Стихотворения. Книга стихов - Ратушинская Ирина Борисовна. Страница 51
«Вот и печка нагрета, и мать не корит...»
Вот и печка нагрета, и мать не корит,
И не нужно смертельной отваги.
Но зигзаг Ориона над нами горит,
Как устам — повторенье присяги.
Те же звёзды внимательно смотрят на нас,
Те же сны, затаивши дыханье,
Наблюдают за нами: погас — не погас
В испытаньи бездонным скитаньем.
Те же струны печалят подросших гонцов,
Хоть иную узду обгрызают.
Лютый смерч декабря —
Не отыщешь концов! —
Обелить наши тени дерзает.
Как рискованно след по пороше вести:
Сразу видно, куда и откуда!
Ни слепец, ни певец не укажет пути,
И смеётся с осины Иуда.
Многомерное эхо двухслойных словес
Ищет глотку с улыбкой волчицы.
Но всё те же огни с отдалённых небес
В нас глядят, как озябшие птицы.
ГОРОД КИТЕЖ
Вначале появились купола.
Века воды крестов не затемнили,
И колокол из радуг влажной пыли
Нам просквозил несмелые тела.
И бил нещадно — от ребра к ребру,
Спасая наши замершие души,
Но находя лишь след великой суши —
Извилистую тёмную нору.
А мы стояли, странно онемев —
Ораторы, молчальники, блудницы —
Узнать не смея радостный напев.
Но первыми очнулись наши птицы.
И взмыли, и ушли, и далеки
Казались нам для самой меткой пули.
А китежане, их кормя с руки,
Забыли нас.
Уже потом взглянули.
«Рощица, где под чёрным тополем — шорох лисий...»
Рощица,
Где под чёрным тополем — шорох лисий.
Комната,
Где рассыпан по полу чёрный бисер.
Камера,
Где на стенах нет белых пятен.
Летопись,
Где сквозит ответ, но невнятен.
Палочки, из которых ты —
Человечек.
От какой зимы до какой версты
Плачем свечек
Тешишься? А от лап Медведицы
Шорох стужи,
Тени по снегу — очи светятся —
Ты им нужен.
О, какая лесть
горлу твоему!
Сквозь тебя процвесть —
роще ни к чему,
В этой комнате
ты не будешь свой,
В эту камеру
приведёт конвой
Летописца — уже другого.
Молодого.
За то же слово.
И твоей гортани
не догрызя —
Стая молча встанет: глаза в глаза.
«Ну, купите меня, купите!..»
Ну, купите меня, купите!
Я такой хороший и рыжий!
Ну, возьмите — и не любите,
Но внесите к себе под крышу!
Я вам буду ловить мышей,
И если отважусь — крыс.
Домовых прогоню взашей,
И приду на ваше «кис-кис».
Я буду вам песни петь,
Выгревая ваш ревматизм,
И на свечи ваши смотреть —
С подоконника, сверху вниз.
Заберите меня из клетки,
Я во все глаза вам кричу!
И не бойтесь нудной соседки:
Уж её-то я приручу.
Откупите меня у смерти!
Ну, кого вы ещё откупите!
Вы вздыхаете, будто верите.
Сквозь решётку пальцем голубите,
Но уйдёте, как все другие,
И не будет тепла и чуда.
О единственные!
Дорогие!
Заберите меня отсюда!
«А ты не тоскуй, конвой...»
А ты не тоскуй, конвой,
А ты не считай шаги!
Большой Медведицы вой
В штопор — над головой,
А впереди — ни зги.
А ты не смотри вперёд:
Кажись, там одна беда,
Гляди, твой бушлатник прёт:
Он знает, сволочь, куда.
А ты передёрни — щёлк!
Прикрикни из-за спины!
Товарищ Тамбовский Волк
Подвоет тебе с луны.
Коростой взялась шинель.
За час не дойдём — молись!
И губы вмерзают в «шнель!»,
Хотя сказать «шевелись!»
А твой-то бушлатник — псих:
Сачкует вминать следы.
И тени от вас двоих
Повёрнуты — не туды!
А руки облапил снег —
Уже не спустить курок!
— Какой тебе, парень, срок?
— Не помню. Айда в побег!
«Где я? Идиотский вопрос...»
— Где я?
Идиотский вопрос.
Но, едва губами владея,
В кислород (ожог разряд купорос)
Возвращённые силой: — Где я?
Так и мне, не умея забыть черты,
За которой — ни псу, ни ворону,
Вновь проснуться: — Где?
И увидев: — Ты!
Согласиться — по эту сторону.
Ладно,
Будь потолок — чужой,
Будь неясно: Мордва ль, Италия,
Чей подъём — в озноб,
Чей рассвет — вожжой,
Чей тут гимн — ура, и так далее.
Пусть их.
Раз — на твоём плече,
Значит, дали ещё свидание:
В этот серый свет,
В этот час ничей,
В это «здравствуй» — без оправдания.