Западноевропейская поэзия XХ века. Антология - Коллектив авторов. Страница 73
ГЕРАКЛ И МЫ
Перевод Юнны Мориц
Тебе говорят: он — большой и великий, сын бога,
и кроме того, знаменит кучей блистательных
учителей, —
старец Лин, просвещенный сын Аполлона, обучил его грамоте,
ловкий Эврит преподал
уроки искусной стрельбы из лука; Эвмолп,
вдохновенный сын Филаммона,
развил его склонности к песне и лире; но главное —
сын Гермеса, Автолик,
чьи густые, дремучие, страшные брови затмевали собой
половину лба,
обучил его славно искусству аргоссцев — подножке:
отменное средство,
надежнее нет ничего, чтобы вырвать победу в борьбе,
в кулачном бою и, как признано, даже в науке.
Но мы, дети смертных, без ведома учителей обладая
всего лишь собственной волей,
упорством, а также системой селекции и пыток,
стали такими, какими смогли.
Мы нисколько себя не чувствуем низшими, нам не стыдно
смотреть любому в глаза.
Наши титулы на сегодняшний день — в трех словах:
Макронисос, Юра и Лерос [101].
И как только наши стихи вам покажутся аляповатыми —
сразу вспомните, что они написаны
под конвоем, под носом охранников, под ножом,
приставленным к ребрам.
И тогда нет нужды в оправданиях; принимайте стихи
такими, как есть, и не требуйте того, чего у них нет, —
вам больше скажет сухой Фукидид, чем изощренный в письме
Ксенофонт.
ЗОЛОТОЕ РУНО [102]
Перевод Юнны Мориц
Зачем добивались мы золотого руна? Еще одно испытание —
возможно, самое страшное;
Симплегады, убийства; в Мизии отставший Геракл,
и его ослепительный мальчик — Гилас, потонувший в источнике;
кормовое весло слома лось, и другого не будет, и не будет отдыха.
Колхида, Эет, Медея. Медный бык.
Приворотное зелье и бесполезность борьбы.
И Апсирт — его по кусочкам отец подбирает из моря.
И это руно —
уже достигнута цель, и — свежайший страх:
как бы смертные или боги у тебя не украли добычу;
если держишь руно в руке, его золотая шерсть освещает ночи твои,
если держишь руно на плече, его золотая шерсть освещает тебя целиком,
ты — мишень и для тех и для этих: никакой возможности
спрятаться в тень,
чтоб остаться в своем ничтожном углу, обнажиться,
и быть, и существовать.
Но чем же была бы наша бедная жизнь без этой золотой
(как мы все говорим) пытки?
ИЗ БУМАГИ
(Фрагменты)
Перевод С. Ильинской
* * *
Из бумаги, да, из бумаги.
Передай основную линию,
чтобы, обрушившись, крыша
не разбила стакан,
не ударила мертвую.
* * *
Правда? Пришло письмо?
Разорви.
Потом мы его соберем
по клочку,
склеим
и прочитаем.
Ты слышишь выстрелы?
* * *
На той фотографии
был старик с бородой.
Фотографию сняли.
Стерлась бечевка, — сказали, —
упала бы,
стекло бы разбилось.
Теперь за баулом
старая фотография
смотрит в стену.
Там не бечевка.
Там проволока.
* * *
То, что пропало,
что не пришло,
не нужно оплакивать.
То, что имел,
но утаил,
стоит оплакать.
* * *
Задобрил злую собаку?
Бросил ей хлеб?
(И сахар?)
Съест и тебя.
* * *
Дом был стеклянный,
пустой,
виднелась внутри
пустота
и медное кольцо
в потолке.
В подвале —
ржавая мышеловка
и зеленый сапог
лесничего.
Я принес их судье —
единственные улики.
* * *
Как он намучился, сооружая
из этой газеты
большую бумажную птицу.
(И спрятал в нее
настоящую птицу.)
Летит, — сказали, —
смотрите, газета летит,
да как уверенно, ровно.
Конечно, летит.
А ходить по земле не может.
* * *
Что ты хотел сказать?
Я забыл.
Всё-то меня прерывают,
всё-то я забываю о главном,
наверное, не случайно.
На рассвете
сон застал меня в кресле.
По векам моим
мизинчиком провела
далекая благодарность.
Может быть, это мне и хотелось сказать.
Об этом я и забыл.
* * *
Я накрыла его тарелку,
ушла.
Он поест еще теплое.
Поймет, что накрыла я.
Поймет ли, что нет меня?
НИКИФОРОС ВРЕТТАКОС
Перевод С. Ильинской
Никифорос Вреттакос(род. в 1912 г.). — Родился в деревне Крокес под Спартой. Активный участник Сопротивления. Из поэтических книг Вреттакоса можно назвать «Под тенями и светом» (1929), «Гримасы человека» (1935), «Послание Лебедя» (1937), «Героическая симфония» и «33 дня» (1945), «Время и река» (1957), «Глубина мира» (1961), «Ода к Солнцу» (1974).