Избранная лирика - Уткин Иосиф Павлович. Страница 3

1935

Сердце

Ничего не пощадили —
Ни хорошее, ни хлам.
Все, что было, разделили,
Разломали пополам.
Отдал книги,
Отдал полки…
Не оставил ничего!
Даже мелкие осколки
Отдал сердца своего.
Все взяла.
Любую малость —
Серебро взяла и жесть.
А от сердца… отказалась.
Говорит — другое есть.

1935

Лыжни

Вы уедете, я знаю.
За ночь снег опять пройдет.
Лыжня синяя, лесная
Постепенно пропадет.
Я опять пойду средь просек,
Как бывало в эти дни.
Лесорубы, верно, спросят:
— Что ж вы, Павлович, одни?..
Как мне гражданам ответить?
О себе не говорю!
Я сошлюсь на сильный ветер
И, пожалуй, закурю.
Ну, а мне-то…
Ну, а мне-то?..
Ветра нет… ведь это ж факт…
Некурящему поэту
Успокоить сердце как?
Или так и надо ближним,
Так и надо без следа,
Как идущим накрест лыжням,
Расходиться навсегда?..

1935

На Можайском шоссе

Не люблю — если сыро и гнило.
Красотой этих мест покорен,
Для своей односпальной могилы
Я бы выбрал Можайский район.
Мне сподручно: семейные козы,
Холм зеленый да речка вдали…
Уступите мне, люди колхоза,
Если можно, немного земли.
Говоря без стыда и зазнайства,
Честный лирик, не шалопай,
В коллективном советском хозяйстве
Я имею свой маленький пай.
Мне не надо «паккардов» очкастых,
Стильных дач…
Я прошу об одном:
Отведите мне скромный участок
В две сосны под зеленым холмом.
Это мало. И, думаю, это
Не испортит природы красот.
А засеете? Сердце поэта
Снова честным зерном прорастет.
Не имея других капиталов,
Это сердце, питавшее стих,
И при жизни собою питало
Современников славных моих.

1936

Народная песня

— Ну-ка, двери отвори:
Кто стоит там у двери?
— Это нищий, Аннушка.
— Дай краюху старику,
Да ступай-ка на реку:
Кто там стонет,
Будто тонет?
— Это лебедь, Аннушка.
— Ну, так выйди за плетень:
Почему такая тень?!
— Это ружья, Аннушка.
— Ну, так выйди за ворота,
Расспроси, какая рота:
Кто? Какого, мол, полка?
Не хотят ли молока?
— Не пойду я, Аннушка!
Это белые идут,
Это красного ведут,
Это… муж твой, Аннушка…

1939

Посвящение

Трудно нам с тобой договориться.
Трудно, милая, трудней всего:
Резко обозначена граница
Счастья твоего и моего.
И, усталые, полуживые,
Зубы стиснувши и губы сжав,
Мы с тобой стоим как часовые
Двух насторожившихся держав.

1939

Снегурочка

Любовь моя, снегурочка,
Не стоит горевать!
Ну, что ты плачешь, дурочка,
Что надо умирать?
Умри, умри, не жалуясь…
Играя и шутя,
Тебя лепило, балуясь,
Такое же дитя.
Лепило и не думало,
Что не веселый смех —
Живую душу вдунуло
Оно в холодный снег!
И что, когда откружится
Безумный этот вихрь,
Останется лишь лужица
От радостей твоих…

1940

«Я видел девочку убитую…»

Я видел девочку убитую,
Цветы стояли у стола.
С глазами, навсегда закрытыми,
Казалось, девочка спала.
И сон ее, казалось, тонок,
И вся она напряжена,
Как будто что-то ждал ребенок…
Спроси, чего ждала она?
Она ждала, товарищ, вести,
Тобою вырванной в бою, —
О страшной, беспощадной мести
За смерть невинную свою!

1941

Если будешь ранен, милый, на войне…

Если будешь ранен, милый, на войне,
Напиши об этом непременно мне.
Я тебе отвечу
В тот же самый вечер.
Это будет теплый, ласковый ответ:
Мол, проходят раны
Поздно или рано,
А любовь, мой милый, не проходит,
                        нет!
Может быть, изменишь, встретишься
                   с другой —
И об этом пишут в письмах,
                    дорогой!
Напиши… Отвечу…
Ну, не в тот же вечер…
Только будь уверен, что ответ придет:
Мол, и эта рана
Поздно или рано,
Погрущу, поплачу… все-таки пройдет.
Но в письме не вздумай заикнуться мне
О другой измене — клятве на войне.
Ни в какой я вечер
Трусу не отвечу.
У меня для труса есть один ответ:
Все проходят раны
Поздно или рано,
Но презренье к трусу не проходит,
                         нет!