Соблазненная роза - Филлипс Патриция. Страница 43
— А ты — рыцарь?
— Да, но совсем не похожий на сэра Галаада. Жизнь разрушает романтические легенды.
Розамунда не знала, о каком таком сэре Галааде идет речь, однако поостереглась в этом признаться, испугавшись, что это покажется странным.
Они проехали вдоль густого леска и выехали на открытое пространство. Рядом с тропой были заросшие терновником болотца. Огромное поле раскинулось далеко к северу, окаймленное зубчатой полосой леса, темневшей на фоне стального неба.
— А тот лес, он тоже небольшой? — спросила Розамунда, с опаской оглядываясь на лесную чащу: ей все время казалось, что там кто-то есть. — А дикие звери тут водятся?
Генри, смеясь, сжал ее ладонь:
— Не бойся, милая. С нами десять вооруженных до зубов мужчин. В этих местах водятся олени и кабаны, хотя более опасны, конечно, солдаты, устроившие здесь свои лагеря. Вообще-то Гэлтресский лес тянется миль на десять.
Все, кроме Розамунды, были спокойны. Только когда кавалькада подъехала к очередной чаще, солдаты перестроились так, чтобы лорд и леди оказались в середине. Когда они снова выехали на поляну, солдаты явно с облегчением перевели дух.
— Ну что, не хочешь попытаться меня догнать?
Розамунда не очень-то верила в то, что ее Динка сумеет тягаться с огромным жеребцом, однако согласилась. Она никогда еще ни с кем не ездила наперегонки. Розамунда сдавила бока своей серебристой кобылки, и вот уже ветер свистел у нее в ушах, сдув с нее капюшон и головную повязку, разметав каштановые пряди… Розамунда не ожидала от своей Луны подобной прыти. Генри был далеко позади, однако Розамунда подозревала, что он хитрит — специально сдерживает своего копя. «Ну погоди же, — думала она, — в один прекрасный день тебе не придется давать мне фору».
Оглянувшись, она с ликованием крикнула:
— Посмотрим еще, чья возьмет!
Но, сев прямо, она закричала уже от страха — угодила в припорошенную снегом древесную поросль. Тщетно пыталась наездница выправить на твердую тропу, какой-то миг ей удалось удерживать разгоряченную кобылку, но потом та рванулась в непролазную гущу веток.
Генри во весь опор помчался к ней. Он отчаянно звал ее, но, не услышав ответа, понял, что Розамунда не может совладать с лошадью. Он сильнее пришпорил своего жеребца.
Жесткие ветки раздирали Розамунде юбку и оставляли кровавые метины на серебристых лоснящихся боках кобылки. И вдруг наперерез ей бросился какой-то мужчина, зычный его крик перепугал и наездницу и лошадь. Розамунда ни капли не сомневалась в том, что незнакомец собирается на нее напасть, и испуганно завизжала. Динка от ужаса взвилась на дыбы, потом стала пятиться, не даваясь ему в руки, но мужчина ловко схватил ее за узду и через минуту лошадка присмирела.
— Вы бы полегче с нею, леди. Такой кралечке колючий кустарник не подходит. — Голос незнакомца был добрым, а говорил он отрывисто — коренной йоркширец.
— Благодарю вас. Вы напугали меня, но я сразу поняла, что вы хотите помочь, — ловко у вас получается.
— Иначе нам невозможно. Мы с отцом моим все время при лошадях — привыкли с ними управля…
Его объяснение было прервано появлением Генри, который налетел точно вихрь, готовый защитить свою Розамунду от этого наглеца… однако, взглянув на открытое доброе лицо, понял, что так горячиться не стоит.
— Спасибо тебе, парень, за то что спас мою жену, — он бросил ему монету и подхватил поводья Динки, намереваясь пробраться к основной тропе, чуть поодаль от которой его на всякий случай поджидали все десять гвардейцев. Тропка же меж кустарников была до того узка и извилиста, что нужно было рассчитывать каждое движение. Могучему жеребцу Генри, привыкшему к кочевой жизни хозяина, любые заросли были нипочем, а несчастная Динка упиралась, как могла, не понимая, зачем ее опять тащат в кусты. Незнакомец молча подошел и, ласково похлопав по шее, подтащил ее за поводок ближе к жеребцу. Теперь дело пошло: вскоре Генри и Розамунда выбрались из чащи.
Восхищенный ловким обращением парня с лошадьми, Генри, привстав в седле, крикнул:
— Когда тебе прискучит играть в солдаты, я готов взять тебя на свою конюшню.
Парень посмотрел на Генри с изумлением и почтительно склонил голову, приложив руку ко лбу, изъявляя таким манером свое согласие.
— Если тебе по душе мое предложение, найдешь меня. Я Генри Рэвенскрэгский.
Генри развернул коня, намереваясь уехать, и только в этот момент заметил, что на него из лесного укрытия с любопытством взирает добрая дюжина солдат. Выяснять, на чьей стороне они сражаются, явно не стоило: ответ мог быть не самый лучший для Генри. Ветер донес до него пахнущий мясом дымок, — стало быть, тут их бивак. Опасаясь засады, он быстро развернулся, не выпуская поводок Динки.
Розамунда все никак не могла оправиться от своего приключения: по розовым щечкам градом катились слезы, сердце больно билось о ребра. Генри успокаивающе ей улыбнулся и остановился на миг. выжидая, когда гвардейцы возьмут их с Розамундой в каре. Он перегнулся к перепуганной всаднице, радуясь, что длины поводьев вполне достаточно, чтобы утешить ее быстрым поцелуем и прошептать слово ободрения.
Розамунда, всхлипнув, сморгнула слезы, которые ветер тут же осушил. Они быстро поехали прочь от этих коварных дремучих зарослей. Теперь ей казалось, что за каждым деревом их поджидает по разбойнику, а под каждым кустом прячутся свирепые солдаты. Генри лукаво над ней посмеивался, видя, с какой охотой она устремилась в город, из которого пару часов назад не чаяла как и вырваться.
А закопченные бивачным дымом зеваки все еще смотрели из своего укрытия вслед кавалькаде лорда Генри.
— Ишь, небось в золоте купается, чертов ублюдок, — с ненавистью пробормотал один из солдат, сходу подметивший и породистых лошадей, и роскошные сбруи, а на то, что проезжие были так расфуфырены, ему было наплевать — господские забавы…
— Ну, валяй, показывай, Джейк, сколько тебе отвалили за услугу, — попросил второй и спаситель Розамунды хвастливо разжал грязный кулак — на ладони его лежала серебряная монета.
Джейк вдруг почувствовал мощный толчок в бок, и перед ним вырос желтоволосый детина с обветренным загорелым лицом:
— Что он тебе гам наговорил?
Судорожно сглотнув, Джейк протянул детине монету:
— Он дал мне вот это, Стивен.
Скользнув равнодушным взглядом по монете, Стивен потряс его за плечи и сквозь зубы прорычал:
— Я спрашиваю, что он тебе говорил? — Он злобно посмотрел в сторону всадников, направлявшихся к Йорку.
— Сказал, если устану воевать, возьмет меня к себе конюхом.
— Ну а где его конюшня?
— Почем я знаю? Сроду его не видел. Он же имя свое назвал. Что-то похожее на воронью башку… Нет, не на башку, а на скалу. Ну да, точно: Рэвенскрэг. Так и сказал: «Я Генри Рэвенскрэгский».
Слушатели его дружно захохотали, услышав, как он ловко передразнивает господскую речь. Только Стивен даже не улыбнулся, все еще с тоской и болью глядя на совсем маленькие уже фигурки вдалеке.
— А что скажешь про женщину?
— Видать, красотка? — высказался кто-то.
— Ну, говори же! — Стивен так ухватил Джейка за руку, что тот взвыл. — Она — леди?
— Да отпусти ты… Почем я знаю. Женка его. Леди Рэвенскрэг, кто же еще. Перепугалась, глаза огромные, что крупные монеты.
— Светло-карие, вроде как с прозеленью, а ресницы густые и загнутые. А волосы каштановые.
— Ну точно каштановые, — кивнул Джейк, — блестят, что твоя медь, и всю спину ей закрывают.
— — И титьки у нее тоже справные. Я успел разглядеть, когда плащ распахнулся, — добавил Уилл. Стивен весь побагровел, услышав эти слова.
— Значит, говоришь, это ее светлость леди Рэвенскрэг?
— Ничего я такого не говорил, Стивен. Просто он назвал ее женой. А коли он сам лорд, стало быть, она — леди.
Остальные дружно загалдели, поддерживая Джейка. Стивен наконец отпустил его, и тот принялся потирать руку, не ропща: всем известно, что Стивен из Форджа немного тронутый. А в драке вообще становится невменяемым. Смерти ни на грош не боится и ведет подчиненных в самое пекло битвы. Больно уж храбрый, по разумению всех остальных.