Девчонки на луне (ЛП) - Макнэлли Дженет. Страница 49

Потому что, войди я туда, истории придёт конец. Луна может оказаться беременной, а, может, и нет, но в обоих вариантах нам придётся искать решение. Сейчас всё было не так однозначно. Я оставила её в совершенно подавленном состоянии. Боюсь, что, как бы всё ни разрешилось, наша жизнь уже не будет прежней.

В сумке зазвонил телефон, и я подошла ближе к зданию. Достав мобильник, я увидела на экране имя тёти Кит, поэтому я ответила.

– Дорогая моя племяшка, – сказала она вместо «привет».

– Дорогая моя тётушка, – отозвалась я.

– Я в курсе, что ты наведалась в наши пенаты. Где ты сейчас?

Я подняла глаза к вывеске.

– Эм, у дома Луны. Забежала в магазин.

– Слушай-ка, прелестный цветок, я ведь не просто так. Будь любезна, позвони маме, – она сделала секундную паузу. – Знаю, какая она бывает заноза, но она любит тебя.

– Да знаю я. Мне просто надо немного свободы.

– Прекрасно понимаю тебя, – сказала Кит, растягивая слова. – Но пока ты там наслаждаешься своей свободой, я теряю свою. Она беспрестанно трезвонит мне... и трезвонит, – снова пауза. – Слушай, я знаю, что она хочет, чтобы ты поговорила с Луной. Ты уже говорила?

Я вздохнула. Дверь аптеки открылась, и до меня донеслась песня, игравшая внутри: это была песня Мадонны «Как молитва». Вот уж в тему.

– Конечно, я говорила с ней. То есть, я говорила, а она слушала, – Кит усмехнулась, и я тоже улыбнулась. – Но я не говорила ей, что ей стоит вернуться в университет.

– А почему? – спросила Кит, но без укоризны, а скорей от любопытства.

– Потому что не уверена, что ей это нужно, – впервые сказав это вслух, я вдруг поняла, что так и было.

– В этом нет ничего плохого, – рядом со мной начала гудеть машина, и мне было плохо слышно её. – И я могу понять, что ты хочешь позволить ей самой принять решение. Но я также понимаю беспокойство вашей мамы.

И я, наверное, это понимала бы, если бы знала корни этого беспокойства.

– Тётя Кит?

– Что, ландыш?

Она всегда называла нас с Луной какими-нибудь цветами, сколько я её помнила. В этот момент я захотела вытянуть её из телефона, чтобы она смогла помочь мне во всём этом деле. Чтобы она сказала мне, что делать. Но я просто спросила её.

– Каково это было? До распада «Shelter»? – я перевела дыхание. – Я знаю, что ты всегда была с ними.

Сначала Кит молчала.

– Иногда было невероятно. А иногда твоей маме было очень тяжело, – секундная пауза. – Однажды я тебе расскажу. Но для начала тебе стоит спросить свою маму.

– Она не расскажет. Она никогда и ни о чём не рассказывала нам.

– Спроси её ещё раз, – нежно сказала Кит. – И, между прочим, позвони ей, хорошо?

– Хорошо.

– И будь осторожна в большом городе. Пока-пока, ромашка.

– Пока.

Закончив разговор, я почувствовала, как грусть заливала меня всю как внезапно разразившийся ливень.

Пожилая женщина в фиолетовой шали вышла из аптеки, и за ней закрылись двери. Но прохлада кондиционера успела окутать меня как облако. В общем, я пошла к входу и, когда я вступила внутрь, то почти могла видеть холод воздуха, переливавшегося голубизной и неоном. Лампочки потрескивали над головой.

Мне никогда не приходилось покупать тесты на беременность. Никогда не было для этого причин. И я не знала, на какой полке его искать и как выбирать, но я точно не хотела, чтобы он был единственным в корзине.

Я блуждала вдоль стеллажей как по лабиринту, решив, что дорога меня всё равно однажды выведет прямо к тестам. По пути я взяла такой же клубничный блеск для губ, который Луна очень любила в детстве – с блестящей ярко красной этикеткой и нарисованными клубничками на колпачке. Себе я выбрала тот, что нравился мне больше всего – апельсиновый. Каждое Рождество мы с сестрой находили их среди подарков, когда были детьми, и сейчас я пыталась вспомнить, когда это закончилось. Даже не открывая крышку, я хорошо помнила её сладкий вкус на губах, всегда немного подтаявшую от постоянного ношения в кармане.

В секции для сладкоежек я прихватила упаковку «M&M's» для Луны и батончик «Milky Way» для себя. Выбрала себе шесть разных видов жвачки, предварительно почитав состав, как будто знала, что значили все эти названия. Наверное, мне просто надо пойти и найти тест. Может, они в том же стеллаже, где и презервативы? Сначала покупаешь их, а потом уже тест. Наверное, я уже начала походить на подозрительную личность, и охранник скоро начнёт следовать за каждым моим шагом.

Наконец, я нашла тесты. Они различались по цене: от семи долларов до двадцати восьми. Поэтому я никак не могла определиться, не зная, стоит ли платить за него почти тридцатку. Он что, скажет, мальчик у тебя или девочка? Поступит ли она в Гарвард? Он покажет отрицательный результат, если ты так захочешь, лишь вернув тебя назад во времени, чтобы ты смогла избежать беременности? Короче, вряд ли тест стоит таких денег.

Я взяла три теста, один из самых дешёвых, решив дилемму пусть не качеством, но количеством.

Думаю, мама тоже делала это. Лет этак двадцать назад. Вероятно, она стояла в аптеке с корзинкой. А может и без корзинки, если осмелилась купить тест в одиночку. У неё, конечно, была сестра, но мама тогда была в туре, и я не думаю, что тётя Кит много выходила с ними, пока Луна не родилась. И вот сейчас я бы отдала многое за то, чтобы узнать, чем это было для мамы. Но всё же не настолько много, чтобы набрать её номер и спросить. Потому что она узнает, зачем это мне, и потому что мне пришлось бы ей сказать. И потому что она и сама поймёт по моему голосу.

Последний раз мы все вместе – мама, Луна и я – были в Нью-Йорке летом перед выпускным классом сестры, чтобы посмотреть на университеты. Мы остановились там же, где обычно: в доме маминой подруги Айрис из её художественного класса. Айрис была фантастически сумасшедшая художница с питбулем по имени Джек и высветленными до почти белого цвета волосами. Свою такую же сумасшедшую квартиру на Принс авеню она купила миллион лет назад, когда художники ещё могли позволить себе жить в таком месте, и хотя я знала, что мама ни за что не променяла бы свой дом в Ашлэнде, квартиру Айрис она просто обожала. Самым любимым её местом была терраса из гостиной. Я бы ни в жизнь на неё не вышла из—за того, какой шаткой она казалась, и я могла представить себе, как лечу с шестого этажа после того, как железная решётка, наконец, отваливается, провисев там около века. Но каждый раз, просыпаясь по утрам, я задумывалась, слушает ли мама шум от машин с улицы и представляет какую-то другую историю своей жизни, той, где не случились мы с Луной, в которой она могла бы остаться в Нью-Йорке, в «Shelter». Интересно, скучает ли она по всему этому.

Кассиром оказалась девушка, слава богу, примерно возраста Луны, а, может, немного старше, с фиолетовой прядью по центру белокурых волос. Она ничего не сказала, пока пробивала тесты на беременность, но улыбнулась мне.

– Мне тоже очень нравился этот блеск, – сказала она, подняв перед собой весь пакет с покупками.

– А я до сих пор люблю. Во всяком случае, мне так кажется.

Мой голос прозвучал довольно неуверенно и странно, и я подумала, могла ли она почуять от меня запах виски, выпитого двумя часами раньше на кухне Луны и Джеймса. Я хотела сказать ей, что совсем не пьяна, хоть всё вокруг и казалось как в тумане. Но проблема была в мире, а не во мне. Я хотела сказать ей, что это моя сестра возможно беременна, и что истории, бывают, повторяются, но при пересказе всё обычно спутывается. Я хотела рассказать ей, что это совсем убьёт мою маму.

Но я ничего не стала ей говорить. Мы просто поулыбались, не глядя друг на друга, и я заплатила двумя двадцатками из кошелька сестры. После чего я взяла сдачу, пакет и сразу вышла на улицу, к Луне.

Глава 44

Выйдя тогда от Луны, я оставила дверь незапертой, и сейчас она всё ещё оставалась открытой. Да и сама сестра, по правде говоря, оставалась на том же месте. Она не спала, а просто лежала головой на подлокотнике дивана, таращась в потолок.