Стихотворения из сборников - Тушнова Вероника. Страница 4

Не знаю - права ли

Не знаю - права ли,

не знаю - честна ли,

не помню начала,

не вижу конца...

Я рада,

что не было встреч под часами,

что не целовались с тобой

у крыльца.

Я рада, что было так немо и прямо,

так просто и трудно,

так нежно и зло,

что осенью пахло

тревожно и пряно,

что дымное небо на склоны ползло.

Что сплетница сойка

до хрипу кричала,

на все побережье про нас раззвоня.

Что я ничего тебе

не обещала

и ты ничего не просил

у меня.

И это нисколько меня не печалит,-

прекрасен той первой поры неуют...

Подарков не просят

и не обещают,

подарки приносят

и отдают.

Вероника Тушнова. Не отрекаются любя...

Сборник стихотворений. Поэтическая Россия.

Москва: Русская книга, 1997.

Всегда так было

Всегда так было

и всегда так будет:

ты забываешь обо мне порой,

твой скучный взгляд

порой мне сердце студит...

Но у тебя ведь нет такой второй!

Несвойственна любви красноречивость,

боюсь я слов красивых как огня.

Я от тебя молчанью научилась,

и ты к терпенью

приучил меня.

Нет, не к тому, что родственно бессилью,

что вызвано покорностью судьбе,

нет, не к тому, что сломанные крылья

даруют в утешение тебе.

Ты научил меня терпенью поля,

когда земля суха и горяча,

терпенью трав, томящихся в неволе

до первого весеннего луча,

ты научил меня терпенью птицы,

готовящейся в дальний перелет,

терпенью всех, кто знает,

что случится,

И молча неминуемого ждет.

Вероника Тушнова. Не отрекаются любя...

Сборник стихотворений. Поэтическая Россия.

Москва: Русская книга, 1997.

НОЧЬ

(Зима 1942 г.)

Смеясь и щуря сморщенные веки,

седой старик немыслимо давно

нам подавал хрустящие чуреки

и молодое мутное вино.

Мы пили все из одного стакана

в пронзительно холодном погребке,

и влага, пенясь через край, стекала

и на землю струилась по руке.

Мы шли домой, когда уже стемнело

и свежей мглою потянуло с гор.

И встал до неба полукругом белым

морскою солью пахнущий простор.

От звезд текли серебряные нити,

и на изгибе медленной волны

дрожал блестящим столбиком Юпитер,

как отраженье крохотной луны.

А мы купались... И вода светилась...

И вспыхивало пламя под ногой...

А ночь была как музыка, как милость

торжественной, сияющей, нагой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Зачем я нынче вспомнила про это?

Здесь только вспышки гаснущей свечи,

и темный дом, трясущийся от ветра,

и вьюшек стук в нетопленной печи.

Проклятый стук, назойливый, как Морзе!

Тире и точки... точки и тире...

Окно во льду, и ночь к стеклу примерзла,

и сердце тоже в ледяной коре.

Еще темней. Свеча почти погасла.

И над огарком синеватый чад.

А воткнут он в бутылку из-под масла

с наклейкой рваной - "Розовый мускат".

Как трудно мне поверить, что когда-то

сюда вино звенящее текло,

что знало зной и пенные раскаты

замасленное, мутное стекло!

Наверно, так, взглянув теперь в глаза мне,

хотел бы ты и все-таки не смог

увидеть снова девочку на камне

в лучах и пене с головы до ног.

Но я все та же, та же, что бывало...

Пройдет война, и кончится зима.

И если бы я этого не знала,

давно бы ночь свела меня с ума.

1942

Вероника Тушнова. Не отрекаются любя...

Сборник стихотворений. Поэтическая Россия.

Москва: Русская книга, 1997.

ХИРУРГ

Н. Л. Чистякову

Порой он был ворчливым оттого,

что полшага до старости осталось.

Что, верно, часто мучила его

нелегкая военная усталость.

Но молодой и беспокойный жар

его хранил от мыслей одиноких -

он столько жизней бережно держал

в своих ладонях, умных и широких.

И не один, на белый стол ложась,

когда терпеть и покоряться надо,

узнал почти божественную власть

спокойных рук и греющего взгляда.

Вдыхал эфир, слабел и, наконец,

спеша в лицо неясное вглядеться,

припоминал, что, кажется, отец

смотрел вот так когда-то в раннем детстве.

А тот и в самом деле был отцом

и не однажды с жадностью бессонной

искал и ждал похожего лицом

в молочном свете операционной.

Своей тоски ничем не выдал он,

никто не знает, как случилось это,-

в какое утро был он извещен

о смерти сына под Одессой где-то...

Не в то ли утро, с ветром и пургой,

когда, немного бледный и усталый,

он паренька с раздробленной ногой

сынком назвал, совсем не по уставу.

Вероника Тушнова. Не отрекаются любя...

Сборник стихотворений. Поэтическая Россия.

Москва: Русская книга, 1997.

САЛЮТ

Мы час назад не думали о смерти.

Мы только что узнали: он убит.

В измятом, наспех порванном конверте

на стуле извещение лежит.

Мы плакали. Потом молчали обе.

Хлестало в стекла дождиком косым...

По-взрослому нахмурив круглый лобик,

притих ее четырехлетний сын.

Потом стемнело. И внезапно, круто

ракетами врезаясь в вышину,

волна артиллерийского салюта

тяжелую качнула тишину.

Мне показалось, будет очень трудно

сквозь эту боль и слезы видеть ей

цветенье желтых, красных, изумрудных

над городом ликующих огней.

Но только я хотела синей шторой

закрыть огни и море светлых крыш,

мне женщина промолвила с укором:

"Зачем? Пускай любуется малыш".

И, помолчав, добавила устало,

почти уйдя в густеющую тьму:

"...Мне это все еще дороже стало -

ведь это будто памятник ему".

Вероника Тушнова. Не отрекаются любя...

Сборник стихотворений. Поэтическая Россия.

Москва: Русская книга, 1997.