Поэты Урала - Куштум Николай Алексеевич. Страница 4

Белла Дижур

ГОЛОС МАТЕРИ

Слово, сказанное от души,
Правдой неподкупною согрето.
Это слово через рубежи
Пролетает с быстротою света.
Вот и я свой голос подаю,
Материнский, смелый и правдивый…
Вспомним тех, кто умирал в бою,
Чтобы наши дети были живы,
Чтоб на всей земле цвести садам,
Чтоб расти республике Китайской,
Чтоб свободный трудовой Вьетнам
С нами шел на праздник первомайский.
Женщина! Сынов далеких мать!
Ты живешь в Париже, в Риме, в Чили,
Но нигде не смеешь ты молчать!
Нас одни заботы породнили.
Женщина! Ровесница моя!
Мне тебя, быть может, век не встретить.
Но сложилось так, что ты и я —
Мы теперь за всех детей в ответе.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Что прошло? Мгновение одно
Или три неповторимых года.
Как это чудесно и смешно:
Колется небритый подбородок.
Я еще привыкнуть не могу
К голосу, к движениям, к походке…
В памяти еще я берегу
Нежные ребяческие нотки.
Чуть робею, если мы вдвоем,
Будто ты чужой немножко маме,
И нестройно песни мы поем
С давними привычными словами.
Новые повадки и черты
Заслонили прежний облик сына…
Это ты. Но это и не ты,
В офицерском кителе мужчина.

Владислав Занадворов

ПОХОДНЫЙ РЮКЗАК

Над моей кроватью
Все годы висит неизменно
Побуревший на солнце,
Потертый походный рюкзак.
В нем хранятся консервы,
Одежды запасная смена,
В боковом отделенье —
Завернутый в кальку табак.
Может, завтрашней ночью
Прибудет приказ управленья
И, с тобой не простившись,
Рюкзак я поспешно сниму…
От ночлега к ночлегу —
Лишь только дорога оленья,
Да в мерцании сполохов
Берег, бегущий во тьму.
Мы изведали в жизни
Так много бессрочных прощаний,
Что умеем разлуку
С улыбкой спокойной встречать,
Но ни разу тебе
Не писал я своих завещаний
Да, по совести, что я
И мог бы тебе завещать?
Разве только, чтоб рукопись
Бережно спрятала в ящик
И прикрыла газетой
Неоконченный лист чертежа,
Да, меня вспоминая,
Склонилась над мальчиком спящим,
И отцом бы, и матерью
Сразу для сына служа.
Но я знаю тебя —
Ты и рукопись бережно спрячешь,
От людей посторонних
Прикроешь ревниво чертеж
И, письма дожидаясь,
Украдкой над сыном поплачешь,
Раз по десять, босая,
Ты за ночь к нему подойдешь.
В беспрерывных походах
Нам легче шагать под метелью,
Коль на горных вершинах
Огни путевые видны.
А рюкзак для того
И висит у меня над постелью,
Чтобы сын в свое время
Забрал бы его со стены.

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

Лишь губами одними
                           бессвязно, все снова и снова
Я хотел бы твердить,
                            как ты мне дорога…
Но по правому флангу,
                            по славным бойцам Кузнецова
Ураганный огонь
                     открывают орудья врага.
Но враги просчитались:
                         не наши — фашистские кости
Под косыми дождями
                          сгниют на ветру без следа,
И леса зашумят
                      на обугленном черном погосте,
И на пепле развалин
                            поднимутся вновь города.
Мы четвертые сутки в бою,
                                    нам грозит окруженье:
Танки в тыл просочились,
                                   и фланг у реки оголен…
Но тебе я признаюсь,
                            что принято мною решенье,
И назад не попятится
                           вверенный мне батальон…
Ты прости, что письмо,
                         торопясь, отрываясь, небрежно
Я пишу, как мальчишка — дневник
                                   и как штурман — журнал…
Вот опять начинается…
                          слышишь, — во мраке кромешном
С третьей скоростью мчится
                              огнем начиненный металл?
Но со связкой гранат,
                      с подожженной бутылкой бензина
Из окопов бойцы
                      выползают навстречу ему…
Это смерть пробегает
                           по корпусу пламенем синим,
Как чудовища, рушатся
                           танки в огне и дыму…
Пятый раз в этот день
                          начинают они наступленье,
Пятый раз в этот день
                           поднимаю бойцов я в штыки,
Пятый раз в этот день
                      лишь порывом одним вдохновенья
Мы бросаем врага
                        на исходный рубеж у реки!
В беспрестанных сраженьях
                                     ребята мои повзрослели.
Стали строже и суше
                           скуластые лица бойцов…
…Вот сейчас предо мной
                                 на помятой кровавой шинели
Непривычно спокойный
                            лежит лейтенант Кузнецов.
Он останется в памяти —
                            юным, веселым, бесстрашным,
Что любил по-старинке
                            врага принимать на картечь.
Нам сейчас не до слез, —
                             над убитым товарищем нашим?
Начинают орудья
                     надгробную гневную речь.
Но вот смолкло одно,
                           и второе уже замолчало,
С тылом прервана связь,
                           а снаряды подходят к концу…
Но мы зря не погибнем —
                           сполна мы сочтемся сначала,
Мы откроем дорогу
                           гранате, штыку и свинцу!..
Что за огненный шквал!
                               Все сметает.
                                             Я ранен вторично…
Сколько времени прожито, —
                                 сутки, минута ли, час?
Но и левой рукой
                      я наганом владею отлично,
Но попрежнему зорок
                          мой кровью залившийся глаз…
Снова лезут, как черти!
                         Но им не пройти, не пробиться…
Это вместе с живыми
                           стучатся убитых сердца,
Это значит, что детям
                           вовек не придется стыдиться,
Не придется вовек
                     и украдкой краснеть за отца!..
Я теряю сознанье…
                     Прощай! Все кончается просто…
Но ты слышишь, родная,
                          как дрогнула разом гора?
Это голос орудий
                     и танков железная поступь,
Это наша победа
                     кричит громовое «ура!»