* * *
Выйди, послушай небо, может быть, станет легче,
Если откроешь окна, в окна ворвется ветер,
Я для тебя сыграю мокрый напев качелей.
Перелистай страницу, листья летят на север,
Серым газетным шрифтом дождь укрывает землю,
Солнце сидит в сарае, брызгает через щели.
Выйди, послушай небо, небо с хрипящим сердцем,
Знаю, ты летом ходишь в длинной цветастой юбке,
В тонкой прозрачной шали, может быть, станет легче?
То ли в глазах улыбка, то ж в ресницах искры,
Есть ли горячий кофе, если замерзли губы,
Чьи-то босые мысли кашляют на крылечке.
Выйди, послушай небо, это совсем не важно,
Ласковое дыханье ловит открытый космос,
Стадо альдебаранов движется к водопою,
Под ноги им тропинка с млечными берегами,
Из-под копыт слетают радужные осколки,
Дело уже к рассвету, так далеко до поля.
Выйди, послушай небо, в комнате пахнет мятой,
Чистыми волосами, тихими голосами.
Если не будет кофе, лампу зажечь хотя бы,
То ли в глазах улыбка, то ли согрелись пальцы,
То ли подвластны струны ласковому дыханью,
Если ты слишком близко, может быть, ты сентябрь?
* * *
Мне снился… конечно, поезд, а что еще может сниться?
Сырая лесная помесь и кислые проводницы,
С каким-то горшком бегоний, каких-то пожиток горы,
В каком-то пустом вагоне, в какой-то невнятный город.
Конечно же, я листала роман о судьбе испанки,
Конечно же, я отстала на крошечном полустанке,
Конечно, завыли волки, в кустах заметались тигры,
Конечно, будильник звонкий, а дальше, конечно, титры…
Но страшно на самом деле - а вдруг меня там убили,
А мне через две недели встречать тебя из Сибири
И нервно считать составы, стоять возле турникета,
А вдруг все мои суставы обглоданы страшным кем-то?
Какой-то голодной стаей, какими-то злыми львами.
Ты выйдешь - а я растаю, как будто бы не бываю.
А сон не проймешь стихами, словами не залопочешь,
И вновь, затаив дыханье, ныряю, неровный почерк
Воды зарябил кругами, как будто попали камнем.
Сложи свое оригами беспомощными руками.
Мне снилось, что лет мне мало, а сколько - решайте сами,
Что я - потерявший маму ребенок в универсаме,
Кидаюсь от полки к полке, пытаюсь попасть наружу,
И всюду летят осколки, и значит, что дальше - хуже.
Я лезу наверх, на ящик, в котором чаи и сласти.
Чтоб стать чуть-чуть настоящей, но грозное слышу «слазьте»,
Скитаюсь в своих потемках, и слезы из глаз все хлещут,
И сладкие злые тетки, и пальцы за течи - клещи.
И - снова конец спектакля, внезапный обрыв сюжета,
Изящный конец - не так ли? У граждан мокры манжеты.
Но ты же будешь, усталый, искать меня на вокзале,
Ведь то, что меня не стало, тебе еще не сказали,
А люди вокруг, как лужи, ни слова из них не выжать,
И значит, мне все же нужно хоть как-то, но все же выжить,
Хоть как-то куда-то скрыться на жуткий остаток сонный,
Хоть в землю совсем зарыться, хоть стать почти невесомой,
А после уже попроще, улыбкой расправить щеки,
И солнце хвостом отросшим щекочет нос через щелку.
Мне снится, что я синица, летящая деревнями,
И кислые проводницы кидают в меня камнями,
Кидают в меня осколки витрины в универсаме,
По городу бродят волки, почти притворившись псами,
А мама ушла к подруге, живущей неподалеку,
Вернулась вода на круги - ты чувствуешь подоплеку?
От снега намокли крылья, почти что став плавниками,
Да, универсам закрыли зачем-то, мы не вникали,
И все закрутилось в смерче, здесь не перескажешь вкратце,
И здесь уже не до смерти - здесь с жизнью бы разобраться.
Что ж, ноль-один в нашу пользу, так выпьем же за победу,
Я сяду на нужный поезд и в город родной поеду,
И буду - на самом деле, что люди бы ни сказали
Всего через две недели встречать тебя на вокзале,
Навстречу тебе тянуться, в родное плечо уткнуться,
Вот только бы мне проснуться… вот только бы мне проснуться.
* * *
Есть люди, которые пишут такое прозрачное, как горное озеро с узкими берегами. Они сочиняют его и тут же прячут, чтобы никто, не дай бог, не топтал ногами, оно настолько тонкое, незаметное, как платье у короля, только настоящее, залетное, неземное, залетнее, чем-то насквозь заоблачным нас поящее.
Есть женщины, которые вьплядят столь прекрасными, что даже стыдно дышать с ними тем же воздухом, они на тебя посмотрят - ну только раз, на миг - и можно счастливым сдохнуть, и каждый вот сдыхал, они такие легкие, незнакомые, одновременно слабенькие и сильные - вот, кажется, только что ведь поил молоком ее, кормил с ладошки дольками апельсинными, она смеялась, думала что-то важное, спросила что-то типа: «Посуду вымыл ведь?», потом взглянула нежно глазами ~ влажными - и ты от счастья слова не можешь вымолвить.
Есть время - оно для каждого очень разное, когда становишься частью чего-то общего, допустим где-то на громком звенящем празднике, а может, в ночь пробираясь по лесу ощупью, твои движенья становятся слишком гшавньгми, и руки неловко застыли, мелодий полные, и значит, здесь твоя нота одна, но главная, сыграй ее, ну, пожалуйста, так, чтоб поняли.
Есть тот, у которого с нами одни лишь хлопоты, одни заботы, бессонницы и лишения, ему и так тяжело, он сжимает лоб, а ты и я глядим и ждем какого-то утешения, и ждем дороги правильной и единственной, так, чтоб пойти и выйти куда захочется. Стоит - замучен, тощ совсем, неказист - спиной, наверно, стонет - когда же все это кончится. А что поделать - сам ведь все это выдумал, копайся теперь в их обидах, изменах, ревности, он оглянулся и извинился - выйду, мол, вернусь и отвечу каждому по потребностям.
Сидит на крыльце и смотрит с испугом на руки - зачем все это, оно ж никому не нравится, а небо уже над ним разожгло фонарики и дышит холодом - ох, артрит разыграется.