- Клюев Николай Алексеевич. Страница 117
Мчатся образы, турья охота
В грозовую страничную сень.
1921 или 1922
43
8От березовой жилы повытекла Волга,
Из медвежьего зуба Звенигород слажен...
Аксамиты напевов коротко иль долго
Будет мерить оравами бумажн<ая> сажень.
По ораве поминки — смола да горнило,
Черномазым потёмки — невесте атласы,
Шалапыгу наторя — подымаю кропило
На комолого беса из буден саврасых,
Чу! скулит колченогий... Просонки да храпы
10 Не избыть кацеёй с аравийским тимьяном...
Я хочу песнословить рублёвские вапы,
Заозерье перстов под гагарьим туманом.
Я хочу аллилуить, как вёсны, Андрея,
Как сорочьи пролетья, овчинные зимы.
Не тебе, самоварное пузо — Рассея,
Мечут жемчуг и лал заревые налимы.
Не тебе в хлеборобье по теплым овинам
Паскараги псалмят, гомонят естрафили.
Куманике лиловой да мхам журавиным
20 Эти свитки берёсты, где вещие были...
Куманике глазастой, на росной олифе
Любо ассис<т> творить, зеленец с полуярью, —
То начальные вапы «Сказанья о Сифе»,
О лопарской свирели про тундру комарью.
Там олений привал, глухариные токи,
На гагарьем желтке ягелевый бакан,
Чтобы охрить икону «Звезда на Востоке»,
Щиплет гуся на снедь — ледовитый туман.
Челмогорский Кирилл, Иринарх соловецкий,
30 Песнолебедь Макарий на Желтых Водах,
Терем красок невидимых, рубленый, клецкий,
С ароматом столетий в дремучих углах.
Имена — в сельделовы озерные губы,
Что теребят, как парус, сосцы красоты...
Растрепала тайга непогодные чубы,
Молодя листопад и лесные цветы, —
То горящая роспись «Судище Христово».
Зверобойная желть и кленовый багрец.
Поселились персты и прозренья Рублёва
40 Киноварною мглой в избяной поставец.
«Не рыдай мене Мати» — зимы горностаи,
Всплески кедровых рук и сосновых волос:
Умирая в снегах, мы прозябнем в Китае,
Где жасмином цветет «Мокробрадый Христос».
Умирая в снегах, мы бездомны и наги...
До избы невечерней, где красок восход,
<Нрзб> не Рим и не колокол в Праге
Табунами напевов влекомый народ.
Барабинские шляхи, бесследье Турана
50 Убаюканы лаптем, тверским бадожком.
Есть икона: змея и глава Иоанна
Перевязаны розой, как брачным венцом.
Это бцет Руси: ложесна Даниила
С карим коршуном в браке — с Андрея брадой.
Про любовь-купину от Печоры до Нила
Ткут морянки .молву, гаги — гам голубой.
И в гусиных капканах, как строки, недаром
Серебрятся пушинки и птичья слюна, —
То «Зачатия» образ, где звездным гагарам
60 Топит жёлчь и молоки китовья луна.
У поморской луны есть притин поддонный:
Ядра — Маточкин Шар, пуп — белужий Вайгач
Ледовитой Любви пресвятые иконы
Знает белый Топтыгин да Стеньки палач.
Окунаюсь в стихи, чтобы стать топором,
Чтобы Разина кровь расплескать языком,
О ретивую печень точить лезвие —
Лебединую нежность и сердце мое.
О блаженном Рублёве янтарь и финифть,
70 Хризолиты раздумий спрядаются в нить,
Глядь, и милого слезки — глаза Василько
В самоцветную гривну вплелися легко,
И березовый садик щегленком запел,
Что «Тридневен во гробе» — любимых удел.
Из калиновой жилы повытекла Выга,
Что Данилову с Лексой купать седины.
Пеклеванным железом указует Коврига
Первопуток в узор, в златошвейню луны.
Там по камчатым взморьям цветет атлабас,
80 Птицы — нитка с иглой — ловят яхонт и лал.
Есть раздумий челны, сновидений баркас,
Что дозорят сердца, как священный Байкал,
У сибирских дорог есть уста и сосцы,
Их целует и пьет забубённый народ...
Оттого ясноглазые Руси певцы
Любят хлебный румянец и липовый мед...
1921 или 1922
439
Будут ватрушки с пригарцем,
Малиновки за окном,
И солнце усыплет кварцем
Бугор с веселым крестом.
Под ним с мощами колода,
Хризопраз — брада и персты...
Дивен образ: Дева-Свобода
Возлагает на крест цветы.
Уж бессмертные трутся краски,
Колыбель укрыла творца.
Веретённые бабьи сказки
На пиру у струн и резца.
Чу! Застольные братские клики!
Гости Лопь, чародейный Сиам,
И в венце из лесной повилики
Входит сказка в лазоревый храм.
Обернулись в тимпаны ватрушки
(Вкусен звук — с творогом поставец),
Мимо вещей олбнецкой кружки
Не прольется столетий конец.