Стихотворения и баллады - Жуковский Василий Андреевич. Страница 4

Создавая лирику сердечного раздумья, Жуковский привил русской поэзии вкус к стилистически уместному в данном лирическом контексте слову. Слова сочетались между собой постольку, поскольку они принимали единообразную стилистическую окраску. В стихотворении «Невыразимое» есть строки:

В обычной речи нельзя сказать «луг родины». Но в речи Жуковского выражение «луг родины» возможно. «Луг» у него – это не какое-то определенное место, не деревенский луг, а цветущая страна юношеских стремлений. Недаром Жуковский пишет: «… где был когда-то цвет». Но и «цвет» – не какой-нибудь полевой цветок, а наслажденье жизнью, здоровьем, молодостью, прекрасные мечты и сладостные упования.

Задача поэта, по убеждению Жуковского, состоит не в том, чтобы точно, в конкретных чертах, обрисовать идеал, а чтобы намекнуть на него, увлечь им, «заразить» образом совершенства и пробудить неодолимое желание его достичь. Душа у него словно «поет», изливается исходящей изнутри «музыкой». С целью дать «голос» самой душе, озвучить игру ее настроений поэт часто варьирует близкие по смыслу слова, повторяет одинаковые. Вот, например, характерное использование обертонов, родственных в стилистическом и эмоциональном значении слов, в элегии «Вечер»:

Ключевое слово «вечер» определяет стилистику строфы: с ним по значениям и эмоциональному наполнению согласуются слова «померкнули», «умирает», «потухшим», «угасает», поддержанные повторами («последний», «последняя»).

Жуковский широко использует вопросительные и восклицательные конструкции, которые, так же как и паузы, образуют «мелодию» души. Вопросы, например, нисколько не содержат, не требуют каких-либо ответов и не подразумевают их (в отличие от вопросительных предложений в обычной речи и от риторических вопросов), а выявляют лишь чувства поэта, его волнение, его задумчивость. Они обращены и направлены не к собеседникам, а к самому себе:

Тут душа откликается на собственные думы и внимает им.

Жуковский преобразовал не только поэтический язык, но и жанры. По установившейся традиции, выражение интимных чувств было закреплено за «средними» жанрами – элегией, посланием, песней, романсом. Они и выдвинулись в лирике Жуковского на первый план.

В жанре послания, например, поэты делились мыслями и чувствами об устройстве жизни, продолжали в стихах литературную полемику. Словом, бывший некогда на литературной периферии жанр, вместив в себя общественно важное содержание, обнаружил большие возможности. Этим объяснялось как обращение к нему, так и его неслыханная до тех пор популярность.

То же самое произошло и с элегией, обновленной Жуковским. Элегия под пером поэта стала самым представительным жанром. И конечно, не потому только, что содержала личные переживания поэта. Ведь элегия – это обычно грустная, жалобная песнь. Но грусть может быть разной, и печальное настроение приходит к человеку по разным поводам, подчас незначительным. Элегия Жуковского содержала грустную думу о жизни. В ней выразилось его глубокое разочарование в участи человека и всего юного, светлого, прекрасного. В элегиях Жуковский пел о неосуществимых надеждах, о скоротечности молодости, о роковой краткости любви и дружбы, о вспышках поэтического озарения, об отдаленном идеале блаженства. Содержание жанра неизмеримо расширилось, философски углубилось, приобрело значение, близкое большим художественным формам – драме, трагедии, роману.

Тема, например, элегии «На кончину ее величества королевы Виртембергской» вполне традиционна: смерть. Но Жуковский осмыслил ее по-новому. Чувство печали, охватившее его, относится не только к королеве. Жуковский видит в умершей прежде всего человека, его юную душу, расцветшую и прекрасную, полную жизни, ликования, радости и вдруг внезапно угасшую. Молодость и гибель, красота и тление – вот коллизия, привлекшая Жуковского, за которой встает иной, символический контраст – земное (реальный мир) и небесное (идеальный). В этом свете и человек с его высокими душевными порывами – мгновенный «небесный посетитель», недолго погостивший «на земле». Неожиданный и случайный факт – смерть юной и очаровательной женщины – Жуковский обобщил и возвел в степень общей закономерности. Образы беспощадной Судьбы, грозной Силы, коварного и неумолимого Рока властвуют над человеком в реальной действительности.

заключает Жуковский первую строфу, давая ключ к философскому размышлению над тайнами бытия. Неизбежная гибель красоты, лучших надежд, стремлений в час цветения – так переосмыслил Жуковский древнюю тему смерти. Его элегическая грусть о печальной участи человека обернулась скорбной жалобой о несовершенстве земной жизни:

Эта общая доля личности и всех ее духовных проявлений неизменно волнует Жуковского на протяжении его творчества.

Столь же глубокое философское содержание скрывают и его баллады, жанр, преобразованный поэтом. Недаром Жуковского называли балладником.

Жуковский, как правило, брал чужие сюжеты. Лишь немногие баллады поэта оригинальны по замыслу. Но, «присваивая» вошедшие в литературный обиход сюжеты, поэт их преобразовывал на свой лад. Среди баллад Жуковского обычно выделяют три разновидности: «русские» («Людмила», «Светлана», «Двенадцать спящих дев»), «средневековые», или «рыцарские» («Эолова арфа», «Замок Смальгольм, или Иванов вечер», «Рыцарь Тогенбург», «Кубок», «Суд Божий над епископом», «Роланд оруженосец» и др.), «античные» («Кассандра», «Ахилл», «Ивиковы журавли», «Жалоба Цереры», «Элевзинский праздник»).

Все баллады строятся на каком-нибудь легендарном предании, непременно чудесном. Это либо действие сверхъестественной силы, либо ужасный случай, либо непредвиденное событие или происшествие, которое неожиданно поворачивает судьбы персонажей и устремляет ситуацию в новое сюжетное русло.

В ту пору, когда Жуковский выступил со своими балладами, категория чудесного привлекала к себе пристальное внимание. По поводу ее истолкования и границ включения чудесного в литературу классицисты спорили с романтиками. Чудесное – нечто исключительное, не поддающееся логическому объяснению. В своих крайних выражениях чудесное выливается в фантастику. Благодаря чудесным событиям человек того времени пытался проникнуть в суть жизненных фактов, которые еще не мог понять, но уже ощущал и чувствовал.

Сам сюжет обычно трактуется Жуковским в лирическом свете. Например, в «Эоловой арфе» для развития сжатого и сгущенного действия, изобилующего недосказанностями, недомолвками, существенны две лирические партии, которые ведут герои – бедный певец Арминий и его возлюбленная Минвана. В «Жалобе Цереры» античный миф служит сюжетной канвой для излияния материнских чувств Цереры, оторванной волей богов от своей дочери Прозерпины.

Жуковский в балладах не дает развернутых сюжетов, он сосредоточивается на наиболее важных событиях. Его баллады, как правило, фрагментарны, эпизодичны, но это не значит, что эпическое начало для поэта несущественно. Напротив, сюжет («склад», по выражению поэта) сам богат содержанием. Например, журавли, пролетевшие над Ивиком в минуту его гибели, потом становятся невольными вестниками возмездия.