Сказки старого Арбата - Арбузов Алексей Николаевич. Страница 11

ВИКТОША (шепотом). Необыкновенно… (Оборачивается к Балясникову и шепчет.) Необыкновенно. (Всматривается в куклу.) Погодите… Но это же Кузьма!

БАЛЯСНИКОВ (тихо улыбнулся). Что вы… Работая, вспоминал свою молодость.

ХРИСТОФОР. Ну, а ты почему молчишь, Кузнечик?

КУЗЬМА (все время, не отрываясь, смотрел на куклу Елены). Я? (Подходит к Балясникову, с изумлением рассматривает его, пожимает плечами и недоуменно говорит.) Вот видишь. (Оборачивается к кукле Елены и снова смотрит на Виктошу.) Как вы прекрасны. (Нежно целует ее и неверными шагами направляется к двери.)

БАЛЯСНИКОВ. Эй, что все это значит?

КУЗЬМА (тихо). Конец…

БАЛЯСНИКОВ. Куда ты идешь?

КУЗЬМА (обернулся в дверях). Пойду и скажу Лепешкину, что он ни черта не стоит. (Уходит.)

ХРИСТОФОР. Кузя! Погоди… Миленький… (Убегает за Кузьмой.)

БАЛЯСНИКОВ (взрываясь). Какого черта… Почему он поцеловал вас?

ВИКТОША (смотрит на куклу Елену). Он вовсе не меня поцеловал.

БАЛЯСНИКОВ. То есть как?… Но кого же?

ВИКТОША. Вашу Елену.

БАЛЯСНИКОВ (жалобно). Ничего не понимаю… (Показывает на Елену.) Но она хоть понравилась вам?

ВИКТОША. Очень. Но вы ошиблись… (Улыбнулась.) Я не так хороша, как она.

БАЛЯСНИКОВ. Стойте! (Смотрит на куклу Елены, затем на Виктошу.) Удивительно.

(Искренне.) Я только сейчас понял это. (Помолчал.) Благодарю вас.

ВИКТОША. За что же?

БАЛЯСНИКОВ (тихо). Вероятно, без вас у меня ничего бы не вышло… Вы принесли мне счастье.

ХРИСТОФОР (возвращается). Он покинул нашу улицу в страшном смятении. (Поглядел на Виктошу и Балясникова.) А вы что тут молчите?

ВИКТОША (подошла к окну). Дождь, кажется, прошел… Я, пожалуй, поброжу немного… Нет, я одна… (Поспешно уходит.)

БАЛЯСНИКОВ (вновь рассматривает куклу). Странно… Я только сейчас понял, как они удивительно схожи.

ХРИСТОФОР. А я сразу заметил это, Федя… В первый день.

БАЛЯСНИКОВ (пылко). Христофор! Что мы станем делать, когда она покинет нас?

ХРИСТОФОР. Просто не представляю, Феденька. Вероятно, я уже никогда не надену этот замечательный костюм, который так идет мне. И стричься я не буду так, и прическу эту не буду делать никогда.

БАЛЯСНИКОВ. Это невозможно, Блохин! Мне все время кажется, что, если уйдет она, - уйдет и жизнь.

ХРИСТОФОР. Не горюй, а вдруг к нам на огонек заглянет еще кто-нибудь.

БАЛЯСНИКОВ. Христофор! Пожалуйста, не изумляйся, но, по-видимому… Я люблю ее, Христофор.

ХРИСТОФОР. Виктошу? Ну и что же… Я тоже люблю ее, Федя.

БАЛЯСНИКОВ. Блохин, ты непонятлив. (Значительно.) Я люблю ее.

ХРИСТОФОР (пугаясь). Что ты говоришь… Нет, Феденька…

БАЛЯСНИКОВ. А я говорю - да! Безумно люблю ее… Вот и все.

ХРИСТОФОР. В твои годы?

БАЛЯСНИКОВ. Черт побери, но именно в мои годы любовь приобретает оттенок безумия! (В отчаянии.) Но подумай… через десять - пятнадцать лет я превращусь в ничто, а она будет так же безнадежно прекрасна!…

ХРИСТОФОР. Феденька, дорогой, ты ужасно заблуждаешься, и вовсе не ее ты любишь… Просто ты понял вдруг, какое это удивительное чудо: женщина!… И в ту же секунду заметил, что ты окончательно и навсегда одинок. Только и всего, Федя.

(Помолчав.) А кто виноват? (Вздохнул.) Всех вокруг себя распугал.

БАЛЯСНИКОВ. Может быть… (Беспокойно.) Мне такое множество лет, Блохин, но любовь… Никогда она еще не была мне так необходима! Может, ты прав, и совсем не в Виктоше тут дело, а просто бьется во мне потребность любить, бушует, жжет сердце… (Восторженно.) Читать вместе веселые книги и печальные стихи, встречать рассвет в незнакомых городах, работать до изнеможения и хвалиться этим друг перед другом, молчать в звездные вечера и умирать от смеха в дождливую погоду, - о черт, как я готов к этому!… Но поздно, поздно… (Поглядел вокруг себя.) А наши куклы? Может, и они не годны ни к черту? И эти добрые детки просто утешали нас, бедных старичков? Утешили и обратились в бегство! Где они… Виктоша, Кузьма? Почему они ушли? (Беспомощно.) Блохин… Блохин, я больше никому не нужен.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Снова вечереет. На дворе опять отличная погода. Возле окна, в кресле, сидит Христофор и что-то вяжет, напевая. С улицы входит Балясников, он бодр и весел, но, пораженный Христофором, останавливается на пороге.

БАЛЯСНИКОВ. Опомнись, Христофор… Что ты делаешь?

ХРИСТОФОР (с тихой радостью). Вяжу, Феденька. Многие умные люди уверяют, что это лучший способ сосредоточиться. А ведь нам это так необходимо. Беда только, что я как-то не могу верно схватить спицы и очень нервничаю поэтому.

БАЛЯСНИКОВ. Черт знает какой чепухой ты занят, когда люди вокруг живут напряженной трудовой жизнью… Печалишь ты меня, Блохин.

ХРИСТОФОР. Ну хорошо, извини, пожалуйста, но и объясни в то же время, отчего это у тебя так улучшилось настроение и где ты, собственно, был?

БАЛЯСНИКОВ (не без удовольствия). Посетил свою фабрику.

ХРИСТОФОР (продолжая вязать). Но сообщи, однако, зачем ты так поступил, если до конца отпуска у тебя еще целая неделя?

БАЛЯСНИКОВ (весело). Взгрустнулось мне, Блохин, взгрустнулось! А когда я туда явился, все страшно обрадовались и стали тянуть меня в разные стороны. Ну и я страшно обрадовался - все-таки прекрасно сознавать, что тебя тянут в разные стороны! Показали несколько новых игрушек. Некоторые - симпатичные. Особенно механическая гиена - сильно меня рассмешила. А также трубочист в цилиндре - очень меня растрогал. Но особенно радостно, что меня где-то недостает, понимаешь? (Прошелся по комнате.) А где Виктоша?

ХРИСТОФОР. Ушла в Дом моделей. У нее там встреча с таким знаменитым модельером, что его даже в Париж зовут.

БАЛЯСНИКОВ. Вот видишь - его зовут в Париж, а наши куклы для "Елены" лежат себе без всякого движения. Жить и не делиться с людьми тем, что создаешь, худшего наказания и не придумаешь. Но этот чертов маэстро предпочел меня какому-то мальчишке… Нет, уж тут ничего не поделаешь.

ХРИСТОФОР. А вот и ошибаешься, Феденька. (Хитро.) Очень даже многое можно тут поделать.

БАЛЯСНИКОВ. Христофор, что ты еще задумал? Отвечай!

ХРИСТОФОР. И ничего я совершенно не задумал, а только взял и отнес час назад твои куклы нашему замечательному маэстро.

БАЛЯСНИКОВ. Как ты посмел?…

ХРИСТОФОР. А мне это посоветовал совершенно один человек.

БАЛЯСНИКОВ. Кто?

ХРИСТОФОР. Не скажу ни за что. И вообще зря ты тут глаза вытаращил и руками махаешь. Пусть лучше наш маэстро придет в необычайный восторг.

БАЛЯСНИКОВ (жадно). И что же? Пришел он в восторг?

ХРИСТОФОР. А вот этого я совершенно не знаю, потому что отдал куклы не ему, а его замечательной жене, в связи с тем что он ушел в ателье укорачивать приобретенные им в поездке брюки. А вот сейчас он уже наверняка вернулся и любуется твоими куклами.

БАЛЯСНИКОВ. А если не любуется? Если, напротив, выражает свое недоумение? Или, нежно обняв жену, может быть, хихикает с ней вместе над нашей работой? Что тогда, Блохин?

ХРИСТОФОР. Тогда, конечно, дело плохо, но только этого не может быть.

БАЛЯСНИКОВ. Почему?

ХРИСТОФОР. Потому что, по-моему, ты - гений.

БАЛЯСНИКОВ. Блохин, не ври.

ХРИСТОФОР. Очень мне надо врать. Ну посуди сам, Федя.

БАЛЯСНИКОВ (размышляя). Вообще-то, конечно.

ХРИСТОФОР. Ну вот видишь.

Звонок телефона.

БАЛЯСНИКОВ (весело хватает трубку). У аппарата капитан Немо.

Мужской голос: "Федор, не валяй дурака… Как тебе не надоест, ей-богу!"

(Христофору.) Он!… Маэстро!

Мужской голос: "Должен сказать, что ведешь ты себя крайне непоследовательно. Сначала рекомендуешь мне молодежь, а затем сам, в секрете начинаешь работать над "Еленой". Впрочем, я привык к извивам твоего характера, и меня ты уже ничем не удивишь!"

Ладно, к чертям!… Но мои куклы? Произвели они на тебя хоть какое-то впечатление?