Девчонки на луне (ЛП) - Макнэлли Дженет. Страница 11

– «Shelter»! – воскликнула женщина. – Я обожала эту группу. Это же их старое фото?

– Это старый журнал, – сказала я. Из всех историй, крутившихся в голове, я, наконец, остановилась на одной. – У моего отца много таких.

– Клёвый отец, – ответила женщина и слегка наклонилась, заговорщически глядя на меня. Я пожала плечами и улыбнулась.

– Я была так потрясена из разрывом, – сказала она. Я не знала, имела ли она ввиду группу или моих родителей. – Мэг Феррис была такой отвязной девчонкой, а Кирен – таким очаровашкой, – женщина понизила голос до громкого шёпота. – Я ревновала его к ней. Почти ненавидела Мэг. Меня послушать, так я говорю, будто мне снова шестнадцать лет, – погрузившись в свои мысли, она трясла своим стаканчиком со льдом как маракасой, а затем поставила его на столик.

– Я — Джессика, – представилась она. – Можно? – она протянула руку. На них был идеальный маникюр, каждый ноготь – узкий овал, покрашенный в кораллово-розовый цвет. При их виде мне стало стыдно за свой обсыпавшийся золотой лак.

Я дала ей журнал, и Джессика принялась листать его в поисках той статьи.

– Семьдесят седьмая страница, – подсказала я ей.

Она кивнула, не придав значения тому, что я это запомнила.

– О, Господи, – она вернулась к обложке, чтобы проверить дату издания. – Не могу поверить, что прошло уже двадцать лет.

Джессика прикрыла руками рот, а затем потрогала щёки, будто думала, что сможет найти там другое лицо.

– Ты же слышала их музыку?

– Ага, – ответила я. – Мне нравится «Sea of Tranquility».

– Он лучше всех! Мой любимый альбом. И песня, – женщина нашла статью и полностью раскрыла журнал у себя на столике. Там была фотография с обложки альбома: тёмно-синий фон с затемнённой луной в центре.

– О, Господи! – она повернулась ко мне. – Моей любимой песней была «Still». Ты её знаешь? – она начала напевать её с закрытым ртом.

Я кивнула и бросила взгляд на спящую пожилую даму, что сидела через проход на нашем ряду, немного напрягшись от мысли, что Джессика может вот так петь ещё долго. Но она перестала, исполнив лишь пол припева.

– Я купила новый альбом Кирена, – сказала она. – Он всё такой же классный. И симпатичный, – Джессика дотронулась до лица моего отца на фотографии. – А Мэг... Она давно пропала.

Какие-то секунды я обдумывала её слова. Смотря, что подразумевать под словом «пропала». Конечно, я крайне редко слышала, чтобы мама пела, и даже когда доводилось, она всегда делала это в другой комнате. Прямо как та птица, что считалась вымершей, и чья песня рикошетом отражалась в листве деревьев по всему лесу. Но стоило только приблизиться, как та успевала замолкнуть.

– Она теперь художница, – сказала я Джессике. – Работает по металлу. Скульптура и ювелирное дело, – я не стала говорить ей, что часть её работ была на мне: тонкий серебряный браслет-цепочка на запястье, правильной геометрической формы серьги-гвоздики в ушах. Ничего такого, что пришлось бы снимать перед детектором металла в аэропорту, и всё же с собой. Пару лет назад журнал «Rolling Stone» хотел напечатать крошечную статейку о маминых скульптурах в разделе типа «Куда делись бывшие звезды?», но Мэг отказалась от интервью. Но они всё равно всунули его анонс и фотографию с наружной выставки Олбрайт-Нокс под заголовком «Певица «Shelter» делает скульптуры из металла». Они достали её фото, где она стояла на фоне пустой белой стены галереи, с сайта университета. Мама там выглядела очень официально. Чересчур серьёзная, но всё равно красивая.

Джессика обернулась ко мне:

– А ты хорошо о них осведомлена. И притом, что молодая! Твой отец их фанат?

«Хороший вопрос, – подумала я. – Так, да или нет? Не уверена».

Поэтому я пожала плечами и дала размытый ответ.

– Был когда-то.

Она понимающе кивнула.

– А ты и сейчас.

– В яблочко, – ответила я. Это была правда, хоть мне и приходилось сохранять свой фанатизм в тайне. Казалось, мама совсем не выносила звука своего голоса из магнитофона. Но я слушала «Shelter» через айпод, и только в наушниках. И лишь изредка я могла уловить в этих песнях женщину, которую знала. На короткие доли секунды.

Джессика откинулась на кресло, держа перед собой журнал, и у меня в голове мелькнула мысль о том, чтобы рассказать ей правду. Женщина, возможно, поверила бы мне, если бы внимательно посмотрела на фотографию моей матери: у нас были одинаковые сине-зелёные кошачьи глаза, одни и те же скулы. Правда, уж кто действительно был похож на неё, так это Луна. Рассказав ей правду, я подарила бы ей историю, которую она отнесла бы туда, куда направлялась, а я стала бы знаменитой на каких—то нескольких минут, пусть всего лишь как дочь. Но тут подошла стюардесса и велела мне убрать под ноги сумку, и Джессика протянула мне журнал.

– Спасибо, – сказала она. – Ничто так не заставляет чувствовать себя молодым и старым одновременно, как воспоминания, – она достала из косметички, лежавшей на коленях, помаду и стала без зеркала красить ею губы, да так быстро, будто делала это уже тысячу раз. Почувствовав, как нос самолета опустился по направлению к земле, я повернулась к иллюминатору. Теперь вместо облаков я могла увидеть воду – широченный синий Атлантический океан – и изгиб береговой линии Лонг-Айленда.

Самолёт медленно спускался с неба, а я смотрела на обложку журнала с маминой фотографией. Если бы я захотела рассказать историю, то с чего бы начала? «Мама назвала нас обеих в честь луны», – сказала бы я. «Она пыталась создать для нас свою вселенную в прошлой жизни, но потом что-то заставило её всё поменять. Наш отец продолжил писать музыку и остался в Нью-Йорке, будучи знаменитым. И, в конечном счёте, почти три года назад, он просто перестал звонить».

Аэропорт становился всё ближе, как и Луна. Где-то там внизу, в его залах с огромными окнами, она наносила на губы блеск, читала книгу, напевая песню и слушая свой айпод.

Она ждала... меня.

Глава 8

Мэг

Апрель 1997 года

Стоило нам подъехать на такси к дому, как в автокресле проснулась и потянулась Луна, вытянув из-под покрывал крошечный кулачок. Томас, наш швейцар, открыл для меня дверь и впустил в салон весенний ветерок.

– Миссис Фэррис, – мужчина обращался ко мне так, несмотря на многократные просьбы называть меня просто Мэг. – Добро пожаловать домой, – он посмотрел на дочку. – Привет, малышка.

– Мы назвали её Луной, – сказала я, отстёгивая её от кресла.

– Красавица, – произнес Томас.

Он подал мне руку, и я, подхватив Луну другой, согнутой в локте, рукой, выскользнула из машины. Девочка казалась лёгким перышком, и я вдруг поняла, что никогда не держала вот так детей в реальной жизни. Да вообще никогда! После того как родилась моя сестра – мне тогда было три года – точно никого. И то, я тогда держала её под надзором взрослых, сидя на диване с подложенными под руку подушками. Я даже не помнила этого, но видела на фотографиях.

Кирен уже вышел из машины с другой стороны и, стоя на обочине, протянул ко мне руки. Я неуклюже передала ему кроху, поддерживая обеими руками, пока не убедилась в надёжности его объятий. Он приподнял Луну, показывая ей дом.

– Вот тут мы и живём, – сказала Кирен. Мы стояли в тени дома, но малышка всё равно моргала от света. Муж посмотрел на меня и прислонился губами к уху Луны. – Твоя мамочка напишет о тебе очень много песен.

Краем глаза я кого-то увидела и напряглась, думая, что это фанат или, того хуже, фотограф. Но это оказалась пожилая женщина с чересчур прямой спиной в костюме от Шанель – одна из тех дам из Нью-Йорка, что чаще встречаются в районе Верхнего Ист-Сайда, нежели в Уэст-Виллидже, где жили мы. Я была уверена, что она не имела ни малейшего представления о том, кем мы были, но всё же она остановилась на тротуаре рядом с нами.

– Какая красивая малышка, – сказала она. На ней были панорамные солнцезащитные очки, которые женщина ненадолго спустила вниз. Её глаза были синими и влажными.