Избранные сочинения. 1. Ошибка живых - Казаков Владимир Васильевич. Страница 15
ЕКАТ. ВАС.
В виде чего или в виде кого вы представляете себе время?
МЕЛИК-МЕЛКУМОВ
В виде Наполеона: тот же хмурый тяжелый взгляд и то же бесконечные порывы.
КУКЛИН
Тогда уж прибавьте: и тот же серый походный сюртук...
16 сентября.
Не знаю, где и как я оказался. Ряды домов, ночь по обеим сторонам улицы. Фонари погасли или ушли. Не знаю, сколько времени я простоял под окнами у Марии. Свет не горел. Несколько булыжных шагов взад и вперед по мостовой. Я хочу быть спиной ко всему, но я — ко всему лицом. Я закрываю глаза, ночь закрывает звезды, тишина закрывает все. Я отыскиваю незнакомую подворотню, я узнал ее по черным кирпичным сводам, по моей дрожи, по холоду и темноте. Кто это? Мария? Да, это не она. Такие же волосы, та же походка. Фонарь умер и стоит на ветру. Я прохожу под окнами. Одно открывается, голос Марии зовет. Я не слышу. Тогда она зовет громче. Я останавливаюсь. Фонарь посинел. От звезд на дома струятся светлые крыши. От набережной подуло камнем. Я не один, нас двое: я и я. Голос Марии натыкается в темноте. Я жив, как фонарь.
17 сентября.
У Куклина шестой день запой.
20 сентября.
Запой продолжается. Старшая дочь Куклина относит мое письмо Марии. Я прошу старшую дочь Куклина передать ей письмо. Я написал его.
Мария! Несколько слов — вот что я решаюсь Вам написать. Недавно ночью я слышал Ваш голос. Пусть он не был Вашим — я все-таки слышал его. Что было вокруг? Я не разглядел при свете мертвого фонаря. Знаю только, что была ночь. Я шел, чтобы пересечь город.
Дочь Куклина передаст Вам этот листок. Напишете мне?
Левицкий
Ответа не было. Я передал со старшей дочерью Куклина второе письмо.
Мария! Когда-то в старину фальшивомонетчикам заливали горло расплавленным оловом.
Ваше молчание заливает мне горло. Я сжимаю судорожными пальцами монету моей любви.
Фальшивую?
Левицкий
24 сентября.
У Витковских. Вечер. Темнота выступила из стен. Нету ни Истленьева, ни Пермякова. Куклин за все время не проронил ни слова, ни взгляда. Будто эти седые виски и лиловый нос принадлежат не ему, а сумраку. Потом, когда зажгли лампу, оказалось, что он исчез.
ЕКАТ. ВАС.
Попробуйте кинуть недовольный взгляд зеркалу — оно вам вернет его.
МАРИЯ
А если попробовать это же с часами?
ЛЕВИЦКИЙ
Часы ничего не возвращают, никогда.
МАРИЯ
Что с вами сегодня? Вы так серьезны!
ЛЕВИЦКИЙ
Серьезен, но не опасно.
ЕКАТ. ВАС.
Вы знаете, нынче я видела во сие Истленьева! Вот удивительно!.. Да... Но, из нас кто-нибудь когда-нибудь видел ли его наяву?
МАРИЯ
Анна?
АННА
Мария?
ЛЕВИЦКИЙ
Я видел, но это будет очень не скоро.
МАРИЯ
Но, Левицкий, вы нам не растолковали еще мамин сон! К чему же мог присниться Истленьев?
ЛЕВИЦКИЙ
К чьей-то свадьбе.
МАРИЯ
К свадьбе? Но почему?
ЛЕВИЦКИЙ
Истленьев — каллиграф. А каллиграфы снятся к свадьбе. Знаете, причудливый почерк судьбы, все эти завитушки...
ЕКАТ. ВАС.
А вот и чай на столе! Александр Григорьевич, я знаю, вы любите. Не правда ли?
ЛЕВИЦКИЙ
Чай даст особое чувство времени. Во времени, как в ночном небе, начинаешь различать яркие созвездия — мгновений.
ЕКАТ. ВАС.
О, вы — философ чая.
МАРИЯ
Философ и астроном.
ИСТЛЕНЬЕВ (неожиданно появляясь)
Здравствуйте!.. Добрый вечер!
ЕКАТ. ВАС.
Как! Это вы?!
ИСТЛЕНЬЕВ
Да... Я, право, не думал у вас оказаться.
ЕКАТ. ВАС.
А где же вы думали оказаться?
ИСТЛЕНЬЕВ (виновато)
У вас же.
МАРИЯ (поэту)
Пожалуйста, прочтите что-нибудь!
ПОЭТ
У меня есть одно творение. Правда, я забыл начало, но зато и конца не помню.
ВСЕ
Браво! Браво!..
МАРИЯ
А вы, Истленьев, молчите?
ИСТЛЕНЬЕВ
Я?.. Я не молчу, я продолжаю слушать...
АННА (поэту)
Прошу вас, дайте экспромт о чем-нибудь стеклянном или...
ПОЭТ
ОЛЬГА (ему же)
А теперь о чем-нибудь более прочном.
ПОЭТ
КУКЛИН (возникая)
МАРИЯ
Бог мой, Куклин! Вы еще и импровизатор!
КУКЛИН
Нет, я — импровизатор, а потом — еще и Куклин!..
1 октября.
Ночь неслышно проносится мимо часов. Льющиеся волосы притягивают свет лампы. Длинные густые ресницы притягивают темноту. Мы сидим, окруженные ночью. Женщина с бледным, чуть одутловатым лицом, похожая на ребенка, когда улыбнется вдруг. Женщина с золотой тяжестью волос, собранных в узел, с ресницами, полными темноты. Свет лампы живет на ее волосах, темнота доживает в углу. Время вздрогнуло от золотого видения. Зеркала живут между реальностью и галлюцинациями, сами будучи наполовину — тем, и наполовину — другим.
В комнате становилось темнее. Чуть виден был циферблат, кутавшийся в тихом ночном времени. Мир замер, бессильный охватить себя до конца. Молчание продолжалось, не начинаясь. Тихие голоса двигались по краям этого ночного безмолвия. Ночь со всеми ее звездами была вставлена в оконную раму, она остеклянела и готова была разбиться на тысячи осколков от первого же удара света. Между нами неподвижно темнело молчание. Женщина подняла голову. Узел литых волос тяжело сверкнул у нее на затылке.
Небо светлело там, где оно прикасалось к холодным крышам. Она сказала:
— У меня к вам три вопроса: 1. Здравствуйте! 2. Что? 3. Вопрос... Можете отвечать по порядку и не отвечать тоже можете.
Я ответил:
— Я буду по порядку молчать.
И про себя подумал:
— Бог мой, как она прекрасна! А у меня — зима и отсутствие слов...
Окно и ночь наперегонки летели навстречу рассвету. Женщина подошла к окнам, провожаемая безумием зеркала и моим. Несколько секунд вдруг вырвались из общего потока времени и сверкнули, вспыхнули, как золотые пряди, выбившиеся у нее на висках.
В комнате белизна стен подкарауливала рассвет.
(на этом обрываются записи в дневнике Левицкого)