Поэмы - Случевский Константин Константинович. Страница 10
Пес был спокоен. В мозгу у него
Не пробуждали они ничего.
Лайку Прасковья не подкупала,
Лайка по-своему все понимала.
Злое предчувствие в ней просыпалось,
Что-то недоброе, знать, собиралось!
«Не приходить бы старухе сюда,
Не приходить никогда, никогда!
Прежде Андрей меня, Лайку, любил.
Нынче Андрей меня, Лайку, забыл;
Гладить не гладит, ругать не ругает,
Будто нет Лайки, не замечает!
Вон и ружье, что на стенке висит,
Точно как палка какая, молчит;
В желтое ложе не брякнет кольцом,
Выстрелом степь не пробудит кругом!
Стыдно сказать: как сегодня светало —
Целых пять зайцев у дома гуляло!
А куропаток больших — вереницы
Ходят кругом, как домашние птицы!
Нынче дичинки поесть не дается,
Больше все рыбка да рыбка печется.
Ну, да и разница тоже большая:
Мчаться ль за лыжами, по лесу, лая,-
Или у проруби темной лежать;
Видеть, как крючья начнут поднимать;
Бедный Андрей то отдаст, то потянет,
Сядет, нагнется, на корточки станет;
То вдруг затыкает палкой о дно…
Право: и жалко смотреть, и смешно!
Ну, да и разница вкуса большая:
Рыбьи головки иль птица лесная?
Есть ли что в рыбе-то, кроме костей?
Нет, изменился ты, братец Андрей!..
И не люблю я старуху Прасковью,
И поделом ей, что харкает кровью.
Чую: недоброе с нами случится…
Да не хочу я без толку сердиться:
Милым насильно не быть. Подождем.
Может, до лучшей поры доживем!»
Дни за короткими днями бежали,
Ночи так длинны, велики так стали,
Что уж им некуда больше расти,
Разве что дни целиком погребсти?
В срок, когда в людях средь мира крещеного
Праздник пришел сына божья рожденного,-
Свету везде в небесах поприбавилось;
Солнце как будто маленько оправилось…
«Ты вот, Прасковьюшка, мне объясни:
Как это вдруг да длинней стали дни?
И почему каждый год так бывает,
Что с рождества много дня прибывает?»-
«Это, родимый мой, разно толкуют.
Божий сочельник, вишь, в небе ликуют.
Нынче, под праздник, сам бог Саваоф
К грешному миру приходит из снов.
С богом и свет к нам на землю приходит…
Впрочем, господь и в другие дни ходит,
Ходит и грешных людей посещает,
Где он пройдет — чудеса проявляет!»-
«Что ты, Прасковья, прости тебя бог!
Кто ж это господа видеть-то мог?»-
«Старцы-святители зрели отлично:
Ходит господь Саваоф самолично!
Ежели там, где незрим он идет,
Зло иль неправда навстречу встает,-
Божье присутствие все возмущает;
Вечный порядок оно нарушает;
Грань между жизнью и смертью мутится;
И невозможное может случиться!
Ну и случается. Люди ж потом
Чудо постичь помышляют умом.
Так и теперь время свету прибавиться!
Чудо! Иначе откуда ж он явится?..
Чудом бы также, Андреюшко, было,
Если б здоровье мне что возвратило!
Кашель меня все до сердца изводит,
Все он сильнеет во мне, не проходит.
Крови я много от кашля теряю.
Ох! Доживу ли до лета, не знаю…
Грех бы мне только успеть замолить,
С совестью чистой глаза мне закрыть!»
В душу Андрея морозом пахнуло,
Больно так стало, в груди шевельнуло…
Лайка как будто бы что поняла:
Встала и в угол под лавку ушла…
Ясно, что Лайка хотела сказать:
«Надо и честь знать, пора умирать!..»
III
В жизни повсюду быль с сказкой мешаются,
Правда и ложь ежедневно братаются;
Вовсе достаточной нету причины,
Чтобы совсем не признать чертовщины.
Так это будет у нас и теперь:
Тот, кто согласен поверить, — поверь…
В дебри еловой, за ярким костром,
Месяцы-братья сидели кругом.
Все королевичи, все однолетки,
В пламя кидали трескучие ветки,
Копьями груду костра шевеля,
В ночь поджидали к себе Февраля.
А по рукам у них чаша ходила,
Пьяным медком языки разводила,
Шутка веселую шутку гоняла,
Братьям ни спать, ни молчать не давала.
Вспыхнул костер, огласилася даль,
Ветер пронесся, явился Февраль!..
Блещет алмазами древко копья,
Звездочка светит с конца острия,
Панцирь чешуйками льдинок покрыт,
Пояс в сосульках — что мехом обшит;
Щит и шелом на боках, крепко кованных,
Полны фигурок, морозом рисованных,
Меч теплым таяньем полдней червлен…
Отдал Февраль своим братьям поклон.
«Шлют вам привет свой на многие лета
Наши родные с широкого света.
Бабушка наша, старушка Зима,-
Видно, сердиться устала сама! -
Встретилась у моря с младшей сестрой,
С младшей сестрой, светлоокой Весной;
Долго и тихо о чем-то шептались
И на прощании — поцеловались!
Матушка наша, вдовица Луна,
Так же, как прежде, грустна и одна.
Ясные зорюшки, наши сестрицы,
В тихих светлицах, как прежде — девицы,
Рядятся, шьют, что ни день молодеют,
Замуж хотят — женихов не имеют!
Парочка звезд, от любви и печали,
В Муромский лес втихомолку сбежали;
Будет по утро в звездах недочет:
Ветреный, влюбчивый, глупый народ!
Двух наших теток постигла невзгода:
Тетушку Утро — знобила погода,
Тетушка Ночь — опалила свой хвост…
Справили люди великий свой пост.
Время тебе, братец Март, выходить,
Выйди скорее Весну залучить!
В темной земле — там броженье идет,
В семечках дух недовольства живет,
Если нам мер никаких не принять,
Надо тогда возмущения ждать!»
Встал месяц Март. Наклонясь над костром,
Стал он ворочать поленья копьем.
Вскинулось пламя живей, веселей,-
Сдались морозы, и стало теплей.
Скоро, конечно, рассказ говорится,
Медленно самое дело творится.
Долго стояли еще холода.
Стала Прасковья не в меру худа.
С теплой полати она не вставала,
Лежа, молитвы день целый читала.
Было то к полночи, в марте, в конце;
Вышел Андрей постоять на крыльце.
Часто сюда выходил он стоять,
Чтобы Прасковьи ему не слыхать…
Ночь по Сибири давно уж ходила,
Ночь себе выхода не находила.
С самого вечера, вслед за зарей,
В небе рассыпался свет огневой;
Рос он, и креп, и столбы завивал:
Север ночное сиянье рождал!
В полном безмолвии белых степей
Бегали быстрые волны огней;