Цветы зла - Бодлер Шарль. Страница 27
ИГРА
На креслах выцветших жеманное собранье
Прелестниц пожилых; под дугами бровей
Накрашенных их взор, жертв ищущий; бряцанье
Серег и резкий звук металла и камней.
Вкруг карточных столов нахмуренные лица;
Провалы бледных уст и ямы мутных глаз;
Дрожь пальцев, скрюченных жестокой огневицей,
Обшаривающих карманы в сотый раз.
Под грязным потолком венцы люстр запыленных
И лампы, льющие свой беспощадный свет
На мрачные чела поэтов утомленных,
Пришедших расточить плоды тяжелых лет.
— Вот образ роковой, полночным сном рожденный,
Прошедший пред умом провидящим моим.
Я самого себя узнал в углу притона;
Сидел безмолвно я, завидуя другим;
Завидуя страстям и жуткому веселью
Тех старых потаскух и жадных игроков,
На карту ставивших отважно, в час похмелья,
Кто честь старинную, кто щедрый свой альков.
Завидовал в душе я людям тем, бежавшим
К последней гибели, ручьями кровь лия
В угаре бешеном, но всё ж предпочитавшим
Томленье адских мук дарам небытия.
ПЛЯСКА СМЕРТИ
Не менее живых довольная собою,
С перчатками, большим букетом и платком,
Она легко скользит, и странной худобою
Кокетки ветреной невольно взор влеком.
Такой воздушный стан дарят немногим боги.
Одежды пышные, как царственный поток,
Ласкают волнами ее сухую ногу,
Обутую в тугой, прелестный башмачок.
Сеть кружев, легшая игриво на ключицы,
Как лоно мертвых скал лобзающий ручей,
Укрыть могильные красы ее стремится
Стыдливо от чужих, насмешливых очей.
В пустых ее глазах лишь сумрак и туманы,
А череп, розами затейливо увит,
На хрупких позвонках качается жеманно.
— Наряд небытия! Смущающий нас вид!
Карикатурою назвать тебя посмеют
Те, для кого лишь плоть желанна, и чужда
Вся прелесть остова, сокрытого под нею.
Но ты мечты мои, скелет, влечешь всегда!
Пришла ли ты смутить гримасою могучей
Пир жизни? — Иль тебя желанья давних дней,
Еще томящие костяк твой грезой жгучей,
Влекут на шабаши безумные страстей?
При пламени свечей, при пеньи струн согласных,
Мечтаешь ли прогнать гнетущий, страшный сон,
И хочешь ли залить потоком оргий властных
Тот ад, что сыздавна в груди твоей зажжен?
Колодец, нашими наполненный слезами,
Сосуд, вмещающий всю муку бытия,
Сквозь частый переплет боков твоих видна мне
Ненасытимая могильная змея.
Признаться, я боюсь, твои старанья мало
Оценят, и живых кокетством не пленишь.
Насмешка ведь всегда сердца людей смущала,
И властью жутких чар лишь сильных опьянишь.
От бездны глаз твоих, струящей ужас черный,
Кружится голова. Толпа земных рабов
Не сможет выдержать улыбки тошнотворной
Твоих оскаленных тридцати двух зубов!
А всё же, кто из нас не обнимал скелета?
Добычею могил кто не был увлечен,
Хоть надушенною и ярко разодетой?
Кто брезгует тобой, лишь жалок и смешон.
Неотвратимая, безносая плясунья,
Скажи танцорам тем, которым претишь ты:
«Красавцы гордые, румянитесь вы втуне.
Bсе тленом пахнете у грани темноты.
Живые мертвецы, назло снегам и годам
Вотще бегущие за тенью прежних нег,
Я в пляску вас втяну, всемирным хороводом
В безвестные края вас уведя навек.
От Сены зябнущей до вод горячих Ганга
Людские кружатся неистово стада,
Не видя, как трубу уж поднимает Ангел,
И зев ее раскрыт для Страшного Суда!
Не надивится Смерть, во всех пределах мира,
Твоим кривляниям, забавный род людской,
И часто, как и ты, душась обильно миррой,
С твоим безумием сливает хохот свой!»
ЛЮБОВЬ ОБМАНА
Когда, ленивый друг, идешь со мною рядом,
При пеньи музыки, по залам, в поздний час,
Походкой медленно размеренной, и взглядом
Глядишь скучающим своих глубоких глаз;
Когда твой бледный лоб блеск газа отражает
И чар болезненных на нем сияет след,
И пламя фонарей зарницы зажигает
На дне твоих очей, где чудный виден свет,
Мечтаю: как свежо ее родное тело!
На ней горят венцом огни страстей былых,
И сердце, мятое, как персик, уж созрело,
Как грудь ее, для нег искусных и святых.
Осенний ли ты плод, заманчивый и сочный?
Иль урна грустная с забытым пеплом ты?
Знакомый аромат садов страны восточной,
Подушка сонная иль яркие цветы?
Я знаю, есть глаза с обманчивой печалью,
И не скрывает тайн их скорбная краса;
Ларцы ненужные, от века пустовали
Они, хоть глубоки, как сами небеса!
Но ведь достаточно дарить одно обличье,
Чтоб сердце радовать, плененное мечтой!
Что мне до тупости твоей иль безразличья,
О Маска! — Ослеплен твоей я красотой!