Жизнь Человека - Андреев Леонид Николаевич. Страница 14

– Он успокоился. Бедный!

– Как темно! Господа, вы не замечаете, как темно?

– Когда я подумаю, что так, перед камином, он может просидеть еще долго – недели, месяцы, мне хочется схватить его за тощую шею и удушить.

– Позвольте: вы так беспокоитесь о наследстве, а вместе с тем я не знаю, кто вы?

– И я не знаю! И я!

– Вы просто человек с улицы: какое вы имеете право на наследство?

– Я такой же наследник, как и вы.

– Нет, сударь, вы мошенник!

– Нет, это вы мошенник!

– Тише! Тише!

– Его надо выгнать! Вон!

– Вы все мошенники!

– Тише! Вы разбудите его!

Яростно оскалив зубы, грозят друг другу сжатыми кулаками.

– Господа, свет гаснет! Я почти не вижу лиц.

– Надо уходить. Еще один погибший день!

– Надо уходить.

– А я останусь. Я не пойду отсюда. Это мой дом. Мой, мой, мой!

– Вас съедят здесь крысы.

В исступлении:

– Это мой дом – мой, мой, мой!

– Одна седьмая часть, господин наследник с улицы, во всяком случае не больше как одна седьмая часть.

– Это мой дом! Мой!

– Господа, темнеет.

– Спокойной ночи, дорогой родственник!

По очереди, низко кланяясь Человеку, уходят. Некоторые поднимают вялую, бледную руку умирающего, лежащую на ручке кресла, и нежно пожимают ее. Наследник с улицы остается один. Презрительно взглянув на безмолвных Человека и Сестру Милосердия, он быстро и сердито исследует комнату: трогает стены, щупает материю на стульях, оценивает взглядом то, до чего не может дотянуться руками. Подходит к кровати, на которой умерла жена Человека, и пробует крепость белья. Но гнилая материя расползается под пальцами, и, бешено топнув ногою, Наследник разбрасывает подушки и простыни. Потом решительно идет к умирающему и останавливается за его спиною.

Речь Наследника. Послушай, старик. Ты должен умереть. Зачем ты оскорбляешь смерть сопротивлением? Уходи. Освободи живые вещи от твоей мертвой власти, – она свинцовой тяжестью лежит над всем. Посмотри: все ждет и жаждет твоей смерти – эти падающие стены, – эта паутина и паук, заключенный в ее круги, – этот черный камин. Прежде он дышал на тебя огнем, теперь в прохладу могилы зовет твое изношенное тело. Уходи. Там ты встретишь тех, кто любил тебя и в черноте и в седине твоих волос и был любим тобою.

Молчание.

– Не веришь?! (Обращается в угол, где стоит Некто в сером.) Эй, ты! Скажи ему, что там его встретит любимый сын его с проломленной головою, жена, умершая от болезней и горя.

Молчание.

И ты молчишь? И все молчит? Пусть. Но что бы ни ждало тебя там, – отсюда уходи; я, живой, изгоняю тебя из жизни. И когда ты умрешь, я благословлю тебя. Я возложу венки на твой гроб, и на том месте, где будет гнить твое тело, воздвигну памятник – если это не будет дорого стоить. Уходи.

Молчание. Наследник снова ходит по комнате, но уныние места, мрак, непрерывно нарождающийся, тягучее безмолвие пугают его. Тревожно мечется он, позабыв, где выход, и говорит хрипло:

– Сестра Милосердия, проснитесь! Сестра! Где же выход?.. Где же выход? Сестра Милосердия!

Молчание. В разных местах почти одновременно показываются Старухи. Происходит легкая, молчаливая, смешная для Старух игра: они загораживают выход Наследнику, кружат по комнате и, так бесшумно перебрасывая его, пропускают наконец к двери. Подняв над головою руки, с выражением ужаса Наследник убегает. Старухи тихонько смеются.

Разговор старух

– Здравствуйте!

– Здравствуйте! Какая славная ночь!

– Вот мы и снова собрались. Как ваше здоровье?

– Покашливаю.

Тихо смеются.

– Теперь недолго. Он сейчас умрет.

– Посмотрите на свечу. Пламя синее, узкое и стелется по краям. Уже нет воска, и только фитиль догорает.

– Не хочет гаснуть.

– А когда вы видели, чтобы пламя хотело гаснуть?

– Не спорьте! Не спорьте! Хочет пламя гаснуть или не хочет, а время идет.

– Время идет.

– А вы помните, как он родился? Позвольте, дорогой родственник, поздравить вас с новорожденным!

– А вы помните розовенькое платьице и голенькую шейку?

– И цветы. Ландыши, с которых не высохла роса, фиалки и зеленую травку?

– Не трогайте, девушки, не трогайте цветов!

Смеются.

– Время идет.

Смеются. Одна из Старух оправляет постель.

– Что вы делаете?

– Я оправляю постель, на которой умерла его жена.

– Зачем это нужно? Он сейчас умрет.

– Какая вы добрая!

– Теперь хорошо. Теперь он может идти.

– Когда его пустит Тот.

– Теперь хорошо. Теперь хорошо.

Широким дыханием через комнату проносится гармоничный, но очень печальный и странный звук. Зародившись где-то наверху, он трепетно гаснет во мраке углов. Похоже, как будто одна за другою лопнули многие струны.

– Что это?

– Это там, наверху, где давали бал. Это музыка!

– Нет, это ветер. Я была там. Я видела. Я знаю. Это ветер. Там выбиты стекла, и ветер звенит осколками их так гармонично.

– Да, это похоже на музыку.

– Там так весело! Там на корточках в темноте у ободранных стен сидят гости, но в каком виде, если бы вы знали.

– Мы знаем!

– И, ляская зубами, лают отрывчато: как богато, как пышно!

– Вы шутите, конечно?

– Конечно, я шучу. Вы знаете мой веселый характер.

– Как богато! Как пышно!

– Как светло!

Тихо смеются.

– Напомните ему.

Тесно окружают Человека, льнут к нему мягкими движениями, ласкают костлявыми руками, засматривают в лицо и шепчут вкрадчиво, въедаясь в самую глубину старого сердца:

– Ты помнишь?

– Как богато! Как пышно!

– Ты помнишь, как играла музыка на твоем балу?

– Он сейчас умрет.

– Кружились танцующие, и музыка играла так нежно, так красиво. Она играла так… (Тихо напевают мотив музыки, что играли на его балу.)

– Ты помнишь?

– Устроим бал! Я так давно не танцевала!

– Вообрази, что это дворец, сверхъестественно красивый дворец!

– Ты помнишь? Вот заливаются певучие скрипки. Вот нежно поет свирель. Вот…

Внезапно, перебивая речь Старух, начинает играть музыка, наверху в том месте, где находится зала. Звуки приносятся громкие и отчетливые. Старухи прислушиваются.

– Тише! Вы слышите?

– Они играют!

– Музыканты играют! (Дико кричит.) Эй, музыканты, сюда!

Остальные вторят:

– Эй, музыканты, сюда! Эй, музыканты, сюда!

Музыка наверху смолкает. Почти в то же мгновение по искривленным ступеням, выйдя из мрака, спускаются те три музыканта, что играли на балу. Выходят на середину, становятся в ряд, как стояли тогда. Тот, что со скрипкой, аккуратно подстилает на плечо носовой платок, и все трое начинают играть с чрезвычайной старательностью. Но звуки тихи, нежны и печальны, как во сне.

– Вот и бал!

– Как богато! Как пышно!

– Как светло!

– Ты помнишь?

Тихо напевая под музыку, начинают кружиться вокруг Человека, манерничая и в дикой уродливости повторяя движения девушек в белых платьях, танцевавших на балу. При первой музыкальной фразе они кружатся, при второй сходятся и расходятся грациозно и тихо. И тихо шепчут:

– Ты помнишь?

– Ты сейчас умрешь, а ты помнишь?

– Ты помнишь?

– Ты сейчас умрешь, а ты помнишь?

– Ты помнишь?

Танец становится быстрее, движения резче. В голосах поющих Старух проскальзывает странная, визгливая нотка; такой же странный смех, пока еще сдержанный, тихим шуршанием пробегает по танцующим. Проносясь мимо Человека, бросают ему в ухо отрывистый шепот:

– Ты помнишь?

– Как нежно, как хорошо!

– Как отдыхает душа!

– Ты помнишь?

– Ты сейчас умрешь, сейчас умрешь, сейчас умрешь…

– Ты помнишь?

Кружатся быстрее, движения резче. Внезапно все смолкает и останавливается. Застывают с инструментами в руках музыканты; в тех же позах, в каких застало их безмолвие, замирают танцующие. Человек встает, шатаясь, и неверными шагами идет к постели. Одна из Старух загораживает ему путь и шепчет в лицо: