Стихи (2) - Руми Джалаладдин. Страница 3

РАССКАЗ О ТОМ, КАК ШУТ ЖЕНИЛСЯ НА РАСПУТНИЦЕ

Сказал сеид шуту: "Ну что ж ты, брат! Зачем ты на распутнице женат? Да я тебя - когда б ты не спешил На деве б целомудренной женил!" Ответил шут: "Я на глазах у вас На девушках женился девять раз Все стали потаскухами они.

Как почернел я с горя - сам взгляни!

Я шлюху ввел женой в свое жилье Не выйдет ли жены хоть из нее...

- Путь разума увлек меня в беду, Теперь путем безумия пойду!"

РАССКАЗ О ФАКИХЕ В БОЛЬШОЙ ЧАЛМЕ И О ВОРЕ

Факих какой-то (бог судья ему) Лохмотьями набил свою чалму,

Дабы в большой чалме, во всей красе, Явиться на собранье в медресе.

С полпуда рвани он в чалму набил, Куском красивой ткани обкрутил.

Чалма снаружи - всем чалмам пример. Внутри она - как лживый лицемер.

Клочки халатов, рваных одеял Красивый внешний вид ее скрывал.

Вот вышел из дому факих святой, Украшенный огромною чалмой.

Несчастье ждет, когда его не ждем, Базарный вор таился за углом.

Сорвав чалму с факиха, наутек Грабитель тот со всех пустился ног.

Факих ему кричит: "Эй ты! Сперва Встряхни чалму, пустая голова!

Уж если ты как птица полетел, Взгляни сначала, чем ты завладел.

А на потерю я не посмотрю, Я, так и быть, чалму тебе дарю!"

Встряхнул чалму грабитель. И тряпье И рвань взлетели тучей из нее.

Сто тысяч клочьев из чалмищи той Рассыпалось по улице пустой.

В руке у вора лишь кусок один Остался, не длиннее чем в аршин.

И бросил тряпку и заплакал вор: "Обманщик ты! Обманщику позор!

На хлеб я нынче заработать мог, Когда б меня обман твой не увлек!"

РАССКАЗ О КАЗВИНЦЕ И ЦИРЮЛЬНИКЕ

Среди казвннцев жив и посейчас Обычай - удивительный для нас Накалывать, с вредом для естества, На теле образ тигра или льва. Работают же краской и иглой, Клиента подвергая боли злой. Но боль ему приходится терпеть, Чтоб это украшение иметь. И вот один казвинский человек С нуждою той к цирюльнику прибег. Сказал: "На мне искусство обнаружь! Приятность мне доставь, почтенный муж!" "О богатырь! - цирюльник вопросил, Что хочешь ты, чтоб я изобразил?" "Льва разъяренного! - ответил тот. Такого льва, чтоб ахнул весь народ.

В созвездьи Льва - звезда судьбы моей! А краску ставь погуще, потемней".

"А на какое место, ваша честь, Фигуру льва прикажете навесть?"

"Ставь на плечо, - казвинец отвечал, Чтоб храбрым и решительным я стал,

Чтоб под защитой льва моя спина В бою и на пиру была сильна!"

Когда ж иглу в плечо ему вонзил Цирюльник, "богатырь" от боли взвыл:

"О дорогой! Меня терзаешь ты! Скажи, что там изображаешь ты?"

"Как что? - ему цирюльник отвечал. Льва! Ты ведь сам же льва мне заказал!"

"С какого ж места ты решил начать Столь яростного льва изображать?"

"С хвоста". - "Брось хвост! Не надобно хвоста! Что хвост? Тщеславие и суета!

Проклятый хвост затмил мне солнце дня, Закупорил дыханье у меня!

О чародей искусства, светоч глаз, Льва без хвоста рисуй на этот раз".

И вновь цирюльник немощную плоть Взялся без милосердия колоть.

Без жалости, без передышки он Колол, усердьем к делу вдохновлен.

"Что делаешь ты?" - мученик вскричал. "Главу и гриву", - мастер отвечал.

"Не надо гривы мне, повремени! С другого места рисовать начни!" Колоть пошел цирюльник. Снова тот Кричит: "Ай, что ты делаешь?" - "Живот". Взмолился вновь несчастный простота: "О дорогой, не надо живота! Столь яростному льву зачем живот? Без живота он лучше проживет!" И долго, долго - мрачен, молчалив Стоял цирюльник, палец прикусив. И, на землю швырнув иглу, сказал: "Такого льва господь не создавал! Где, ваша милость, льва видали вы Без живота, хвоста и головы? Коль ты не терпишь боли, прочь ступай, Иди домой, на льва не притязай!"

* * *

О друг, умей страдания сносить, Чтоб сердце светом жизни просветить. Тем, чья душа от плотских уз вольна, Покорны звезды, солнце и луна. Тому, кто похоть в сердце победил, Покорны тучи и круги светил. И зноем дня не будет опален Тот, кто в терпеньи гордом закален. О НАБОЖНОМ ВОРЕ И САДОВНИКЕ Бродяга некий, забредя в сады, На дерево залез и рвал плоды. Тут садовод с дубинкой прибежал, Крича: "Слезай! Ты как сюда попал?

Ты кто?" А вор: "Я - раб творца миров Пришел вкусить плоды его даров.

Ты не меня, ты бога своего Бранишь за щедрой скатертью его"

Садовник, живо кликнув батраков, Сказал: "Видали божьих мы рабов!"

Веревкой вора он велел скрутить Да как взялся его дубинкой бить.

А вор: "Побойся бога наконец! Ведь ты убьешь невинного, подлец!"

А садовод несчастного лупил И так при этом вору говорил:

"Дубинкой божьей божьего раба Бьет божий раб! - такая нам судьба.

Ты - божий, божья у тебя спина, Дубинка тоже божья мне дана!"

ГАЗЕЛИ

О вы, рабы прелестных жен! Я уж давно влюблен! В любовный сон я погружен. Я уж давно влюблен. Еще курилось бытие, еще слагался мир, А я, друзья, уж был влюблен! Я уж давно влюблен. Семь тысяч лет из года в год лепили облик мой И вот я ими закален: я уж давно влюблен.

Едва спросил аллах людей: "Не я ли ваш господь?" Я вмиг постиг его закон! Я уж давно влюблен.

О ангелы, на раменах держащие миры, Вздымайте ввысь познанья трон! Я уж давно влюблен.

Скажите Солнцу моему: "Руми пришел в Тебриз! Руми любовью опален!" Я уж давно влюблен.

Но кто же тот, кого зову "Тебризским Солнцем" я? Не светоч истины ли он? Я уж давно влюблен.

* * *

Я видел милую мою: в тюрбане золотом Она кружилась и неслась и обегала дом...

И выбивал ее смычок из лютни перезвон, Как высекают огоньки из камешка кремнем.

Опьянена, охмелена, стихи поет она И виночерпия зовет в своем напеве том.

А виночерпий тут как тут: в руках его кувшин, И чашу наполняет он воинственным вином

(Видал ли ты когда-нибудь, чтобы в простой воде, Змеясь, плясали языки таинственным огнем?).

А луноликий чашу ту поставил на крыльцо, Поклон отвесил и порог поцеловал потом.

И ненаглядная моя ту чашу подняла И вот уже припала к ней неутолимым ртом.

Мгновенно искры понеслись из золотых волос... Она увидела себя в грядущем и былом:

"Я - солнце истины миров! Я вся - сама любовь! Я очаровываю дух блаженным полусном".

* * *

Я - живописец. Образ твой творю я каждый миг! Мне кажется, что я в него до глубины проник. Я сотни обликов создал - и всем я душу дал, Но всех бросаю я в огонь, лишьдвой увижу лик. О, кто же ты, краса моя: хмельное ли вино? Самум ли, против снов моих идущий напрямик?