Стихи - Гарсиа Лорка Федерико. Страница 9

Я знаю твое чародейство, маслина: ты кровь из земли добываешь для мира. А я добываю биением сердца из мыслей и снов благодатное миро!

Вы все превзошли меня вашею песней, лишь я неуверенно пел перед вами. О, если бы вы наконец погасили палящий мне грудь целомудренный пламень!

Божественный лавр с недоступной душою, немое навек, благородное диво! Пролей же в мой слух неземное сказанье, глубокую мудрость, свой разум правдивый!

Волшебник оркестров и мастер лобзаний, в расцвете молчанья, в обличий строгом возникший из розовой прелести Дафны и мощного сока влюбленного бога!

Верховный служитель старинного знанья! Не внемлющий жалобам, важный молчальник! Со мной говорят все лесные собратья, лишь ты не хотел моих песен печальных!

Быть может, о мастер гармоний, ты знаешь бесплодную участь - стенанье поэта? И листья твои под влиянием лунным не верят обманам весеннего света?..

Но вкрадчивой нежностью мрака оделась, как черной росою, дорога страданий с высот балдахина к подножию ночи, а ночь тяжело набухала звездами.

ОСЕННИЙ РИТМ

Горька позолота пейзажа. А сердце слушает жадно.

И сетовал ветер, окутанный влажной печалью: - Я плоть поблекших созвездий и кровь бесконечных далей. Я краски воспламеняю в дремотных глубинах, я взглядами весь изранен ангелов и серафимов. Тоскою и вздохами полнясь, бурлит во мне кровь и клокочет, мечтая дождаться триумфа любви бессмертно-полночной. Я в сгустках сердечной скорби, меня привечают дети, над сказками о королевах парю хрусталями света, качаюсь вечным кадилом плененных песен, заплывших в лазурные сети прозрачного метра.

В моем растворились сердце душа и тело господни, и я притворяюсь печалью, сумеречной и холодной, иль лесом, бескрайним и дальним.

Веду я снов каравеллы в таинственный сумрак ночи, не зная, где моя гавань и что мне судьба пророчит.

Звенели слова ветровые нежнее ирисов вешних, и сердце мое защемило от этой тоски нездешней.

На бурой степной тропинке в бреду бормотали черви:

- Мы роем земные недра под грузом тоски вечерней. О том, как трещат цикады и маки цветут - мы знаем, и сами в укромном логе на арфе без струн играем. О, как идеал наш прост, но он не доходит до звезд! А нам бы - мел собирать, и щелкать в лесах, как птицы, и грудью кормить детей, гулять по росе в медунице!

Как счастливы мотыльки и все, что луной одеты, кто вяжет колосья в снопы, а розы - в букеты. И счастлив тот, кто, живя в раю, не боится смерти, и счастлив влюбленный в даль крылато-свободный ветер. И счастлив достигший славы, не знавший жалости близких, кому улыбнулся кротко наш братец Франциск Ассизский. Жалкая участь не понять никогда, о чем толкуют тополя у пруда.

Но им дорожная пыль ответила в дымке вечерней: - Взыскала вас щедро судьба, вы знаете, что вы черви, известны вам от рожденья предметов и форм движенье. Я ж облачком за странником в лучах играю, белая, мне бы в тепле понежиться, да падаю на землю я.

В ответ на жалобы эти деревья сказали устало: - А нам в лазури прозрачной парить с малолетства мечталось. Хотелось летать орлами, но мы разбиты грозою! - Завидовать нам не стоит! раздался клекот орлиный, лазурь ухватили звезды когтями из ярких рубинов. А звезды сказали: - За нами лазурь схоронилась где-то... А космос: - Лазурь замкнута надеждой в ларец заветный. Ему надежда ответила из темного бездорожья: - Сердечко мое, ты бредишь! И сердце вздохнуло: - О боже!

Стоят тополя у пруда, и осень сорвала их листья.

Мерцает серебряной чернью вода средь пыли дорожной и мглистой. А черви уже расползлись кто куда, им что-то, наверное, снится. Орлы укрываются в гнездах меж скал. Бормочет ветер: - Я ритм вечный! Слышны колыбельные песни в домах, и блеет отара овечья.

На влажном лике пейзажа моршин проступают сети рубцы от задумчивых взглядов давно истлевших столетий.

Пока отдыхают звезды на темно-лазурных простынях, я сердцем вижу свою мечту и тихо шепчу: - О господи! О господи, кому я молюсь? Кто ты, скажи мне, господи!

Скажи, почему нет нежности ходу, и крепко надежде спится, зачем, вобрав в себя всю лазурь, глаза смежают ресницы?

О, как мне хочется закричать, чтоб сльшал пейзаж осенний, оплакать свой путь и свою судьбу, как черви во мгле вечерней. Пускай вернут человеку Любовь, огромную, как лазурь тополевой рощи, лазурь сердец и лазурь ума, лазурь телесной, безмерной мощи.

Пускай мне в руки отмычку дадут я ею вскрою сейф бесконечности и встречу бесстрашно и мудро смерть, прихваченный инеем страсти и нежности. Хотя я, как дерево, расколот грозой, и крик мой беззвучен, и листьев в помине нет, на лбу моем белые розы цветут, а в чаше вино закипает карминное.

НОЧНАЯ МЕЛОДИЯ

Мне так страшно рядом с мертвою листвою, страшно рядом с полем, влажным и бесплодным; если я не буду разбужен тобою, у меня останешься ты в сердце холодном.

Чей протяжный голос вдали раздается? О любовь моя! Ветер в окна бьется.

В твоем ожерелье блеск зари таится. Зачем ты покидаешь меня в пути далеком? Ты уйдешь - и будет рыдать моя птица, зеленый виноградник не нальется соком.

Чей протяжный голос вдали раздается? О любовь моя! Ветер в окна бьется.

И ты не узнаешь, снежный мотылек мой, как пылали ярко любви моей звезды. Наступает утро, льется дождь потоком, и с ветвей засохших падают гнезда.

Чей протяжный голос вдали раздается? О любовь моя! Ветер в окна бьется.

ГНЕЗДО

Что там во мне таится в такой печальный час? Кто лес мой, золотой и свежий, вырубает? Как в зыбком серебре зеркал я прочитаю то, что речной рассвет передо мной расстелет? Вяз замысла какого в моем лесу повален? В каком дожде молчанья дрожу я с той поры, как умерла любовь на берегу печали? Лишь терниям лелеять то, что во мне родилось?

ИНАЯ ПЕСНЯ

Сон навсегда исчез, навек развеян! В дождливый этот вечер всем сердцем я измерил трагедию осенних рыдающих деревьев.

О тихую печаль предсмертного смиренья мой голос раздробился. Сон навсегда исчез, навек развеян! Навек! О боже! Снег ложится - беспредельный на бездорожье жизни моей, и оробело, чтобы застыть и сгинуть, уходит заблужденье.