Собрание Стихотворений - Смоленский Владимир Алексеевич. Страница 3

* * *
Все сжечь – стихи, любовь, надежды,
Все позабыть, все потерять,
На рубище сменить одежды,
Последним из последних стать,
И беспощадно и сурово
Отвергнуть счастие своё,
Без Бога, без любви, без слова
Влачить земное бытиё.
И, может быть, тогда, в холодном,
Томительном и жалком сне,
Над прокажённым и голодным,
В непостижимой вышине,
Перед ослепшими глазами
Вдруг загорятся тьмы светил,
И за сутулыми плечами
Почувствуется тяжесть крыл.
И в воздаянье за потери,
Которым не было числа,
Обресть, как ангелы и звери,
Познание добра и зла.
1930
* * *
Нам снятся сны, но мы не верим им,
Не понимаем знаменье Господне,
Вчерашний сон развеется, как дым,
Его не в силах вспомнить мы сегодня.
Вот так и жизнь земную – в смертный час
Мы, коченея на холодном ложе,
Смежая веки изумленных глаз, –
Ни вспомнить, ни понять не сможем.
1930
* * *
Т.М.
Не кляни ни людей, ни Бога,
Не плачь о счастье земном,
Каждый вечер тайно и строго
О себе молись и о нём.
Все отнимет смерть и погубит,
Но любви не сможет отнять.
Так – умершего сына любит,
Больше живого, мать.
Пройдут за годами годы,
Неслышны, подобно сну,
Он встретит тебя у входа,
Он помнит тебя одну.
1929
* * *
Я не хочу поднять тяжёлых век,
Там те же звёзды, в том же мраке стынут.
Как одинок бывает человек,
Когда он Богом на земле покинут.
Какие тёмные бывают дни,
Какие мёртвые бывают ночи…
Закрой лицо руками и усни,
Во сне мгновенья кажутся короче.
Ты, может быть, увидишь райский сон,
Ты даже Ангела увидеть сможешь;
Крылами рук твоих коснется он,
И Божьим Ангелом ты станешь тоже,
И, может быть, тогда забудешь ты
Хотя б на час, хотя бы на мгновенье
Свои земные, тёмные черты,
Своё земное, смертное томленье.
1930
Гибель
Мне снился сон – дрожала твердь
От грохота и молний белых,
И в ужасе металась Смерть
В ещё неведомых пределах.
И в чёрной крови и в огне
Скакал, от ран изнемогая,
Святой Георгий на коне,
По тучам тяжко громыхая.
Архангел, крылья волоча,
Рубился, уступая силе,
И Божьи Агнелы, крича,
Как ласточки в грозу, носились.
И столб подземного огня
Вздымался, небо пожирая,
И поднял тёмный вихрь меня,
И бросил у преддверья рая.
И на предельной высоте,
У опустевшего престола,
В сиянии и красоте
Мерцающего ореола,
Увидел я его, и мгла
Вставала за его плечами,
И по щеке его текла
Слеза, и дикими очами
Смотрел он с высоты высот
На рай, потерянный навеки,
И медленно смыкались веки,
И горько улыбался рот.
1930
Два восьмистишия
I
Моя высокая, моя звезда,
Едва заметная, горит в ночи, –
Дробясь, как синие осколки льда,
На землю падают её лучи.
И от мерцающих лучей её
На сердце призрачный ложится свет.
Во тьме и в вечности и ты и я,
И жизни не было, и смерти нет.
II
Ни смерти, ни жизни, ни правды, ни лжи, ни людей.
Лишь сны в поднебесье, как стаи летят лебедей.
Летят в бесконечность, эфиром небесным пыля,
Из пыли небесной, кружась, возникает земля.
И быстрые тени от крыльев ложатся во мгле,
И тенью от тени живет человек на земле.
Лишь тенью от тени, эфирною пылью дыша,
Рождается, бьётся и гибнет во мраке душа.
1930
Сердце
Всё будет так, как я всегда хотел –
В ногах покров парчовый будет бел,
И будет лента венчика бела
Вкруг ледяного, тёмного чела.
Земной, привычный облик свой храня,
Три долгих, три неповторимых дня
Лежать я буду на столе один.
Торжественный, заупокойный чин
Священник будет истово свершать,
И будут молча вкруг меня стоять
Мои друзья, враги, моя семья,
Все, с кем я жил и с кем встречался я,
И будет, от прозрачной белизны
Ещё красивее лицо жены.
Всё будет так, как я хотел всегда.
И только ты не сможешь никогда,
В отчаянье последнем и тоске,
Припасть к моей, почти живой, руке,
К моим уже невидящим глазам.
И даже в широко открытый храм
Со всеми не посмеешь ты войти.
Меня подстерегая на пути,
Зажав рукой молчащий в муке рот,
Увидишь ты, как медленно плывёт
Высокий гроб, в тумане, без следа…
И сердце мёртвое моё тогда
От жалости смертельной вздрогнет вдруг,
И ты услышишь еле слышный стук,
Такой знакомый, сердца моего.
Но люди не услышат ничего.
1930