Сказки старого Арбата - Арбузов Алексей Николаевич. Страница 6

(Помолчав.) И потом, почему один? А мой верный Христофор? А вот эти, ребята?

(Показал на полку с куклами.) Разве плохая компания?

ВИКТОША (взяв в руки куклу). Вас, наверно, должны любить дети…

БАЛЯСНИКОВ (недоверчиво). Вы думаете? А я их страшно боюсь. Они снятся мне почти каждую ночь. Вооруженные дубинками и дротиками, готовые каждую минуту устроить мне темную.

ВИКТОША. Но за что же?

БАЛЯСНИКОВ. За то, что мне, дураку эдакому, не удалось создать более прекрасных кукол! Дети - величайшие оптимисты, они верят, что в мире может существовать и нечто получше того, что им известно.

ВИКТОША. Значит, те, кто с восторгом довольствуется существующим, - величайшие пессимисты?

БАЛЯСНИКОВ. Ну конечно! Их воображение мертво - они рады тому, что рады. А что тут веселого.

ВИКТОША. Все-таки вы порядочный болтун, хотя и продолжаете мне нравиться. Вот только в комнате у вас ужасающий беспорядок. Вы когда-нибудь прибираете ее?

БАЛЯСНИКОВ. Ежедневно. Но она все равно ведет себя, как хочет. Видите эту лампу? (Таинственно.) Так вот, несколько раз в день ставлю я ее на стол, однако она почему-то всегда оказывается на полу.

ВИКТОША. Довольно интересный феномен. Как вы его объясняете?

БАЛЯСНИКОВ. Терзаюсь в догадках. Видимо, в какой-то мере в этом повинны они. (Указывает на кукол.) Поглядите, как их много. (Почти шепотом.) И каждый себе на уме. Уверяю вас, они способны на все. Например, вот эта обезьяна. Две недели не хотела становиться сама собой… Сопротивлялась как могла. Куклы совсем как люди - не хотят становиться совершенными, и все тут. Правда, в конце концов я ее

смирил, - вон она какая теперь, неплохая. Но даже сейчас мне кажется, что она хитрит со мной… Да-да, клянусь вам! Она могла бы быть лучше.

ВИКТОША (разглядывая обезьяну). Не грустите, она и так хороша.

БАЛЯСНИКОВ. Не знаю… Я всех их ужасно люблю, но иногда мне делается грустно, ведь они могли бы быть прелестнее. (Помолчав.) Я часто думаю, а не исчезает ли душа, когда появляется умение? Беда в том, что с годами все отчетливее постигаешь законы прекрасного. Это губительно.

ВИКТОША. Губительно? Но почему?

БАЛЯСНИКОВ (грустно). Ничто так не мешает иногда в работе, как хороший вкус. (Помолчав, улыбнулся вдруг.) Вам этого еще не понять - вы у нас маленькая.

ВИКТОША. Вы правы, у меня, несомненно, все впереди. И меня это отчаянно радует.

БАЛЯСНИКОВ. Надеюсь все же, что старшие товарищи опекают вас… помогают в работе?

ВИКТОША. К чему? Помогать следует только талантливым людям. А по-настоящему талантливые в помощи не нуждаются! (Весело.) Взглянем-ка лучше на подоконник - на нем почему-то находится недопитая бутылка токая. Освободим посуду.

БАЛЯСНИКОВ. Вы - алкоголик.

ВИКТОША. Никогда! Сладкое виноградное вино - вот мой предел. (Разливает токай в рюмочки.) Не желаете ли произнести тост?

БАЛЯСНИКОВ. Желаю. (Поднимает рюмку.) За моего сына!

ВИКТОША (почему-то удивилась). У вас есть сын?

БАЛЯСНИКОВ. Мы враждуем с ним. Вот уже двадцать один год.

ВИКТОША. Сколько же ему лет?

БАЛЯСНИКОВ. Двадцать два. За его здоровье! (Не сразу.) Я мечтаю об одном - жить с ним вместе.

ВИКТОША. Ладно, вот за это и выпьем! (Пьет.) Хотя сказать правду, я думала, что вы произнесете какой-нибудь панегирик в мою честь… Сорвалось! Нет, видно, надо мне возвращаться в Ленинград.

БАЛЯСНИКОВ. В тот день, когда вы меня покинете, я стану самым разнесчастным из всех. (Берет гитару и шутливо, но с некоторой долькой серьеза поет.) "Не уезжай, ты мой хороший…"

ВИКТОША. А знаете, вы и таким вот образом, с гитарой, могли бы зарабатывать на пропитание.

БАЛЯСНИКОВ. Ну что ж, попробую по дворам походить. Правда, теперь с этим строго - еще тунеядство припишут. (Небрежно.) А в Ленинград-то вас тянет… Решили все-таки за Левушку своего выйти?

ВИКТОША. Раздумала. Но надо будет ему терпеливо втолковать, что он уже давно меня не любит. Он ведь сначала этому, естественно, не поверит и страшно станет сопротивляться… Но - авось! Отваживать влюбленных - мое хобби.

БАЛЯСНИКОВ. Да, опасная вы личность… Бедный ваш Левушка.

ВИКТОША. Заблуждаетесь, не очень-то он бедный. Тип почище меня. И заговорит кого хочешь. Статистика, кибернетика - это его страсть просто. Он битком набит информацией… И среди друзей необычайно популярен. Я сначала дико в него влюбилась, а потом постепенно как-то сникать стала… Уставать, что ли. Впрочем, чтобы понять все это, его надо увидеть. Левушка неповторим.

БАЛЯСНИКОВ (нетерпеливо). Но по-настоящему-то вы кого-нибудь любили?

ВИКТОША. Вероятно, к старости это как-то выяснится… само собой.

БАЛЯСНИКОВ. Не очень рассчитывайте! В мои годы в подобных вопросах тоже порядочная неразбериха. На этом земном шаре уместилось такое множество народу, что найти свою половину крайне затруднительно. Особенно занятому человеку. Но печальнее всего, когда находишь ее слишком поздно… Впрочем, исполнять свои желания - значит терять их. Вот почему спрячем-ка их в самый дальний карман.

ВИКТОША. Вам взгрустнулось… (Наливает еще по рюмочке.) За оптимизм!

БАЛЯСНИКОВ. Вы ошибаетесь, если думаете, что это слишком веселый тост. Ведь оптимисты, как мы выяснили, - это те, кто смело смотрит в лицо правде. А правда бывает весела не слишком часто.

ВИКТОША. Дьявольски туманно. Вы позволите мне произнести тост?

БАЛЯСНИКОВ. Что поделаешь - говорите.

ВИКТОША (встает). Панегирик в честь Балясникова, Федора Кузьмича. (Поднимает рюмочку.) Какое счастье, что Наташа Кретова вышла замуж за большого друга своего жениха. Какая радость, что она уехала с ним в Теберду. Не случись этого… страшно подумать! Дорогой Федор Кузьмич, вы свели меня с ума, выношу вам за это благодарность. Старушкой, сидя у какого-нибудь атомного камелька, я буду со слезами на глазах рассказывать о вас своим внукам. Примите же уверения в моем огромном к вам почтении. (Опустошает рюмочку.)

БАЛЯСНИКОВ. Премного вам благодарен. (Берет гитару, наигрывает цыганочку.)

ВИКТОША (встает, принимает исходное танцевальное положение). Вы разрешите?

БАЛЯСНИКОВ. Валяйте!

Виктоша весело, с превеликим азартом танцует цыганочку. Балясников с восторгом следит за ней и, доиграв, подбрасывает гитару в воздух.

Неслыханно!

ВИКТОША. Вот она я! (Валится в кресло.)

Очень долго они сидят совершенно молча.

Как бы ваш Шурик Давыдович не проснулся.

БАЛЯСНИКОВ (негромко). Без двадцати час… Он не дремлет. В карты кого-нибудь обыгрывает.

ВИКТОША. Люблю я плясать.

БАЛЯСНИКОВ. Вам бы в актрисы уйти.

ВИКТОША. Там и без меня масса всевозможных дам сосредоточилось. А вот кто моих милых женщин прелестно оденет? Гляжу по сторонам и понимаю - только на меня надежда!

БАЛЯСНИКОВ. Вы молодчага. В нашей работе надо верить, что все от тебя зависит…

ВИКТОША. Зазнайством это не попахивает?

БАЛЯСНИКОВ. А что поделаешь? Надо. Назвался груздем, так не делай вид, что ты опенок. Вот я знаю твердо - лучше кукол, чем у Балясникова, нет.

ВИКТОША. И расчудесно!… (Взяла бутылку, весело посмотрела на Балясниковаа.) Допьем?… Что на донышке-то оставлять…

БАЛЯСНИКОВ. Ого!… (Погрозил ей пальцем.) Вы меня спаиваете.

ВИКТОША. Не бойтесь. Ничего с вами не случится. (Встает.) А теперь за моего сына!… Не все же за вашего.

БАЛЯСНИКОВ. Боги… У вас и сын есть?

ВИКТОША. Пока нету. Но ведь будет. (Поднимает рюмочку.) Я желаю ему всяческих удач, моему миленькому… И пусть он хоть немного будет похож на вас. Пусть! Вот за это.

Они пьют молча.

БАЛЯСНИКОВ (не сразу). Вам бы следовало надрать уши.

ВИКТОША (тихо). Какая глупость… Зачем это? Не надо мне надирать уши - мне ведь так хорошо сейчас. (Почти шепотом.) Нет, вы скажите, почему мне так хорошо? А я знаю. Потому что я сижу в этой удивительной комнате и все эти веселые звери, и этот поросенок-оптимист, и эта наглая, бесшабашная собака - они все тут сидят со мной вместе и слушают внимательно, как мы хорошо с вами беседуем… Как мы совершенно замечательно беседуем с вами. Ведь правда? А теперь расскажите мне что-нибудь самое чудесное.