Дневник Бриджит Джонс - Филдинг Хелен. Страница 36

10:30. Офис. Только что звонила ассистентка Ричарда Финча, Пачули. Мне действительно предложили работу, но я должна приступить через неделю. Ничего не смыслю в телевидении, ну и черт с ним, мне здесь до смерти надоело, а кроме того, теперь для меня слишком унизительно работать с Даниелом. Лучше я пойду и скажу ему.

11:15. В это трудно поверить. Даниел весь посерел и уставился на меня.

– Ты не можешь этого сделать, – заявил он. – Ты хоть представляешь себе, как трудно мне пришлось в последние несколько недель?

Тут ворвалась Перпетуя – она наверняка подслушивала под дверью.

– Даниел! – взорвалась она. – Ты эгоистичный, самолюбивый, хитрый шантажист. Это ведь ты – прости меня, Боже – уволил её. Так что тебе остается, черт возьми, только смириться с этим.

Я вдруг подумала, что могла бы и полюбить Перпетую, хотя, конечно, не как женщину.

СЕНТЯБРЬ

На пожарном шесте

4 сентября, понедельник

126 фунтов, порций алкоголя – 0, сигарет – 27, калорий – 15, минут, проведенных в воображаемых разговорах с Даниелом, где я высказываю ему все, что я о нем думаю, – 145 (хор., лучше).

8:00. Первый день на новой работе. Должна создать себе новый имидж спокойного, всеми уважаемого человека и продолжать в том же духе. Не курить. Курение – признак слабости, оно подрывает личный авторитет.

8:30. Только что позвонила мама, и я решила, что она хочет поздравить меня с новой работой.

– Знаешь что, дорогая? – начала она.

– Что?

– Элейн приглашает тебя на их рубиновую свадьбу! – сообщила мама и выжидательно затаила дыхание.

Я была весьма озадачена. Элейн? Брайан-и-Элейн? Колин-и-Элейн? Элейн – жена-Гордона-бессменного-начальника-управления-дорогами-в-Кеттеринге?

– Она подумала, что было бы здорово, если бы кто-то из молодежи составил там компанию Марку.

Ах, вот оно что. Малькольм и Элейн. Породившие само совершенство – Марка Дарси.

– Кажется, он сказал Элейн, что, по его мнению, ты очень привлекательна.

– Фр-р-р. Не ври, – проворчала я (хотя мне было приятно).

– Во всяком случае, я уверена, что именно это он и имел в виду, дорогая.

– А что он сказал? – с подозрением спросила я.

– Сказал, что ты очень...

– Мама.

– Ну, на самом деле он употребил слово – эксцентрична. Но ведь это прекрасно, правда? Эксцентрична! В любом случае, ты сможешь его обо всем расспросить на рубиновой свадьбе.

– Я не собираюсь тащиться в Хантингдон, чтобы праздновать рубиновую свадьбу людей, с которыми я разговаривала единственный раз в течение восьми секунд, когда мне было три года, – только ради того, чтобы пересечься с богатым разведенным мужчиной, который называет меня эксцентричной.

– Ну, не говори глупостей, дорогая.

– Ладно, мне пора идти, – сказала я и поступила глупо, поскольку мама, как всегда, начала тараторить, как будто я отправляюсь на смерть и это наш последний телефонный разговор перед тем, как мне введут смертельную инъекцию.

– Он зарабатывал тысячи фунтов в час. Времени зря не терял – тик-так-тик-так. Я тебе говорила, что встретила на почте Мейвис Эндерби?

– Мам. У меня сегодня первый день на новой работе. Я очень волнуюсь. Мне не хочется говорить о Мейвис Эндерби.

– Господи, дорогая! А что ты собираешься надеть?

– Короткую черную юбку и майку.

– Послушай, ты же не пойдешь туда, как замызганный бродяга, в тусклых тонах. Надень что-нибудь яркое и нарядное. Как насчет твоего чудесного светло-вишневого костюма? Да, кстати, я тебе говорила, что Юна уехала путешествовать по Нилу?

Фр-р-р. Так разозлилась, что выкурила пять сигарет подряд. Не оч. хор. начало дня.

21:00. Лежу в постели, совершенно измотана. Я уже забыла, как это ужасно – начинать работать на новом месте, где никто тебя не знает. Люди начинают определять твой характер по любому случайному наблюдению или твоему слегка своеобразному высказыванию. А сама ты не можешь сделать даже такой малости, как сходить поправить макияж, не спросив, где женский туалет.

Я опоздала не по своей вине. Попасть в студию оказалось невозможно – у меня не было пропуска, а у двери стояли охранники, которые считают, что их работа заключается в том, чтобы не пускать сотрудников в здание. Когда я наконец добралась до приемной, меня отказались пускать наверх, пока кто-то за мной не придет. К тому времени было уже 9:25, а собрание начиналось в 9:30. В конце концов появилась Пачули с двумя огромными лающими собаками, одна из которых принялась прыгать и лизать мне лицо, а другая положила голову прямо мне на юбку.

– Это Ричарда. Правда же, они, это, великолепные? – пояснила Пачули. – Я только отведу их в машину.

– А я не опоздаю на собрание? – в отчаянии спросила я, нащупывая собачью голову между коленями и пытаясь оттолкнуть её.

Она осмотрела меня с ног до головы, как бы говоря: «И что?», а затем исчезла, таща за собой упирающихся собак.

В итоге, когда я добралась до офиса, собрание уже началось, и все оглянулись на меня, кроме Ричарда, чьи пышные формы были затянуты в странную зеленую шерстяную робу.

– Давайте, давайте, – повторял он, бегая взад-вперед и обеими руками привлекая внимание присутствующих. – Я думаю, девятичасовая служба. Я думаю, развратные викарии. Я думаю, сексуальные акты в церквях. Я думаю, почему женщины влюбляются в викариев. Давайте. Я плачу вам не для того, чтобы вы бездельничали. Давайте идею.

– Почему бы вам не взять интервью у Джоанны Троллоп? – робко предложила я.

– Что за троллоп? – удивился Ричард, тупо уставившись на меня.

– Джоанна Троллоп. Она написала «Жену пастора», что показывали по телевизору. «Жена пастора». Она должна знать.

Лицо Ричарда расплылось в хитрой улыбке.

– Прекрасно, – сказал он, глядя мне на грудь. – Совершенно прекрасно, черт возьми. У кого-нибудь есть телефон Джоанны Троллоп.

Наступила длинная пауза.

– Э-э-э, на самом деле, у меня есть, – нарушила я молчание, чувствуя, как со стороны юнцов на меня накатывает волна ненависти.

Когда собрание закончилось, я бросилась в туалет, чтобы восстановить самообладание, и обнаружила там Пачули, которая красилась вместе со своей подругой. Та была в таком открытом платье, что видны были её трусики и грудь.

– Это ведь не было очень уж резко, правда? – говорила девушка Пачули. – Ты бы видела лица этих старушек за тридцать, когда я вошла... Ой!

Обе в ужасе оглянулись на меня, прикрыв рты ладонями.

– Мы не имели в виду вас, – пояснили они. Не уверена, смогу ли я все это вынести.

* * *

9 сентября, суббота

124 фунта (оч. хор. преимущество новой работы, которая сопровождается постоянным нервным напряжением), порций алкоголя – 4, сигарет – 10, калорий – 1876, минут, проведенных в воображаемых разговорах с Даниелом, – 24 (отлично), минут, потраченных на воображаемые повторы разговоров с мамой, в которых я беру верх, – 94.

11:30. Зачем, ну зачем я дала маме ключи от своей квартиры? Я как раз собралась (впервые за последние пять недель) провести уикенд без тупого смотрения в стенку и без рыданий. У меня была тяжелая рабочая неделя. Я начинала думать, что, может быть, все будет хорошо, может быть, меня не обязательно съест овчарка. И тут ворвалась мама со швейной машинкой в руках.

– Что это ты делаешь, глупышка? – пропела она.

Я взвешивала 100 граммов овсяных хлопьев для завтрака с помощью плитки шоколада (шкала на весах оцифрована в унциях, а это неудобно, потому что в таблице калорий вес указан в граммах).

– Знаешь что, дорогая? – продолжала мама, начав открывать и закрывать все дверцы кухонного шкафа.

– Что? – я стояла в носках и халате и пыталась стереть тушь под глазами.

– Малькольм и Элейн устраивают рубиновую свадьбу в Лондоне, двадцать третьего, так что теперь ты сможешь прийти и составить компанию Марку.

– Я не хочу составлять компанию Марку, – выдавила я сквозь зубы.