Первородство - Мартынов Леонид Николаевич. Страница 20

В диагональ сплошных дождей,

Но разве меньше потрясений

287

Тебе, о дуб, готовят свиньи,

Искательницы желудей?

Не чувствуешь, что подкопаться

И под тебя, царя лесного,

Идут их мирные стада.

То чувство может просыпаться.

Но если рано — дремлет снова,

А если поздно — что тогда?

288

ВЕСНА

Весна

Стояла затяжная:

По снежной глади неподвижной

Все тот же след тянулся лыжный.

Когда исчезнет, сам не зная.

Казалось,

Не дождешься зноя:

Все было холодно и голо,

И по затонам пароходы.

Не ожидая ледохода,

Уже просили ледокола

Помочь им, носом в льдинах роясь.

Весна

Ждала,

В туманах кроясь.

Она была в лесах по пояс,

Как недостроенное зданье...

Но,

Нагоняя опозданье,

Вдруг понеслась, как скорый поезд.

Листва

Деревья покрывала

Мартынов 289

Поспешно, со всего размаха,

Чтоб вещая кукушка-птаха

На голый лес не куковала.

Апрель и май

В одно сплетались

На циклопической арене,

И яблони, как кони в пене,

Встав на дыбы, так и остались.

Но тоже на одно мгновенье.

Мгновенье полного расцвета.

И сразу

Наступило

Лето!

290

♦

О вы, которые уснули

Меж двадцатью и сорока

От яда, от петли, от пули,

Елея или коньяка,

Вы, Лермонтов, Есенин, Шелли

И Сирано де Бержерак,

Я спрашиваю:

Неужели

Я старше вас?

Да, это так!

И каждый, кто своей рукою

Коснулся острого пера,

Чтоб больше не иметь покою,

Тот должен знать — она стара,

Та истина, что в самом деле,

Будь моложав ты или сед,

Ты старше Байрона и Шелли,

Вергилия и Руставели,

Ты старше, если ты — поэт!

19

291

вьюги

Бывают такие весенние вьюги,

Когда леденеют трамвайные дуги

И глухо волнуется все меховое.

Как будто живое, как будто живое,

Как будто бы к жизни вернуться охота

Всему, что убито, — от старца енота

До самой последней, ничтожной зверюги.

Бывают такие тревожные вьюги.

292

Из года в год

Негодная погода:

Едва пройдет ненастье, I

Задует ветер

На десятилетье.

Не часто

Ясно

Небо

Хоть

На

Час!

Но

Что ни вечер.

То теплее встречи —

За речью речь

И яства на столе.

Глядишь,

И тает

Сдержанности глетчер

И — баста!

Ясно

Небо

На сто

Лет!

293

И над столом

Поблескивает люстра

В сто тысяч электрических свечей,

И пробуждает дремлющие чувства

Обилье призматических лучей,

И щелкает

Электроотопленье,

Горят в камине

Вовсе не дрова,

Но будто бы

Трещат при расщепленьи

Мельчайшие

Частицы

Естества!

И ты сидишь

У этого камина,

А под ногами не подушка, но

Как будто бы разряженная мина,

Безвредная давным уже давно!

294

БОГАТЫЙ НИЩИЙ

От города не отгороженное

Пространство есть. Я вижу: там

Богатый нищий жрет мороженое

За килограммом килограмм.

На нем бостон, перчатки кожаные

И замшевые сапоги.

Богатый нищий жрет мороженое.

Пусть жрет.

Пусть лопнет.

Мы — враги!

295

Хочу я, чтоб никто не умирал.

Пусть все они — от самой мелкой шавки

До самых грандиозных обирал —

Живут хотя б на пенсии, в отставке.

Так сделаем, чтоб смерть их не брала

И видели бы эти никудышки,

Сколь тщетны все их черные дела

И всяческие темные делишки.

Чтоб, неспособны от стыда сгореть,

Они бы от раскаянья потели.

И многие хотели б умереть.

Но мало ли чего они хотели!

296

НЕБО И ЗЕМЛЯ

В расширяющейся вселенной —

Если это действительно так, —

Что ты чувствуешь,

Обыкновенный

Человек,

Неученый простак?

Эти споры о красном смещеньи,

Возле них создаваемый шум

Не приводят в смущенье

Твой ум.

И когда

Разбеганье галактик

Наблюдаешь в космической мгле,

То не столь теоретик, сколь практик,

Обращаешь ты взоры

К земле.

Все

Стремится

Здесь сблизиться, слиться,

В косяки собираются птицы,

В элеваторы льется зерно,

И, устав проклинать и молиться,

297

Людям хочется быть заодно.

Чтобы спорился труд вдохновенный.

Окрыляя людские сердца

В этом мире,

Вот в этой вселенной,

Расширяющейся

Без конца!

798

НАСТОЯЩЕЕ МГНОВЕНЬЕ

Нет

Ничего

Тебя виднее,

О настоящее мгновенье!

Но, кажется, всего труднее

Определить твое значенье.

Иной

Вперед

Глядит со страхом.

Себя сомнениями муча:

А вдруг возьмет и канет прахом

Наставшее благополучье?

И в рассуждении былого,

Морщинистого и седого,

Не хочет он сказать ни слова,

Хорошего или худого.

Томятся робкие сердечки

Перед часами, на которых

Звучат секунды, как осечки,

И хорошо: не вспыхнет порох.

И раздаются песнопенья:

— Будь так любезно, сделай милость,

О настоящее мгновенье,

Не утверждай, что ты свершилось!

299

ф

Где-то там

Испортился реактор

И частиц каких-то напустил.

Известил о том один редактор,

А другой не известил.

И какой-то диктор что-то крикнул,

А другой об этом ни гугу.

Впрочем, если б и никто не пикнул,

Все равно молчать я не могу!

300

Надо

Зоркость,

Чтоб увидеть въявь

Все, что делается на белом свете.

Вот сейчас

Возьми себе представь

Нашей эры

Первые столетья.

Смутно понимали, что живут

На рассвете новой эры

Эти все — ну, как их там зовут

Варвары, жрецы, легионеры!

Кой-кому

Казалось:

Все кругом,

Как всегда, в обычном беспорядке:

Крест тоскует о рабе нагом,

Зол патриций, промотав остатки,

Древней мудрости ученики,

Не меняя ни числа, ни слова.

Путают грядущего ростки

С пережитками былого.

301

И при этом -

Так уж повелось! -

Даже и наивно торжествуют:

Докажите, мол, что началось

То, что для меня не существует!

А глядишь —

И убраны с арен

Праведники, задранные львами,

И у тех, кто кроток и смирен,

Нимб уже стоит над головами.

Над осмеянными — ореол,

В капищах совсем иное пенье.

Лишь одно, как встарь:

Никто не ввел

Новый способ летоисчисленья.

Но уж если

Это введено,

Так иного будто не бывало.

А оно, вот именно оно.

Испокон веков

Существовало!

302

ГОЛОСА

Мне

Не дает уснуть

Хор смутных голосов.

Я не хочу замкнуть

Пространство на засов,

И голоса кричат,

Стучат в железо крыш,

Трещат и верещат:

— Услышь,

Услышь,

Услышь!

Все это про меня.

Все это обо мне —

Возня и стрекотня

В распахнутом окне,

В летящих облаках,

Покрывших небеса, —

На разных языках

Земные голоса.

О, эти голоса!

Я вслушиваюсь в них.

Но чей же раздался

303

Отчетливей других?

Мой это голос, мой:

Ведь я-то не немой!

Мой голос,

Этот вот,

Велик он или мал,

Я, не боясь невзгод.

Упорно поднимал:

Его я возвышал —

О нет, я не молчал, —

И пусть он не решал.

Но все же он звучал.

Поддержан, заглушён.

Го тайный, то прямой,

Каков бы ни был он,

Он мой.

Он мой.

Он мой!

И вам я заглушить

Не разрешу его,

И за меня решить

Не дам я ничего.

304

Вот

Идешь ты.

Мирный человек.

Только под ногами