Люди и куклы (сборник) - Ливанов Василий Борисович. Страница 10
На пустом светлом пространстве стены между ребристыми пилястрами проступал большой темный прямоугольник. Уродливый толстый крюк торчал над верхним краем темного пятна.
– А пока вы, господа, сняли портрет государя и не знаете, что повесить взамен.
– А что вы предлагаете, Алексей Алексеевич?
– Ну, хотя бы зеркало. Как-никак, господа, вы на сегодняшний день представители новой власти. Вот бы и отражались временами в зеркале.
– Это контрреволюция, – определил советник.
– У нас просто разное представление о революции, господин советник. – Кромов даже не удосужился повернуть голову в его сторону. – Мой отец говорил, что настоящая русская революция будет тогда, когда народ пойдет с топориками. А тогда, насколько я понимаю, никому из нас не поздоровится.
Если посол багровел, то советник побледнел.
– Вы играете с огнем, господин полковник.
– Мне не привыкать. Я – военный.
Посол счел нужным вмешаться:
– Вы сгущаете краски, граф. В России высоко ценят ваши выдающиеся заслуги. Ваша честность…
Кромов не дал ему договорить:
– Неужели у нас уже пришли к такой катастрофе, что честность является заслугой?
– Господа! – Жена Кромова как бы нехотя поднялась, соболий палантин сполз в кресло, открыв покатые матовые плечи. – Господа, мы собрались слушать музыку, а ты, Алекс, вечно затеешь какие-то скучные споры. Я женщина, мне нет дела до вашей политики… Это невыносимо, в конце концов. Для женщины всегда прав тот, кто умеет ухаживать за ней, проявлять внимание. А русский он, француз, англичанин или… мне решительно все равно.
Мужчины рассмеялись, кое-кто из дам зааплодировал.
– Шарман, шарман!
– Русские мужчины так утомительны, – капризно пожаловалась она по-французски. И снова по-русски: – Одна мадемуазель Тарханова, кажется, слушала тебя, Алекс, и то из вежливости.
Наталья Владимировна смутилась.
– Может быть, не только из вежливости, – игриво предположил молодой начальник протокола. – Граф – красивый мужчина.
– Правда? – Мадам Кромова умело разыграла удивление. – Вот сразу заметно, милый Жорж, что вы мало разбираетесь в женской психологии. Впрочем, когда Алекс в военной форме, я ему многое прощаю…
В гостиную ступила новая фигура. Смокинг сидел на фигуре безупречно.
– Господин посол, – произнесла фигура бесцветным голосом, – прикажете начинать?
Все поднялись и двинулись к выходу.
На рояле – высокий бронзовый канделябр о шести свечах. Второй такой же поставили на пол, с краю маленькой эстрады, у ног певицы. Наталья Владимировна, опираясь правой рукой на крышку рояля, склонилась в поклоне. Небольшой зал, из которого сыпались аплодисменты, тонул в темноте. Наталья Владимировна выпрямилась, приготовилась. Она хорошо представляла себе, что очень эффектно выглядит в темном подсвете свечей, и порадовалась, что выбрала для концерта это красное бархатное платье.
Кто-то в темном зале кашлянул, наступила тишина.
Наталья Владимировна кивнула аккомпаниатору.
Ослепленная светом свечей, она не видела, как между стульями к послу пробрался безликий человек в смокинге и что-то шепнул на ухо. Посол пошептался с советником. Шепот зашелестел по рядам от кресла к креслу. Мужчины стали подниматься и покидать зал.
За ними потянулись дамы.
Зал быстро пустел.
Наталья Владимировна пела:
Что за шум из зала?
Она продолжала петь, и вдруг рояль умолк. Аккомпаниатор, привстав над стулом, вглядывался в темноту зала. С грохотом что-то упало, наверное стул.
Наталья Владимировна шагнула к самому краю маленькой эстрады, загораживаясь ладонью от света свечей.
– Что происходит? – прекрасным голосом, каким пела, спросила она. – Дайте свет.
Шум стих. Люстра осветила зал. В боковых дверях мелькнул чей-то черный смокинг и исчез. Маленький зал был пуст. В центральном проходе лежал стул.
Почти в центре третьего ряда одиноко сидел Алексей Алексеевич Кромов.
– Что случилось? – Наталья Владимировна растерялась. – Пожар?
– Не пугайтесь, Наталья Владимировна, – ответил Кромов. – Пожар, но очень далеко. В России.
Полковник Алексей Алексеевич Кромов обычно являлся на службу раньше всех своих сотрудников, но в это осеннее ненастное утро он сильно запаздывал. Впрочем, его сотрудники, которые в этот час, как правило, уже трудились каждый за своим столом, перебрасываясь короткими репликами исключительно по делу, в это утро за свои рабочие места так и не сели.
Они сгрудились вокруг пожилого бухгалтера, который им что-то неутомимо объяснял, поминутно сдвигая на лоб очки в железной оправе и тыча пальцем в исписанный цифрами лист, который он держал перед своим носом.
Только один человек не участвовал в этом обсуждении. Человек этот был унтер-офицер Георгий Иванович Полбышев.
Нельзя сказать, чтоб его совсем не интересовало происходящее в комнате. Время от времени он поднимал свое курносое лицо от бумаг, которые прилежно просматривал, и косился в сторону сотрудников, прислушиваясь к их разговору.
Тогда до него доносилось:
– В одном только Банк-де-Франс сто двадцать пять миллионов! С ума сойти! – вскрикивал штабс-капитан Шабашников, хватаясь за пушистую бородку. – Да это же…
– Господа, давайте споем, господа, – совсем некстати предлагал коллегам бравый поручик Чоб, который с утра где-то «клюкнул». – Что-нибудь трогательное…
На него зашикали – и снова совещаться:
– Ведь надо же решать, как преподнести…
И опять бухгалтер бубнил свое, тыча в цифры на листе.
Полбышев ерошил светлые, выгоревшие свои волосы и углублялся в дела.
– Хорошо, что его сиятельство штата не раздувал, а то бы… представляете? – таращил глазки прапорщик Кока Лещинский.
– Куда это французы сбежали? – пьяно недоумевал поручик.
– А при чем тут французы? Ихней доли тут нет, – категорически заявлял Шабашников.
И снова бухгалтер: «бу-бу-бу», «бу-бу-бу».
Полковник Кромов вошел в комнату внезапно. Сотрудники бросились по своим местам и вытянулись по стойке «смирно».
– Здравствуйте, господа. – Алексей Алексеевич снял шляпу.
Сотрудники впервые видели его в штатском: серое пальто с бархатным воротничком, брюки, ботинки.
– Здравия желаем, господин полковник, – нестройно ответили сотрудники.
– А почему наши французские коллеги отсутствуют? – осведомился атташе.
– Не могу знать, господин полковник. Не явились, – как старший среди сотрудников по чину, ответил штабс-капитан Шабашников.
– Не явились, – зачем-то повторил Кромов и посмотрел на подкладку своей шляпы, словно искал там ответ.
– Позвольте обратиться, ваше сиятельство. – Бухгалтер явно волновался, очки сползли на самый кончик носа.
– Обращайтесь… – Кромов продолжал разглядывать подкладку шляпы.
– Вы в штатском по каким-нибудь веским причинам или просто так?..
– По причинам. – Кромов высоко поднял голову и обвел взглядом своих сотрудников. – Сегодня, господа, официально подтверждено известие, что новое большевистское правительство России, разорвав союзнические обязательства, вышло из войны. Отсутствие наших французских коллег показывает, что французское командование отозвало своих сотрудников. Для нас это означает, что мы больше не существуем как учреждение. Я не могу оставить своей должности военного атташе России, пока не буду знать, кому мне сдать дела и военные суммы. Прошу вас подготовить бумаги по своим отделам и передать мне в архив. Это займет у вас не больше часа. После можете считать себя свободными, господа, и действовать по своему усмотрению.
Алексей Алексеевич твердыми шагами пересек комнату и, переступая порог своего кабинета, обернулся. Будто хотел что-то сказать своим сотрудникам. Все стояли навытяжку, задержав дыхание. Им показалось, что в глазах Кромова блеснули слезы. Он молча шагнул в кабинет и притворил за собой дверь.