Рибофанк - Ди Филиппо Пол. Страница 41

– Девяностосекундная задержка, моя дорогая. Вполне успеем залезть в Мешки – а встретимся уже в виртуальном раю.

Два сморщенных Мешка, в прожилках схем и шишках сквидов, лежали на мягком полу, у каждого был расстегнут верх. Хопкрофт и полноправа Фокс заползли в свои полуорганические Мешки, те самостоятельно закрылись, обволокли каждую хозяйскую конечность, проникли в каждое отверстие.

Коуни смотрел на Мешок Хопкрофта. Дождался чудовищных, совершенно неэротичных спазмов и пошел домой.

Длинным кружным путем.

А вот и не слабо!

– А мои тормознутые предки – такие уроды!

Словечко выскочило, как будто чья-то недобрая рука выдернула из меня базарофильтр. Сначала я была в шоке. А потом стало легко.

До сего дня я бы скорее завела шашни с трансгеном, чем пожаловалась на свой позор кому-нибудь кроме Сглаза. Но здесь и сейчас почему-то все казалось не таким, как раньше. Мне осточертело защищать свою родительскую симплекс-пару, особенно когда она не давала того, чего я хотела.

Мы находились в ЧАНе – конструкте, симулирующем анатомию человека. Чан применяется главным образом для обучения младшего медперсонала, ну а мы, школьники, проходим здесь практику. Наступила перемена, все мы бездельничали в селезенке. Контракт между школой и корпорацией «МикроДисней» обязывал нас ходить в фирменных личинах-образинах, отчего всех давно уже тошнило. Но троподозировщики утверждали, будто бы это для нашей же пользы. По идее, ни один избалованный мегабабками школяр не сможет в виртуалке изобразить себя лучше, чем любой из его одноклассников, каковое обстоятельство вынуждает нас сосредоточиться на учебе, а не на задирании носов друг перед другом. Да и, кроме того, дома дети любят носить любимые идентификаты наикошмарнейших монстров из ужастиков – а кому нужно, чтобы ребята и в школе вопили от страха и срывали уроки?

Так что я была в невинном образе Дэйзи Дак, Сглаз – в образе Гуфи, а прочие носили личины жеманных птичек и рыбок, гномиков и Пиноккио, белоснежек и гиппопотамов-балерин. И все было окутано вирт-суррогатом лимфоидной ткани, «важным компонентом ретикуло-эндотелиевой системы», как вещала училка-черепаха, да только кто ее слушал.

То и дело кто-нибудь протягивал конечность и ловил проплывающее красное кровяное тело и давил у себя под носом. Лопаясь, клетка испускала запашок, от которого крыша ползла, как от лучшего самогона или компота [13].

Мы, как и положено детям, наперебой хвастались своими предками, и тут я возьми да и выдай! Наверное, раньше и не понимала, до чего достало меня родительское ханжество.

Как по сигналу, подал голос мой лучший чувак Сглаз.

Я уже упоминала, что Сглаз был в образе Гуфи, но надо бы добавить: научившись щипать волокна, из которых состоял его костюм, он нарастил бесчисленное множество чернокожих яиц и пенисов. Грустно было думать, что настоящими причиндалами ему не разжиться, пока не повзрослеет, но иметь виртуальные половые органы нее же лучше, чем не иметь никаких. И вот Сглаз спрашивает:

– Ну, Эрни, и какие же они уроды?

– А такие они уроды, – выдала я в ответ, – по сравнению с ними богд гэгээн – просто секси-сиукс!

Все над этим посмеялись, вообразив вечного бого-мальчика Великой Свободной Монголии в аксессуарах нашего любимого телетрахаля.

Когда прекратились взревывание и чириканье, заговорила Жимолость.

Я всегда терпеть не могла эту стерву. Два года назад, когда моя грудь еще даже не начала оформляться естественным образом, предки разрешили Жимолости обзавестись крутейшими буферами от «Ксомы». Чтобы мои родители позволили мне иметь любую грудь, кроме естественной – да о таком и мечтать бесполезно до двенадцатилетия, когда я получу гражданские права.

Скорее по этой причине, чем по какой-либо другой, я взорвалась и назвала своих косных родителей уродами.

Жимолость всегда была верна своему любимому образу Русалочки. Просто до идиотизма верна – теперь у большеглазой мультяшечной трансфекции такие невероятные макротитьки, что на них чашечки – морские раковины – кажутся колпачками для сосков.

И вот Жимолость заговорила, и одноклассники – включая моего чувака – жадно ловили каждое ее слово.

– Это потому что твои предки – трансвозы! – прикалывалась Жимолость.

А я только кривилась от злости. Что тут возразишь? Всем известно, что мои папаши принадлежали к трансвековым воздерженцам. У них даже было собственное часовое шоу в метамедиуме: «Будем проще – с Альвином и Кальвином Арнесонами».

Все ржут-заливаются-покатываются, а мне бы заступиться за отцов, но это ужасно трудно, поскольку совсем даже не хочется, и чувствую я себя оттого полной лицемеркой.

– Может, и правда мои предки – ретрограды и мудаки, – сказала я, – но в отличие от твоих не бориокуданы, черной дурью не торгуют!

Все долго молчали, как отмершие клетки. Мой намек на подпольное происхождение богатства напольно уважаемых предков Жимолости – это просто верх неосмотрительности. Но не могу же я сидеть сиднем и бить фагоцитов, пока она критикует моих папок. Это я вправе их критиковать, а ей – нельзя.

Мультяшечные глазенки Жимолости превратились в злые щелочки, она на меня таращилась, как Пантерина из Сикрет Сервис на подозрительного типа, выдающего себя за директора Всемирного банка. Ну, теперь-то я точно попала в ее черный список. Пожалуй, задирать такую дрянную девчонку – это не слишком умно.

– Так-так, – проговорила она сочащимся лизоцимами голосом, – а наша уточка, оказывается, крякать умеет. Ты, наверное, думаешь, что ежели у меня такие крутые предки, то моя жизнь – это просто паучий шелк и гормон-сода. А ты хоть представляешь, каково это – каждую ночь ждать, что явятся кримоловы, или Протеиновая Полиция, или МВФ, снесут двери и всех нас шунтируют?

Пожалеть Жимолость, сидящую на губчатой массе лимфы, машущую плавниками и выпячивающую грудь, было трудно. Я даже и не пыталась.

– Зато ты получаешь все, о чем ни попросишь…

– Да какое отношение это имеет к счастью? Прикинь: вот ты тоже имеешь все, что душа пожелает. И что, всегда счастлива?

– А то!

– Ну-ну, – растянула рот в ядовитой улыбочке Жимолость. – Так о чем ты больше всего мечтаешь? Скажи нам, не стесняйся. А я позабочусь, чтобы самая буйная твоя фантазия сделалась явью.

Тут у меня из-под ног ушло поле битвы. Разговор от скромных достоинств моих родителей перешел к теме реализации самых сокровенных желаний, и перешел не по моей инициативе, и это мне совсем не понравилось. Как и то, что я вынуждена перейти к обороне.

Что я могла сказать Жимолости и всем моим друзьям? По-настоящему мне хотелось всего лишь пару скромных… ну, средней скромности буферов и, может, базово-линейные гениталии для Сглаза. Но признаться в этом я не могла – чересчур смутилась. Поэтому ляпнула первое, что на ум пришло:

– Ну, я бы не отказалась от этого… от шипа!

– И это все? – рассмеялась Жимолость. – Перед тобой такой огромный выбор – а ты просишь дурацкий шип?

Тут вмешался Сглаз, и я послала ему молчаливое «спасибо».

– А чем плох шип? Это же так пикантно. Да к тому же редкость – почти ни у кого больше нет!

Жимолость фыркнула:

– Небось и ты от шипа не отказался бы?

– Да уж, не отказался бы. Но он стоит подороже ведра мозгов. Сама-то не носишь, небось, подойти с такой просьбой к предкам страшно…

Тут Жимолость взяла любимый тон – мол, не учи того, кто все тропы на свете перепробовал. Ее противный голос мне прямо-таки под кожу забирался, как швейбага.

– Объясняю. По мне, так шип – это просто вопиющая безвкусица, вроде блескожи. Да я бы скорей хитин согласилась носить! Но если для вас, несчастных личинок, на рогах свет клином сошелся, то будь по-вашему.

Больше ни Жимолость, ни Сглаз, ни я ничего сказать не успели. Переменка закончилась, Черепаха начала новый урок.

Но мне больше не удавалось сосредоточиться на учебе. Все шарики в моей голове крутились с удвоенной скоростью, пытаясь разгадать, какую каверзу затеяла Жимолость.