Часы от президента - Филатов Никита Александрович. Страница 19

Вообще, за время плена Самошин и Гвоздюк сменили несколько пещер и подвалов. Была, кажется, даже одна городская квартира. Но в подробностях, касающихся численности, вооружения, экипировки и мест базирования похитившей их банды Алексей пока путался — вполне естественно, эту информацию из него вынут позже московские профессионалы.

Кормили журналистов небогато, но вдоволь. Не били. Бытовые условия, конечно, убогие — каменный век, но жить можно.

Что же касается последних событий, то с точки зрения заложника они развивались так. Позавчера им с Виктором сообщили, что из России наконец прибыли деньги — все двести тысяч долларов. По такому поводу был организован даже праздничный ужин…

Но уже следующим вечером произошло что-то страшное: шум, стрельба, нечеловеческие крики. Когда все стихло, заложникам показали окровавленное тело. Якобы, человек под пытками признал, что послан для организации побега журналистов. И что ночью готовится нападение спецназа на лагерь… В подтверждение этого была продемонстрирована записка Виноградова.

— Саныч, я ведь сразу понял, что это ты писал! — Хитро улыбнулся уже окончательно осоловевший от выпитого Алексей. — Когда там насчет метро был намек… Насчет той истории, верно?

— Верно, — кивнул без особой охоты майор. — А потом что?

— Потом нам наручники надели. И сразу увели, суки… Куда-то ещё дальше в горы… А ночью Витька умер!

Самошин успел ещё поведать, как нынешним утром его связали, бросили рядом с покойником на пол «мазды» и отвезли в неизвестность.

После этого началась очередная пьяная истерика, и хозяин увел журналиста спать — под присмотр автоматчиков.

… Владимир Александрович зевнул:

— Ладно. Поздно уже… Я готов!

— К чему? — Поднял брови Асхабов.

— Ну, хотя бы выслушать ваши предложения. Предложения по версии, которая станет официальной.

— А в чем, собственно, дело? Что вас смущает, майор?

Виноградов отставил чашку:

— Ничего себе, шуточки… Самошин — это, конечно, хорошо. Но ведь бандиты нас все-таки надули, второй-то журналист вернулся мертвым! А российские деньги, между прочим, заплачены за обоих заложников, припоминаете?

Хозяин опять сделал удивленное лицо:

— Какие деньги?

Несколько секунд в комнате висела тишина — Владимир Александрович обдумывал слова собеседника.

Асхабов продолжил:

— Ведь кто вообще знает про то, что передавался какой-то выкуп? Про его размер? Никто! Просто будет заявлено: совместными усилиями дипломатов, а также правоохранительных органов обеих стран освобожден остававшийся в живых заложник. И второго бы спасли, но… Так сказать, несчастный случай, в котором меньше всего виноваты наши и ваши спецслужбы.

Виноградов вздохнул:

— Понятно. Красивая картинка… Вопросов нет.

— Да ни у кого их не будет, поверьте! Мировая общественность обрадуется до жопы, что хоть так эта история закончилась… А двести тысяч долларов для Москвы — не деньги, верно? Спишут, не впервой!

Возразить оказалось нечего:

— Спишут. Не впервой.

Ставки в игре значительно больше, чем портфель с валютой или даже судьба несчастного пьяницы-оператора. Кто-то там, наверху, привычно сдает карту, кто-то вистует, кто-то уходит без двух или остается при своих…

А вот сам майор в таком раскладе оказывается никому не нужен. Как раз, наоборот. Он теперь лишнее, а потому опасное звено в этой темной истории, потенциальный источник утечки.

Видимо, Асхабов почувствовал настроение гостя:

— Все в руке Аллаха!

— Посмотрим.

Глупо умирать заранее. Это мы всегда успеем… Поэтому Владимир Александрович сменил тему:

— Шамиля что-то давно не видно.

— Соскучились?

Виноградов с деланным безразличием пожал плечами:

— Вы сами сказали, что он доставит меня на границу.

— Шамиля пока нет. Он занят. Утром вернется…

Собственно, майора сейчас интересовало только, знает ли кто-нибудь кроме одноглазого про пистолет, лежащий сейчас у него за пазухой.

— Тогда я, пожалуй, пойду? Попробую заснуть?

Вполне возможно, Шамиль в суматохе просто забыл, что отдал ТТ Виноградову. Или не посчитал пока нужным доложить… Тогда у Владимира Александровича появлялся дополнительный шанс.

— Конечно. Спокойной ночи!

— И вам того же.

Поднявшись «к себе», Виноградов согнал с койки прикорнувшего на краю одеяла автоматчика:

— Все. Давай, брат, посиди снаружи…

Прежде, чем расшнуровать обувь, он прислушался к жалобному похрапыванию Самошина:

— Во, бедолага!

Журналист лежал на спине и при свете звезд лицо его казалось очень бледным, обиженным и усталым.

Владимир Александрович подумал, что, в общем, приятно так обманываться. Уже бывало пару раз, когда в тяжелой ситуации люди, которых он недооценивал и не замечал, оказывались на высоте.

Вот и Самошин.

Там, дома, вид его не вызывал у майора ничего, кроме пренебрежения и снисходительной ухмылки. А ведь гляди-ка! Глупо поступил, но по-мужски: сорвался черт-те куда, пусть в погоне за славой и журналистским долгом, полез под пули…

— Алексей… Эй, слышишь? Леха!

Но сосед продолжал храпеть, и Виноградову пришлось вылезти из-под одеяла, чтобы перевернуть его на бок.

Стало тихо.

И Владимир Александрович заснул, придерживая рукой пистолет.

… Утро Самошин начал с извинений:

— Здорово я вчера перебрал? Да?

— Ерунда. По такому случаю можно.

— Но я точно ничего такого не сделал? Такого… старик, ну ты понимаешь?

— Все в порядке, Алексей.

— Не ругался? Во сне не кричал? Нет?

— Нет. Храпеть ты, правда, здоров! Как жена терпит?

— А я разведенный, — хохотнул Самошин. — Прости, старик! Нужно было в меня кинуть чем-нибудь.

— Да ты что! — Изобразил испуг Владимир Александрович. — А если бы зашиб ненароком? Такую ценную персону…

— Да, кстати. А сколько за меня заплатили? — Журналист придержал за локоть готового уже выйти из комнаты Виноградова.

Майор поскреб затылок:

— Башку бы вымыть… Леха, послушай! Не надо меня об этом спрашивать, ладно? Договорились?

— Хорошо, старик. А кого спрашивать? Кто платил?

— Не знаю. Скажем так: не знаю! Мое дело маленькое.

— Врешь?

— В Москве тебе все обьяснят. Что там?

В дверь, не постучавшись, сунул бороду охранник.

— Да, уже идем… Давай, Леха! Здесь опаздывать не принято.

Впрочем, никто никаких претензий не предьявил.

Асхабов только посокрушался, что гости пропустили утреннний выпуск телевизионных новостей:

— Про вас показали, да! Хронику опять, фотографии…

— Серьезно? — Приосанился журналист.

— А что конкретно? — Виноградова интересовали подробности.

— Сначала дикторша, беленькая такая, словами сообщила: так, мол, и так… рады сообщить зрителям долгожданную новость. Из плена, мол, освобожден наш коллега, специальный корреспондент ЦРТВ Алексей Самошин, захваченный бандитами в горах более месяца назад. Потом несколько кадров прокрутили, из архива, и дикторша снова: это бесспорный успех официальной дипломатии, первый шаг к взаимопониманию между Москвой и её недавним врагом.

— А дальше?

— Ну, дальше насчет того, что терроризм можно искоренить только совместными усилиями…

— Я не об этом, — покачал головой Виноградов.

Хозяин сделал печальное лицо и продолжил, явно копируя интонации телевизионной блондинки:

— Но, мол, радость омрачена известием о скоропостижной и трагической смерти второго заложника, оператора ЦРТВ Виктора Гвоздюка… Тут его портрет дали, в черной рамке. Представляете?

Самошина передернуло:

— Представляю. Эх, Витька, Витька… Всего-то ничего не дожил!

— Сказано, что он умер в плену от сердечного приступа… Ну, а в конце, конечно, пообещали сообщать подробности. И вечером репортаж покажут — прямо с места событий!

— Каких событий? — Не понял Виноградов.

— Ну, не знаю, — засмущался журналист. — Наверное, из аэропорта откуда-нибудь… Меня ведь встречать должны, да?