Творения - Хлебников Велимир. Страница 47
Жрец
Довольно,
Лживые уста!
Рабыня
Мне больно, больно!
Я умираю, я чиста.
Жрец
Она, красива, умерла
Внутри волос златых узла,
И, как умершая змея,
Дрожат ресницы у нея.
Ее окончена стезя,
Она мечом убита грубым.
Ни жить, ни петь уже нельзя,
Плясать, к чужим касаться губам.
Меч стал сытым кровью сладкой
Полоумной святотатки,
Умирающей загадкой
Ткань вопросов стала краткой.
Послушный раб ненужного усилья!
Сложи, о, коршун, злые крылья!
Иди же в ножны, ты не нужен,
Тебя насытил теплый ужин,
Напился крови допьяна.
Убита та, но где она?
Быть может, мести страшный храм?
Быть может, здесь, быть может, там?
Своих обид не отомстила
И, умирая, не простила.
Не так ли разум умерщвляет,
Сверша властительный закон,
Побеги страсти молодой?
Та, умирая, обещает
Взойти на страстный небосклон
Возмездья красною звездой!
3
Прохожий
Точно кровь главы порожней,
Волны хлещут, волны воют
Нынче громче и тревожней,
Скоро пристань воды скроют.
И хаты, крытые соломой,
Не раз унес могучий вал.
Свирельщик так, давно знакомый,
Мне ужас гибели играл.
Как будто недра раскаленные
Жерл огнедышащей горы,
Идут на нас валы зеленые,
Как люди, вольны и храбры.
Не как прощальное приветствие,
Не как сердечное «прости»,
Но как военный клич и бедствие,
Залились водами пути.
Костры горят сторожевые
На всех священных площадях,
И вижу — едут часовые
На челнах, лодках и конях.
Кто безумно, кто жестоко
Вызвал твой, о, море, гнев?
Видно мне чело пророка,
Молний брошенный посев.
Кто-то в полночь хмурит брови,
Чей-то меч блеснул, упав.
Зачем, зачем? Ужель скуп к крови
Град самоубийства и купав?
Висит — надеяться не смеем мы —
Меж туч прекрасная глава,
Покрыта трепетными змеями,
Сурова, точно жернова.
Смутна, жестока, величава,
Плывет глава, несет лицо —
В венке темных змей курчаво
Восковое змей яйцо.
Союз праха и лица
Разрубил удар жестокий,
И, в обитель палача
Мрачно ринулись потоки.
Народ, свой ужас величающий,
Пучины рев и звук серчающий,
И звезды — тихие свидетели
Гробницы зла и добродетели.
Город гибнет. Люди с ним.
Суша — дно. Последних весть.
Море с полчищем своим
Все грозит в безумстве снесть.
И вот плывет между созвездий,
Волнуясь черными ужами,
Лицо отмщенья и возмездий —
Глава, отрублена ножами.
Повис лик, длинно-восковой,
В змей одежде боковой,
На лезвии лежит ножа.
Клянусь, прекрасная глава —
Она глядит, она жива.
Свирель морского мятежа,
На лезвии ножа лежа,
В преддверье судеб рубежа,
Глазами тайными дрожа,
Где туч и облака межа,
Она пучины мести вождь.
Кровавых капель мчится дождь.
О, призрак прелести во тьме!
Царица, равная чуме!
Ты жила лишенной чести,
Ныне ты — богиня мести.
О, ты, тяжелая змея
Над хрупким образом ея, —
Отмщенья страшная печать
И ножен мести рукоять.
Змей сноп, глава окровавлённая,
Бездна — месть ее зеленая.
Под удары мерной гребли
Погибает люд живой,
И ужей вздыбились стебли
Над висячею главой.
О, город, гибель созерцающий,
Как на бойнях вол, — спокойно.
Валы гремят, как меч бряцающий,
Свирели ужаса достойно.
Погубят прежние утехи
Моря синие доспехи.
Блеск, хлещет ливень, свищет град
И тонет, гибнет старый град!
Она прической змей колышет,
Она возмездья ядом дышит.
И тот, кто слушал, слово слышит:
«Я жреца мечом разрублена,
Тайна жизни им погублена,
Тайной гибели я вею
У созвездья Водолея.
Мы резвилися и пели, —
Вдруг удар меча жреца!
Вы живыми быть сумели,
Схоронив красу лица.
И забыты те, кто выбыли!
Ныне вы в преддверье гибели.
Как вы смели, как могли вы
Быть безумными и живы!
Кто вы? Что вы? Вы здоровы!
Стары прежние основы.
Прежде облик восхищения,
Ныне я — богиня мщения».
Вверху ужей железный сноп,
Внизу идет, ревет потоп.
Ужасен ветер боевой,
Валы несутся, все губя.
Жрец, с опущенной головой:
«Я знал тебя!»
1912