Рибофанк - Ди Филиппо Пол. Страница 51

Через мембраны псевдокожи до ушей добрался хор насекомых. Из подлеска выскочил базово-линейный кролик, за ним выползла грозная базово-линейная змея. Все, как положено. Но все – фальшиво.

Гринло вдруг почувствовал, как под его ногами зашевелилась земля. Он замер. Суррогатная почва проводила разведку. Он даже не заметил, как весь напрягся, ожидая нападения. Но шевеление под ногами прекратилось.

Пустив по телу каскад расслабления, Гринло двинулся к ближнему дереву. Остановился рядом, ударил ногой по стволу.

– Урбластема, проснись!

Полотна пришли в движение. Со сверхъестественной быстротой окутали его на манер облипучки-приставучки, пытаясь анализировать и трансформировать. Он не сопротивлялся. Через несколько секунд ткани неохотно отпустили его. Кора «дерева» образовала пару губ.

– Что ты есть? – безобидным тенорком спросила Урбластема.

Было страшно, но Гринло заговорил таким тоном, будто сам черт ему не брат. Подумать только, он беседует с чудовищной Урбластемой! Эта мысль просто не укладывалась в его рациональном сознании.

– Я – твой рок, Урбластема. Я – твоя смерть. Ты – болезнь, а я – лекарство.

– Ты маленький, одинокий, не имеющий поддержки организм. Такая мелкая система не может долго просуществовать в изоляции. Скоро ты будешь вынужден освободиться от покрова, и тогда я стану тобой, а ты станешь мной.

Губы стерлись – Урбластема давала понять, что разговор окончен.

Но все же в ее голосе не было уверенности. Понимает ли она такие абстракции, как чувства, угроза, блеф? Что осталось в ней от миллионов человеческих личностей, от памяти тех, кого она поглотила? Что отсеялось, а что вошло в мыслящее ядро этой твари?

Гринло знал, что базовые биологические программы обитателей региона – животных, трансгенов, людей, растений и вирусов – как таковые перестали существовать. Протеины, нуклеиновые кислоты и углеводы пошли на изготовление коварных диких силикробов, наподобие тех мятежных мутантов, что появились пять страшных лет назад. То же случилось и со всей злополучной неорганикой региона, от поверхности земли и до неведомых глубин. Воцарилась изотропия. Абсолютная монокультура.

Плодовые деревья, кролик, змея, почва – все это теперь состояло из диких силикробов, все было лишь формой того, что поглотила Урбластема. Сходство полнейшее – если не изучать на молекулярном уровне. Пожелай, к примеру, Гринло сломать ветку у своего недавнего собеседника, она бы убедительно хрустнула, он бы увидел самый обычный излом и самый обычный сок.

Как удалось выяснить, Урбластема в целях маскировки сохраняла в морфических полях Шелдрейка сверхплотно упакованную информацию обо всем, что она поглотила. Если надо, воспроизведет любую свою жертву по имеющейся матрице. О таких способностях человек пока еще мог только мечтать.

Возможно, Гринло сумеет захватить кусок Урбластемы. Но позволит ли это воссоздать его подругу Стро-му – неизвестно. Пока он располагал только осторожными обещаниями кое-кого из своих высокопоставленных коллег по цеху. Одни утверждали, что будет достаточно заполучить здесь, в саду, любую частицу урбвещества. Другие полагали, что более подходящий для Гринло вариант – если Урбластема сформирует подобие его жены. Кому верить? Умнее всего, наверное, отломать, что под руку подвернется, и кинуться назад, под охрану Макро-Фагов.

Но защитный покров пока действовал нормально. Чем больше сведений соберет Гринло, тем больше пользы принесет обороняющимся. И к тому же ему так хочется увидеть Строму! Пусть даже не ее саму, а ее призрак.

Впрочем, в одном Урбластема была права. У Гринло ограниченные резервы. А значит, у него не так уж и много времени.

Гринло пошел быстрым шагом, и вскоре сад остался далеко позади. Его глазам открылось оживленное шоссе. Ползли, скакали, скользили транспортные средства, и все – в одном направлении, к окраине плекса, к резиденции Гринло, стоящей в окружении шикарных древобашен и ажурных конструкций.

Все – обман, все – подделка, на каждом шагу напоминал себе Гринло. Он поймал себя на неоэмоции под названием ВДНГ – влечение к недостижимому с примесью ностальгии и грусти – и резко погасил ее.

Вступив на дорогу, Гринло остановил двухместный багомобиль. Симпатяга водитель носил татун фирмы по обслуживанию телекосма.

– В чем проблема, полноправ? И почему на вас экоскафандр?

Гринло решил подыграть Урбластеме:

– Сейчас я этого объяснить не могу. Можно прокатиться?

Крипточеловек, слепленный из урбвещества, очень правдоподобно поколебался, но все же согласился:

– О чем разговор? Забирайтесь.

Гринло залез на пассажирское сиденье, и багомобиль тронулся, пропустив слева грузокраулер.

Всю поездку, занявшую меньше времени, чем пешее путешествие, Гринло молчал. Надо было беречь ресурс, да и водитель не стремился завязать беседу.

Может быть, Урбластема играет с Гринло? Ей ведь несложно одолеть пришельца, достаточно обездвижить, а для этого можно придумать сотню способов. Рано или поздно он или задохнется, или будет вынужден раскрыться. А может, Урбластема (чьих замыслов не ведает никто) так увлеклась подражанием, что на появление оригинала – Гринло – в своем мире копий уже не реагирует?

Если бы знать наверняка…

Гринло откинулся на спинку сиденья.

Наконец они прибыли на место, на границу принадлежавшего Гринло участка.

Гринло повернулся к водителю:

– Если я сейчас пробью тебе грудь, и схвачу за сердце, и раздавлю его в урбкашу, ты умрешь в страшных муках. И это будет очень правдоподобно. Но что ты почувствуешь на самом деле?

Урбластема не попалась на уловку, крипточеловек не вышел из образа.

– Прочь! – в ужасе вскричал он. – Сейчас же посылаю сигнал девять-один-один!

Гринло сошел на дорогу. Он шагал по безлюдным, как и положено в этот час, улицам, мимо урбдетей, которые играли на урблужайках, а за ними присматривали урбняньки. Последний поворот, и перед Гринло – его дом. Он плакал, но псевдокожа впитывала слезы.

Гринло вошел. Строма лежала на диванчике-обниманчике, и никакая одежда не скрывала ее роскошную шкуру. Руки томно потянулись к нему, соски возбужденно завились.

– Я так надеялась, что ты вернешься!

Ее голос, точно нож, вошел в сердце Гринло. Пора положить конец этой опасной игре, подумал он. И, потянувшись навстречу левой руке Стромы, он отломил указательный палец.

Она не закричала от боли, даже не ойкнула. Вместо псевдостромы заговорила Урбластема.

– И опять ты проиграл, – вылетело изо рта Стромы, и кровь из раненой руки щедро оросила кушетку. Гринло, почти против воли, сказал:

– Почему же, Урбластема? И что значит «опять»?

– Мы это повторяем уже чуть ли не в пятисотый раз, и ты меня по-прежнему ненавидишь.

Гринло рассмеялся:

– Значит, ты понимаешь, что такое блеф? Хорошая попытка. Но сейчас я ухожу. – Гринло повернулся.

– Нет! Постой!

Ноги уже не подчинялись Гринло, и ему пришлось развернуться лицом к Строме.

У нее восстановился палец. Рука Гринло разжалась сама по себе, и то, что она держала, упало на ковер. И мгновенно впиталось.

Гринло заговорил – как будто собственным голосом:

– Я… не понимаю, как тебе удалось проникнуть сквозь псевдокожу?

Строма заливисто засмеялась, как умела смеяться только она:

– Глупый! Я – твой костюм.

И тут же серебряная псевдокожа стаяла, исчезла. Больше ничто не защищало Гринло от Урбластемы.

– И я – это ты! – добавила Строма. В тот же миг он понял: это правда.

Нахлынула информация, и стало ясно, откуда взялась тоска по утраченному первородству.

Три века назад Урбластема покорила все и вся. Применив беспроигрышную тактику, описанную Гринло в разговоре с Бамбангом. Панплазмодемониум сначала пророс внутри планеты, а потом вырвался на поверхность и мигом покрыл ее целиком. И остановить его было уже невозможно.

– И что же теперь?

– А теперь, – снисходительно объяснила Строма, – я пытаюсь досконально себя понять. Земля, в чьем живом расплавленном ядре я нахожусь, – бездонное хранилище информации, набитое этой информацией под завязку. Ее объем просто не измерить – потому что количество битов сопоставимо с количеством атомов во вселенной, а вы, люди, до сих пор подобные множества определяете словом «бесконечность». Захватить-то планету я захватила, но чтобы ее освоить, необходимо пройти всю ее историю, ускоренным курсом, разумеется. Что я и сделала. Но концовка, признаться, поставила меня в тупик. Особенно инцидент с твоей подругой. Столь же непонятно, сколь и трогательно.