Собрание стихотворений 1934-1953 - Томас Дилан. Страница 16

Отправь меня обратно в сотворивший меня дом,

Моя рука уже нащупывает выход из глубины твоей,  

Кровать – место принятия креста, который буду всю жизнь я нести, 

А чтоб пролететь девять месяцев из глубин и до самых дверей –

Сделай в пустыне прямыми мои пути».

– Нет, нет, ни на сияющее ложе самого Христа, 

Ни на перламутровый сон в чем-нибудь мягком и колдовском

Не променяю я слезы мои – пусть железная у тебя голова, 

Но толкай, дочь или сын, толкай: ведь обратного хода нет, 

А громоздкие ливни с небес льют и ночью и днем.

Вот проснусь, и движенья ослабнут, и  радостно вздохнет пещера,

Где рос ребенок, которому от грядущих бед век свободы не знать,

О моя потерянная любовь, изгнанная из меня какими-то вышибалами!

У зерна, спешащего своим путем от края мокрой могилы,

Есть и голос, и дом – есть где плакать и где лежать.

Оставайся! Нет иного выбора для горстки праха. 

Оставайся у груди, полной молочными морями,

                                            живи, сколько положено лет,

Все равно ни волнами жирных улиц, ни скелетными худыми путями

В ту могилу, из которой ты вышел, 

Возврата в мое спокойное тело нет.

И начало чудес бесконечных откроет тебе этот свет!

60. СЛЕЗЫ У МЕНЯ НА ГЛАЗАХ

Слезы у меня на глазах напоминают мои двадцать четыре года.

(Похорони мертвецов 

                 из страха, что сами пойдут к могиле в трудах и родах!)

На выходе из рождения в мир, на том самом пороге

Я сижу, как портной ссутулясь, и свесив ноги,

И старательно шью себе саван для долгой дороги

При свете плотоядного солнца, кровавое мясо жрущего,

В смертной одежде,

начинаю свой чувственный путь

 вдоль всего сущего,

Мои алые вены полны самой ценной в мире валютой валют,

Но к тому неизбежному поселенью, куда все идут,

Я двигаюсь столько времени, сколько длится мое «навсегда».

НА ПОРОГАХ СМЕРТЕЙ (1946)

61. СЛИЯНИЕ МОЛИТВ

Две молитвы, которые должны прозвучать вот-вот –                      

Из уст ребенка, идущего спать, и из уст мужчины,

По лестнице поднимающегося к умирающей любимой.

Первому все равно, где окажется он во сне,

А второй в слезах по ступенькам идет.                                                        

Две молитвы во тьме вознесутся с зеленой земли,

В ожиданье ответа, обращенные к небу молитвы:

Человека на лестнице и ребенка возле кровати,

Молитвы о мирном сне и об умирающей любви,

Молитвы, которые вот-вот должны прозвучать, – и

Сольются,  сплетутся в одну взлетающую к небу печаль.                   

Так заснет ли спокойно ребенок и зарыдает ли этот 

Мужчина? Но слиянье в одно двух молитв,

 что вот-вот должны прозвучать,

Живое с мертвым сплетет,

 и человек, идущий по лестнице,

Увидит любимую в комнате наверху

 не умирающей, а живой и согретой

Его заботой, силой его тепла.

А ребенок, который и не думает, до кого долетит молитва, –               

Медленно утонет в печали, глубокой как могила,  

И темная волна, пролетев по сонным глазам,                                

Втянет его вверх по ступенькам к той, которая умерла…

62. НИКОГДА ЕЩЕ ПРЕДВЕЧНАЯ ТЬМА

Никогда ещe предвечная тьма, 

Что ставит на место всех нас,

Птиц, людей, зверей и цветы,

Не могла сказать ни о ком

Таким пламенным языком,

Как тогда, когда вышел спокойный час

Из моря, шевелящегося в упряжи темноты.

Надо снова войти в Сион

Круглой водяной капли, или

В синагогу зерен кукурузного початка.

Должен ли я позволить, да и для чего,

Чтобы тени звуков сами Его молили,

И на саване самая мелкая складка

Стала почвой для соленого зерна моего?

Чтоб оплакать детской смерти величие и горенье,

Страшную правду я не хочу у людей отнять,

И еще одной элегией о невинной юности

Кощунствовать в то мгновенье,

Когда кто-то остановится подышать!

Вместе с первым на земле убитым,

В длинную дружбу одета

Дочь Лондона лежит и…

         Возраста не знает зерно!

Никого не оплачет Темза. (О, темная вена, улица эта!)

После самой первой смерти 

  Быть другим смертям – не дано.

63. СТИХИ В ОКТЯБРЕ

Земную жизнь пройдя до тридцати,

        Я проснулся от голосов 

        Гавани и соседних лесов:

На темных камнях в лужицах отлива радостно толпились

Мидии. Цапля славила берег. Утро меня позвало

Молитвой воды, криками чаек, скрипом грачей, 

Ударами лодок о повитую паутиной стенку причала,

        И повелело 

        Отправиться

В спящий и предрассветный город.

Мой день рожденья начался с того, что водяные птицы

        И окрыленные деревья 

Над фермами и над головами 

Белых пасущихся лошадей

        Пронесли мое имя на крыльях,

И я проснулся, и встал в дождливую осень, и вышел,

Чтобы сквозь ливни всех моих дней 

           Идти.

И был прилив, и ныряла цапля. И был – я.

Я ушел, а город проснулся, тут же ворота закрыл,

       И не стало обратного пути.

Катящиеся облака были жаворонками набиты,

И свистящими дроздами полны придорожные кусты,

        И октябрьское солнце

Наполнено летом, паутинкой повито

На плече холма, где певчие ветры

Наперебой с крылатыми певцами

        Врывались в утро…

        А я себе брел и слушал

Холод ветра, выжимавшего дождик из пустоты

        Далеко внизу над лесами.

Бледнел дождь над удалявшимся,

Уменьшавшимся портом.

У моря – мокрая церковка, с улитку величиной,

Из тумана торчали рожки ее  –  и замок,

Коричневый как сова, едва ли не черный.

И сады расцветали в летней сказке,

        За городской стеной.

И без конца мог бы я удивляться чуду 

        Своего дня рождения,

Под катящимся облаком, жаворонками набитым,

Но погода решила поссориться со мной.

Она отвернулась от блаженной страны,

        Явился иной воздух, 

        Иное небо,

Но опять голубое летнее чудо нахлынуло с вышины

С яблоками, грушами, смородиной,

И я увидел ребенка, которого давно уже не было

               И нет,

Бредущего с матерью в глубину позабытых дней

Сквозь разговорчивый солнечный свет,

        Через легенды зеленых церквей,

Сквозь пере-пересказанные бормотанья детства.

        Его слезы обжигали мне щеки, 

        Его сердце билось во мне.

И был лес, и были река и море, а к мальчонке 

Множеством лиц 

Старалось прислушаться, приглядеться