Горянка - Гамзатов Расул Гамзатович. Страница 5
* * *
Сердечные раны врачуя,
К бумаге припал я опять.
О солнце и ветре хочу я
Вам сказку, друзья, рассказать.
Однажды, босяк длинноногий,
Шел ветер из дальних сторон,
И утром пристал на дороге
К застенчивой девушке он.
Целует лицо и колени,
Хохочет: «Я славный джигит».
И в грубом мужском нетерпенье
Сорвать с нее платье спешит.
Кричит он: «Я к девичьим юбкам
Бросаюсь с давнишнего дня!
К твоим красноклювым голубкам
За пазуху тянет меня».
Но пуговки были на месте.
Силком расстегнуть их невмочь.
И ветер шагов через двести
Взъярился, отогнанный прочь.
Листва задрожала в тревоге,
И пыли поднялся вихор.
Умчался свистун длинноногий,
Исчез за вершинами гор.
А солнце всходило неспешно
Над полем, дорогой, рекой
И обняло девушку нежно
Своей загорелой рукой.
И девушка томно вздохнула,
Шепнула ему: «Погоди».
И пуговки все расстегнула
Сама перед ним на груди.
И солнце к заветным голубкам
Прильнуло потоком тепла.
Таким не безгрешным поступком
Довольна девчонка была.
А после, зайдя за утесы,
Она искупалась в реке.
До вечера девичьи косы
На смуглой лежали руке…
…О юноши, не для забавы
Рассказана сказка была.
По землям родимой державы
Проехал я верст без числа.
В горах, где родятся потоки,
В степи желтоликой, скупой
Нередко обычай жестокий
Над женской глумится судьбой.
Хоть я одержимый романтик,
Но рана открылась в душе,
Когда увидал в Самарканде
Узбечку в глухой парандже.
Быть может, она из красавиц,
Пленяющих сердце и ум,
Быть может, живет в ней, скрываясь,
Призванье Тамары Ханум.
А там, где прошел я над плеском
Ленивой арычной воды,
В одном из колхозов узбекских
Во время горячей страды
Мужчины все дни отдыхали,
Чаи распивали в тени,
А после за жен получали
Доходы на их трудодни.
Мне с детства знакома картина,
Живет и поныне она:
В седле восседает мужчина,
А сзади — плетется жена.
Спросил я однажды такого:
«Далеко ль отправился, Рзу?»
«Жена, дорогой, нездорова,
Вот видишь, в больницу везу…»
От сладкого слова о меде
Без меда не сладко во рту.
Что женщине речь о свободе
При старых порядках в быту?
В горах революция сабли
Вздымала, но женщину прав
Порой и теперь еще в сакле
Лишает семейный устав.
Он верен минувшему веку.
Но долго протянет едва ль…
Мне кажется, вижу я реку,
Сквозь время летящую вдаль.
Несет она воды с востока.
И реет в седой вышине
Зеленое знамя пророка
На правой ее стороне.
Под ним для спасения грешных,
Забывших свой долг мусульман
Имамы в чалмах белоснежных
Читают священный Коран.
(Пророк, кем написана книга,
Изрек поначалу всего:
«Муж есть в своем доме владыка,
А жены — тень слова его».
Намного хитрее, чем двести
Асхабов, державших совет,
В ученье понятие чести
Свел к слову пророк Магомет.
Имел, возвратившийся в Мекку,
Он девять покорнейших жен.)
Мне кажется, вижу я реку,
Что стала границей времен.
Над берегом правым густая
Нависла минувшего тень.
Над левым заря золотая
Венчает сегодняшний день.
И женщины тянутся к свету,
Восстав против воли родни,
Бросаются вплавь через эту
Опасную реку они.
Иные нашли в ней кончину.
Печали по ним не тая,
Гляжу на седую стремнину
Реки символической я.
Течет она в сакле и в поле,
Она — и в сознанье рубеж
Меж берегом женской недоли
И берегом светлых надежд…
…Река пред тобой, моя Ася,
Глубокая, не до колен,
Ты бросишься вплавь или сдашься
Обычаям дедовским в плен?
Не школьный, что сдан накануне,
Ты держишь экзамен, учти.
И сваты, седые как луни,
Не скажут: «Ты можешь идти».
Прости, Асият, мою смелость,
Заступник я твой и поэт.
Мне знать наперед бы хотелось,
Что скажешь ты сватам в ответ?
Гневится отец твой все пуще,
И кажется, что ятаган
Занес над тобой всемогущий
Невидимый бог мусульман.
Не бойся, с нагорий Хунзаха
На помощь скачу я верхом.
И верь, что от гнева аллаха
Тебя заслоню я стихом…
…Нередко над книжной стопою
Нам снятся красивые сны.
О женщина гор, пред тобою
Во многом поэты грешны.
Когда ты стонала от боли
И бил тебя пьяный супруг,
Они, не поняв своей роли,
Глухими прикинулись вдруг.
Когда ты рожала на поле
И губы кусала от мук,
Они, не поняв своей роли,
Слепыми прикинулись вдруг.
Сторонкой земные печали
Легко обходя за версту,
Немало стихов написали
Они про твою красоту.
И я виноват с ними вместе,
И мне твои слезы в укор:
Бывал я неискренним в песне.
Прости меня, женщина гор!
Когда тебя плеткой ударил
Отец твоих малых детей,
Я сердце под плеть не подставил
И пел об улыбке твоей.
И разве ты в том виновата,
Что, мартовский праздник любя,
Порой, улыбаясь с плаката,
Ты не узнавала себя?
Тебе, нарядившись, сплясать бы,
Да все недосуг, недосуг.
Наряды со дня своей свадьбы
Не ты ли сложила в сундук?
А мне б за столом райсовета,
Мужей атакуя иных,
Поставить по долгу поэта
Вопрос о нарядах твоих.
Хочу, чтоб носила ты горский
Наряд, что приятен для глаз,
В котором тебя на подмостках
Я видел в ансамбле не раз.
Хочу, чтобы в доме забота
Не гнула тебя как жену.
Хочу, чтобы в поле работа
Несла тебе радость одну.
Хочу тебе доли счастливой,
Но бой за нее до сих пор
Я вел, как поэт нерадивый.
Прости меня, женщина гор!
Ни разу кинжала из ножен
Не вырвав в защиту твою,
Я был чересчур осторожен,
А это как трусость в бою.
Ударило сердце тревогу.
Клянусь я грядущим годам —
Отныне ни мужу, ни богу
Тебя я в обиду не дам!
Всем бедам твоим и мытарствам
Дать бой — это славный удел.
Невежество вместе с дикарством
Беру, как солдат, на прицел!