сжимая в руке ярлык, и только бормотал про себя: «Наму Амида Буцу… Наму Амида Буцу…»

Привидения радостно переглянулись.

– Ну вот, барышня, – сказала О-Юнэ. – Сейчас вы увидите господина Хагивару и сможете высказать ему все свои обиды. Пойдемте же!

Она взяла О-Цую за руку, покосилась на Томодзо, все еще лежавшего на земле, заслонилась рукавом от ярлыка в его стиснутых пальцах и проплыла через окно в дом.

Глава 13

О-Куни злорадно думала о том, что настырный негодяй Коскэ, знавший о ее сговоре с Гэндзиро, нынче же ночью умрет от руки господина, как вдруг к ней вошел Иидзима и сказал:

– Куни, Куни, что я наделал! Правду говорят: «Семижды поищи у себя, а тогда только подозревай». Пропавшие деньги нашлись! Место, где прячешь дома деньги, надо время от времени менять, вот я и перепрятал их и совершенно забыл об этом. Очень сожалею, что переполошил всех. Но деньги нашлись, радуйся же!

– Ой, как хорошо! – воскликнула О-Куни. – От души поздравляю вас.

Про себя она считала, конечно, что поздравлять тут не с чем. Она была весьма встревожена и озадачена. В самом деле, как они могли найтись, эти пропавшие деньги?

– Зови сюда всю прислугу, – приказал Иидзима.

О-Куни позвала О-Такэ и О-Кими, и те, узнав, что произошло, тоже поздравили господина.

– Позвать сюда Коскэ и Гэнскэ, – распорядился Иидзима.

Служанки наперегонки побежали в людскую.

– Коскэ! – закричали они. – Гэнскэ! Господин зовет!

Услыхав это, Гэнскэ встрепенулся.

– Слушай, Коскэ, попроси прощения. Деньги, видно, ты не крал, да что поделаешь, кошелек-то нашли в твоем ящике, значит, такая уж у тебя судьба. Попроси прощения, ладно?

– Хорошо, хорошо, – проговорил Коскэ. – У меня есть что сказать господину, когда он занесет меч. И, думается мне, ты тоже обрадуешься, когда услышишь,

– Что уж мне радоваться, – вздохнул Гэнскэ. – Ну, пойдем, господин ждет нас.

Они вышли из людской и остановились перед верандой.

– Коскэ и Гэнскэ, – сказал Иидзима. – Подойдите ко мне.

– Господин, – торопливо сказал Гэнскэ, не трогаясь с места. – Я сейчас по-всякому говорил с Коскэ у нас в людской. Не воровал он, по-моему, господин. Вы, конечно, совершенно справедливо изволите гневаться на него, но позвольте покорнейше просить вас, господин, отложить казнь до следующего двадцать третьего числа…

– Погоди, Гэнскэ, – сказал Иидзима. – Коскэ, подойди сюда.

– Казнь будет в саду? – осведомился Коскэ. – Позвольте постелить рогожу, чтобы не залить все кровью.

– Поднимись на веранду.

– Слушаюсь… Значит, казнь будет на веранде. Это неслыханная честь. Благодарю вас, господин…

– Мне неприятно, Коскэ, что ты говоришь так, – сказал Иидзима. – Слушайте, ты, Гэнскэ, и ты, Коскэ. Я виноват перед вами. Деньги нашлись, я вспомнил, что перепрятал их в другое место. Радуйтесь же. И я рад, ведь не было бы мне прощения, если бы я заподозрил чужих людей, а не собственных слуг. Я прошу вас извинить меня.

– Так деньги нашлись, – радостно вскричал Коскэ. – Значит, я больше не вор? Меня больше не подозревают?

– Да, – сказал Иидзима. – Тебя никто не подозревает. Я совершил оплошность.

– Благодарю вас, господин! Я всегда был готов умереть от вашей руки, но каково идти на смерть с мыслью о том, что вы считаете меня вором! А теперь я чист от подозрений! Казните же меня!

– Я поступил опрометчиво, – возразил Иидзима. – И хорошо еще, что ты мой вассал. Будь на твоем месте кто-нибудь из моих друзей, мне пришлось бы вспороть себе живот… Даже этого, может быть, оказалось бы мало. Мне стыдно, что я так глупо обвинил своего верного вассала. – Иидзима низко склонился перед Коскэ, уперев руки в половицы. – Прошу твоего прощения.

– Не надо, господин, – проговорил Коскэ. – Я не заслуживаю этого… Какая радость, правда, Гэнскэ?

– Еще бы! – сказал Гэнскэ.

– Гэнскэ, – торжественно сказал Иидзима. – Ты же подозревал Коскэ и даже бил его! Проси у него, прощения!

– Конечно, – с готовностью сказал Гэнскэ. – Прости и меня, Коскэ, прошу тебя…

– И ты тоже хоть чуть-чуть, а подозревала Коскэ, не так ли, Такэ?

– Не то чтобы подозревала, – сказала О-Такэ, – а просто думала, что непохоже это на нашего Коскэ… Самую малость подозревала.

– Вот и проси прощения. И ты тоже, Кими!

Служанки извинились перед Коскэ и поздравили его. Тогда Иидзима повернулся к О-Куни.

– Слушай, Куни, – строго сказал он, – Ты подозревала Коскэ сильнее всех. Ты пинала его и била. Проси у него прощения… Что же ты? Даже я извинялся, кланяясь ему до земли! Тебе же надлежит извиниться еще более учтиво!

О-Куни была вне себя от разочарования и злости. Ее замысел снова сорвался. Мало того что нашлись деньги, ее еще заставляют просить извинения у этого Коскэ! Обида была нестерпимой, однако делать было нечего.

– Прости, пожалуйста, Коскэ, – пробормотала она. – Я очень виновата перед тобой…

– Это все пустяки, – сказал, усмехаясь, Коскэ. – Деньги нашлись, и хорошо. Я-то думал рассказать кое-что господину перед смертью…

Иидзима поспешно перебил его:

– Не надо, Коскэ, ничего не рассказывай. Молчи, если любишь меня.

– Не буду, извините, господин, – сказал Коскэ. – Но вот какое дело. Если деньги нашлись, то как попал в мои вещи кошелек?

– Как! – воскликнул Иидзима. – Разве ты не помнишь? Ты как-то сказал, что тебе хотелось бы иметь какой-нибудь старый кошелек. Я тогда и подарил тебе этот…

– Да не говорил я…

– Ты сказал, что тебе нужен кошелек!

– Да на что мне, дзоритори, шелковый кошелек?

– У тебя скверная память, друг мой.

– У вас память еще хуже моей! Вы забыли даже, куда перепрятали сотню золотых…

– Это тоже справедливо. Одним словом, все кончилось хорошо, и пусть всех угостят чашкой гречневой лапши.

Иидзима не сомневался в верности Коскэ. Деньги действительно пропали, но он знал, что Коскэ не мог их украсть, и показал О-Куни другой сверток с золотом. Дело было таким образом улажено, и если Иидзима любил Коскэ, то Коскэ готов был пойти на смерть за господина в любой момент. Кончился месяц, наступило третье августа. Завтра господин свободен от службы и хочет отправиться с Гэндзиро ловить рыбу на Накагаву… Сегодня ночью Гэндзиро, разумеется, опять заберется к О-Куни. Коскэ был уже сам не свой от беспокойства. «Если мне не удастся уговорить господина отказаться от рыбной ловли, – думал он, – я подстерегу этого мерзавца Гэндзиро в коридоре у лестницы на второй этаж. Коридора ему не миновать, поскольку О-Куни спит на втором этаже. Я заколю его, затем кинусь наверх и прикончу О-Куни и там же, не сходя с места, вспорю себе живот. Тогда, конечно, не будет ни шума, ни огласки…» Так Коскэ хотел отблагодарить своего господина за все благодеяния, но прежде следовало попытаться отговорить его от завтрашней рыбной ловли.