Стихотворения и поэмы - Маркиш Перец Давидович. Страница 54

И оглушает нас порожних ведер гром...

И снова поворот. Шарахаются кони.

Навстречу вынырнул шальной автомобиль,

Он мимо пролетел, подняв завесой пыль,

И прячем лица мы за пыльный тент, в ладони,

Дорожной пыли шлейф взметнулся и повис.

И вновь берем подъем, и вновь съезжаем вниз.

СИМЕИЗ

Тиха морская даль, одета грустью сизой,

У ног утесов спит стальная гладь воды;

Ей снятся груды лун и скал седых ряды,

Прикрывшие собой молчанье Симеиза...

Как замки, над водой утесов строй навис,

Русалки здесь живут, а там — жилье дракона;

И ночью чудится, как из морского лона

Тайком на бережок выходит Симеиз...

Устало море, спит, а полночь голубая

Над ним склоняется, как нянька, обнимая,

И чутко слушает немую глубину...

Но, сбросив лунный сон, ворчун очнулся старый

И просит, засверкав, чтоб ночи темной чары

Вернули Симеиз в подводную страну...

КУРБАН-БАЙРАМ

На берег сумрачный, ворча, волна плеснула —

Вот так бросается к телеге волкодав.

Сняв бубенцы с коней и четки в руки взяв,

Татары шепчутся: “Письмо из Истамбула!..”

Ждет отдых лошадей, спят тропы по горам,

Забравшись в огород, стоит овца уныло, —

Она бы все кусты, все травы расспросила:

Не завтра ли в селе справляется байрам?..

Ползет в долины ночь, и синий сумрак плотен,

Он кутает сады, вершины гор и крыши;

Тоскливый плач муллы взлетел над тишиной.

А волны всё ворчат, как псы из подворотен,

Прижались домики к подножьям гор, как мыши,

И чутко слушают, что шепчет мрак ночной...

Мне солнце до крови подошвы обожгло,

И захлестнул меня густых колосьев пламень.

Дневной истомою глаза заволокло,

И тело всё блестит, как под волною камень.

Чешуйки на щеках. Целуется со мной

Песок. Я весь горю. Я говорю с камнями.

О плечи молнией дробится луч дневной,

Он шею мне оплел злачеными ремнями.

В ресницах блещет луч. Я пеною омыт.

Мне снится: надо мной вселенная простерла

Орлицы гнутый клюв — Ай-Петри гордый щит.

Нет, я от солнца пьян, я солнцем сыт по горло,

О плечи молнией дробится луч дневной.

Болтаю сам с собой...

С трудом я сбросил ночь... И день во весь размах

Раскрылся предо мной от скал до окоема, —

За мною по пятам он шел, в его зубах

Желтела длинная, хрустящая солома.

Он всё с меня сорвал, и я остался гол,

Он в плоть мою вонзил соломы острой пламя,

За мною по камням по раскаленным шел

И окружал меня, касаясь губ губами.

Он обхватил меня железною рукой,

Опутал ноги мне, перехватив дыханье.

Мой лоб отяжелел, и пот со лба — рекой...

Под скалами вода, и сини полыханье —

Внизу и предо мной, и весь я в голубом.

Я сбросил ночь с трудом...

О берег тычется слепой верблюд — бурун,

Он хочет здесь прилечь, он здесь задремлет вскоре.

Ты к тайной вечере уже готово, море,

И голубых гостей ты ждешь с наземных лун.

Как у тебя светло, в субботнем блеске, в пене!

С короной звезд к тебе склонился небосклон.

Но лодки мечутся, как жаб двуногих тени,

И серых далей холст весь кровью окроплен.

Благослови хребты. Их головы припали

К чернеющей воде, покой прибрежный пьют.

И трет свой мшистый бок о берега верблюд.

Безмолвье прервано. Вновь посветлели дали.

Ты что-то говоришь гостям с наземных лун.

О берег тычется слепой верблюд — бурун.

Кто путь вам преградил, о горы, кто в скитанье

На вас навьючил груз просторов и тоски?

Вам давит небосвод на плечи и виски,

Мечты гранитные, скалистые страданья!..

Увязли вы, как рать, попавшая в пески,

Как опухоли вы — на теле мирозданья.

Что слаще для людей, что выше, чем желанье

Проникнуть в недра гор — пусть кручи высоки!

Но в час, когда плывут созвездья над землей,

Уже не слышите вы наш призыв немой, —

В просторах он летит, но к вам дойдет едва ли...

Вы — каменная боль, гранитные мечты.

Не скажут никому теснин глубоких рты

О том, кто преградил вам путь к бескрайней дали.

Ты сотней челюстей грызешь материки,

Грохочут сотни гроз на голубой равнине,

В бесчисленных когтях ты держишь гор твердыни,

Обглоданы тобой утесов костяки…

В завесу вечных тайн вонзаешь ты клыки,

Ты тянешь сотни лап к заоблачной пустыне,

Чтоб жажду утолить, упиться далью синей,

Чтоб сердце охладить, чьи муки нелегки.

О море, в бездне ты рычишь осатанело,

Ты хочешь выпрыгнуть, но непослушно тело, —

Кто в глубину тебя столкнул с прибрежных круч?

Тебе бросает высь кровавый шар светила,

Чтоб снова небесам ты солнце возвратило,

Но к сердцу твоему, как трос, привязан луч...

Всё отдано тебе! Всё — в этих берегах!

Но дух твой закален, все блага отвергает.

Волна, как носорог, на отмель выбегает,

И ветры прочь летят, их гонит в горы страх.

Все земли — клавиши, а ты — нутро органа,

Как щебень, брошен в мир протяжный твой хорал;

Простор твой, как меха, он дышит беспрестанно,

То исторгает звук, то снова звук вобрал...

Твоя душа — из брызг, из пены — покрывало,

Твое дыханье — снег, а тело — мрак провала!

Повсюду гибель ждет! Повсюду — глубина!

Скажи, какая страсть тебя волнует, море?

Скажи, какая боль в тебе, какое горе?

Скажи, какой тоской твоя душа полна?..

Извивы молнии, как пляска маяков,

Поверхность черных вод огнем изрешетило,

Как будто брызнуло осколками светило,

Клинками пламени просторы распоров…

И волны вздыбились, бои и беды множа,

Синеют пасти мук в соленом вихре брызг.

Несите, ветры, весть о том, что божье ложе

Топтали ноги толп и разодрали вдрызг!..

Присели берега, дрожат утесы в страхе,

И крестят молнии далеких гор папахи,

А волны скалятся, и зубы их блестят.

Ты, море, — шумный пир, как саранча — перуны!

Багровой брагою запенились буруны,

Пьют брагу молнии, как пьют безумцы яд...

У черных пристаней на белой пене вод

Баркасы прыгают, как на снегу вороны;

В венке морской травы под рокот похоронный

Плывет на спинах волн погибший мореход.