Песни из «Уголка» - Случевский Константин Константинович. Страница 13
«Сколько хороших мечтаний…»
Сколько хороших мечтаний
Люди убили во мне;
Сколько сгубил я деяний
Сам, по своей же вине…
В жизни комедии, драмы,
Оперы, фарс и балет
Ставятся в общие рамы
Повести множества лет…
Я доигрался! Я — дома!
Скромен, спокоен и прав,—
Нож и пилу анатома
С ветвью оливы связав!
«Порой хотелось бы всех веяний весны…»
Порой хотелось бы всех веяний весны
И разноцветных искр чуть выпавшего снега,
Мятущейся толпы, могильной тишины
И тут же светлых снов спокойного ночлега!
Хотелось бы, чтоб степь вокруг меня легла,
Чтоб было все мертво и царственно молчанье,
Но чтоб в степи река могучая текла,
И в зарослях ее звучало трепетанье.
Ущелий Терека и берегов Днепра,
Парижской толчеи, безлюдья Иордана,
Альпийских ледников живого серебра,
И римских катакомб, и лилий Гулистана.
Возможно это все, но каждое в свой срок
На протяжениях великих расстояний,
И надо ожидать и надо, чтоб ты мог
Направить к ним пути своих земных скитаний,—
Тогда как помыслов великим волшебством
И полной мощностью всех сил воображенья
Ты можешь все иметь в желании одном
Здесь, подле, вкруг себя, сейчас,
без промедленья!
И ты в себе самом — владыка из владык,
Родник таинственный — ты сам себе природа,
И мир души твоей, как божий мир, велик,
Но больше, шире в нем и счастье, и свобода…
«Всегда, всегда несчастлив был я тем…»
Всегда, всегда несчастлив был я тем,
Что все те женщины, что близки мне бывали,
Смеялись творчеству в стихах! Был дух их нем
К тому, что мне мечтанья навевали.
И ни в одной из них нимало, никогда
Не мог я вызывать отзывчивых мечтаний…
Не к ним я, радостный, спешил в тот час, когда
Являлся новый стих счастливых сочетаний!
Не к ним, не к ним с новинкой я спешил,
С открытою, еще дрожавшею душою,
И приносил цветок, что сам я опылил,
Цветок, дымившийся невысохшей росою.
«Ты часто так на снег глядела…»
Ты часто так на снег глядела,
Дитя архангельских снегов,
Что мысль в очах обледенела
И взгляд твой холодно суров,
Беги! Направься к странам знойным,
К морям, не смевшим замерзать:
Они дыханием спокойным
Принудят взгляд твой запылать.
Тогда из новых сочетаний,
Где юг и север в связь войдут,
Возникнет мир очарований
И в нем — кому-нибудь приют…
«И вот сижу в саду моем тенистом…»
И вот сижу в саду моем тенистом
И пред собой могу воспроизвесть,
Как это будет в час, когда умру я,
Как дрогнет всё, что пред глазами есть.
Как полетят повсюду извещенья,
Как потеряет голову семья,
Как соберутся, вступят в разговоры,
И как при них безмолвен буду я.
Живые связи разлетятся прахом,
Возникнут сразу всякие права,
Начнется давность, народятся сроки,
Среди сирот появится вдова,
В тепло семьи дохнет мороз закона,—
Быть может, сам я вызвал тот закон;
Не должен он, не может ошибаться,
Но и любить — никак не может он.
И мне никто, никто не поручится,—
Я видел сам, и не один пример:
Как между близких, самых близких кровных,
Вдруг проступал созревший лицемер…
И это все, что здесь с такой любовью,
С таким трудом успел я насадить,
Ему спокойной, смелою рукою,
Призвав закон, удастся сокрушить…
«Шестидесятый раз снег прело мною тает…»
Шестидесятый раз снег прело мною тает,
И тихо льет тепло с лазурной вышины,
И, если память мне вконец не изменяет,
Я в детстве раза три не замечал весны,—
Не замечал того, как мне дышалось чудно,
Как мчались журавли и как цвела сирень
Десятки лет прошли; их сосчитать нетрудно,
Когда бы сосчитать не возбраняла лень!
Не велико число! Но собранный годами
Скарб жизни так велик, так много груза в нем,
Что, если бы грузить — пришлось бы кораблями
Водою отправлять, а не иным путем…
Противоречия красот и безобразий,
Громадный хлам скорбей, сомнений и обид,
Воспоминания о прелестях Аспазий,
Труды Сизифовы и муки Данаид,
Мученья Тантала, обманы сына, брата,
Порывы глупостей, подряд или вразброд;
Б одних я шествовал на подвиг Герострата,
В других примером мне являлся Дон-Кихот…
Шестидесятый раз снег предо мною тает…
Лазурна высь небес, в полях ручьи журчат…
Как много жизнь людей всего, всего вмещает,
И что же за число в две цифры — шестьдесят!..