Menschen und Leidenschaften (Люди и страсти) - Лермонтов Михаил Юрьевич. Страница 12
Юрий (мрачный, приближается к ней). Наши сердечные связи расторгнуты, виновна ты или нет. Я не буду любить тебя, я не могу, если б даже и хотел… (Глядит ей пристально в глаза и берет руку.) Вот перстень, который ты мне дала недавно: возвращаю его тебе, как ненужного свидетеля любви моей. Возьми его назад. Я еду из родины в чужие края, ничто больше здесь меня не задержит… (Тронутый) Благодарю тебя за лучшие часы моей жизни и ни за что не укоряю. Ты показала, что можно быть совершенно счастливу у сердца нежной женщины и что это блаженство короче всех блаженств… (Жмет руку ей.) Благодарю тебя, Любовь!.. (Молчание. После чего Юрий с жаром продолжает) О друг мой! оставь свое бесполезное упрямство. Ты меня не разуверишь, ибо я сам всё видел… но… признайся чистосердечно, что ты виновна, тогда, быть может, я снова полюблю тебя…
Любовь (гордо). Нет! я на свою честь не буду клеветать… Впрочем, мое признанье было б бесполезно, если б я была в самом деле виновна пред тобою…
Юрий. Итак ты не хочешь…
Любовь (твердо). Не могу и не должна!..
Юрий. Прощай. (Идет, но ворочается.) Дай мне последний поцелуй. (Берет ее руки.) Прощай, Любовь, прощай надолго!.. (Целует ее в губы.) (В восторге) Нет! нет! эти уста никогда не могли быть преступными, я б никому не поверил, если б… проклятое зренье!.. Бог всеведущий! зачем ты не отнял у меня прежде этого зренья… зачем попустил видеть, что я тебе сделал, бог!.. О! (с диким стоном) во мне отныне нет к тебе ни веры, ничего нет в душе моей!.. но не наказывай меня за мятежное роптанье, ты… ты… ты сам нестерпимою пыткой вымучил эти хулы… зачем ты мне дал огненное сердце, которое любит и ненавидит до крайности… ты виновен!.. Пусть гром упадет на меня, я не думаю, чтоб последний вопль давно погибшего червя мог тебя порадовать… (В отчаяньи убегает.) (Молчание.)
Любовь (оглядывается). (Жалобно) Он ушел! О, я несчастная девушка!.. (Упадает в слабости на скамью дерновую.)
(Занавес опускается.)
Действие пятое
Явление 1
(Комната Николая Михалыча, сундуки и чемоданы готовы к отъезду.)
Васи<лий> Мих<алыч> (входя, слуге, который идет за ним). Что? что? не может быть. Неужели это правда?
Слуга. Точно так-с…
Васи<лий> Мих<алыч>. Так, так, мне самому это всё казалось… экой шельма… поди позови брата сюда моего… экое несчастное дело! (Уходит слуга.) Ну как объявить ему теперь – просто, да просто – надобно за один раз кончать эти сплетни. (Садится.) Надобно порядком распечь племянника моего, – экую он заварил кашу – однако я пощажу его немного. Молодость! всё молодость! хотя это такой порок, от которого всякий день мы исправляемся, – может быть, он и не совсем так говорил, или что-нибудь да не так тут есть… впрочем, я не думал бы никак, чтоб Юрий дошел до такой низости, если б (в задумчивости опускает голову)… Ба! – что это за записка: Ма chère [10]… это любопытно. (Подымает записку – вдруг вскакивает в изумлении и долго молчит, смотря на записку, потом с досадой говорит) Как… к Любови – к моей дочери любовное письмо – свидание… Юрий… нет, этого я не стерплю. (Молчание.) Видно это давно написано, потому что на полу валяется, как всё старое. (Молчание.) Ну, говори, что я несправедливо делал, любя дочерей моих неодинаково… Я наперед как предчувствовал это… вот Лизушка такой штуки не сделает… с братом двоюродным любовное свиданье – где это на свете видано… О! я ему отомщу; будет теперь меня помнить. После этого чего нельзя от него ожидать, от обольстителя двоюродной сестры!.. (Ходит взад и вперед.) Однако припрячу записку до случая. (Кладет в карман.) Но вот и брат идет, кажется…
Явление 2
(Николай Михайлович входит.)
Ник<олай> Мих<алыч>. Что это, брат, такое, что опять за важное дело. У меня, право, их теперь так много, что не знаю, куда с ними деваться.
Васи<лий> Мих<алыч>. Да дело немаловажное, касающееся до тебя и до твоего сына.
Ник<олай> Мих<алыч>. М<арфа> Ив<ановна> что-нибудь еще хочет сочинить, не правда ли?
Васи<лий> Мих<алыч>. Нет, до нее тут ничего не касается.
Ник<олай> Мих<алыч>. Эх, братец! так что же тут может быть важного. Ты меня только оторвал от занятья… об этом после можно поговорить.
Васи<лий> Мих<алыч>. То-то нельзя…
Ник<олай> Мих<алыч>. Что же это?
Васи<лий> Мих<алыч>. Твой сын…
Ник<олай> Мих<алыч>. Мой сын – лучший из сынов. Благороден, справедлив, хотя мечтателен, и меня любит, несмотря на все происки старух…
Васи<лий> Мих<алыч>. Хм! хм! хм!
Ник<олай> Мих<алыч>. Что ты так смотришь? Неужели кто-нибудь может сказать нет?
Васи<лий> Мих<алыч>. Нет! – не то, чтобы не любил совсем; а это еще подлежит сомнению.
Ник<олай> Мих<алыч>. Как сомнению? что это! Неужели ты так об нем думаешь? – братец!
Василий Мих<алыч>. Да думаю… и, может быть, ты сам скоро начнешь думать.
Ник<олай> Мих<алыч>. По крайней мере он до сих пор не подал мне повода почитать его бесчестным человеком.
Васи<лий> Мих<алыч>. Вот видишь: есть люди, которые умеют так скрыть цель свою и свои поступки, что…
Ник<олай> Мих<алыч>.. Братец! Юрий не из таких людей…
Васил<ий> Мих<алыч>. Человек неблагодарный не может быть хорошим человеком.
Ник<олай> Мих<алыч>. В нем этого нет…
Васи<лий> Мих<алыч>. А как есть? Разве Марфа Ивановна не воспитала его, разве не старалась об его детстве, разве не ему же хотела отдать всё свое имение, а он – оставим – ну, да это для отца, – да как поступает с ней; со стороны жалко смотреть, – груб с нею, как с последней кухаркою…
Ник<олай> Мих<алыч>. Что же из этого всего ты хочешь вывесть?.. Ради бога объяснись!..
Василий Мих<алыч>. А то хочу вывесть, что он, обманув ее, может обмануть и тебя. Видишь: тебе кажется, что он с ней так дурно поступает, ее оставляет, про нее дурно говорит… а, кто знает, может быть, и ей он на тебя бог знает как клевещет.
Ник<олай> Мих<алыч>. Стыдись! – это всё одни несправедливые подозрения! – помилуй! что ты делаешь?
Васи<лий> Мих<алыч>. Я хочу тебе открыть глаза из одной дружбы к тебе, и у меня, поверь, не одни подозрения – без доказательств не смел бы я говорить.
Ник<олай> Мих<алыч>. Да тут нет доброго смысла, братец!..
Васи<лий> Мих<алыч>. Отчего же?
Ник<олай> Мих<алыч>. Ну ты верно согласишься, что Юрий умен!
Васи<лий> Мих<алыч>. Глупый человек не может быть так лукав!..
Ник<олай> Мих<алыч>. Итак согласен! Какая же тут цель? Он должен бы был понять, что эти сплетни, как ты говоришь, ни к чему не послужат!
Васи<лий> Мих<алыч>. То-то и дело: он умен, потому-то я еще и не совсем дошел до цели. А в том, что я теперь тебе расскажу – я уверен. Слушай же: вчерась, в ее комнате, он говорит своей бабке: довольны ли вы теперь моей привязанностию! вам тяжко присутствие моего отца! я ему про вас наговорил, он с вами побранился – и теперь вы имеете полное право ему указать порог…
Ник<олай> Мих<алыч>. Ужасное бесстыдство…
Вас<илий> Мих<алыч>. Да – но это не всё…
Ник<олай> Мих<алыч>. Что еще может быть ниже этого!.. но нет, не верю… не верю… кто слышал это? (Берет его сильным движением за руки.) Отвечай, кто слышал?.. кто?