Собрание сочинений в одном томе - Высоцкий Владимир Семенович. Страница 86
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ ПЕРЕДАЧИ «ОЧЕВИДНОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ» ИЗ СУМАСШЕДШЕГО ДОМА — С КАНАТЧИКОВОЙ ДАЧИ
Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась, —
Вместо чтоб поесть, помыться,
Уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экрана собралась.
Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд, —
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплел —
И канатчиковы власти
Колют нам второй укол.
Уважаемый редактор!
Может, лучше — про реактор?
Про любимый лунный трактор?!
Ведь нельзя же! — год подряд:
То тарелками пугают —
Дескать, подлые, летают;
То у вас собаки лают,
То руины — говорят!
Мы кой в чем поднаторели:
Мы тарелки бьем весь год —
Мы на них собаку съели, —
Если повар нам не врет.
А медикаментов груды —
В унитаз, кто не дурак.
Это жизнь! И вдруг — Бермуды!
Вот те раз! Нельзя же так!
Мы не сделали скандала —
Нам вождя недоставало:
Настоящих буйных мало —
Вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни —
Не испортят нам обедни
Злые происки врагов!
Это их худые черти
Бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль
В восемнадцатом году!
Мы про взрывы, про пожары
Сочиняли ноту ТАСС…
Тут примчались санитары —
Зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек —
Бился в пене параноик
Как ведьмак на шабашé:
«Развяжите полотенцы,
Иноверы, изуверцы!
Нам бермуторно на сердце
И бермутно на душе!»
Сорок душ посменно воют —
Раскалились добела, —
Во как сильно беспокоют
Треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись —
Даже кто безумен был, —
И тогда главврач Маргулис
Телевизор запретил.
Вон он, змей, в окне маячит —
За спиною штепсель прячет, —
Подал знак кому-то — значит,
Фельдшер вырвет провода.
Нам осталось уколоться —
И упасть на дно колодца,
И пропасть на дне колодца,
Как в Бермудах, навсегда.
Ну а завтра спросят дети,
Навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти
Кандидаты в доктора?»
Мы откроем нашим чадам
Правду — им не все равно:
«Удивительное рядом —
Но оно запрещено!»
Вон дантист-надомник Рудик —
У него приемник «грундиг», —
Он его ночами крутит —
Ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам —
И подвинулся рассудком, —
К нам попал в волненье жутком
С номерочком на ноге.
Прибежал, взволнован крайне, —
Сообщеньем нас потряс,
Будто — наш научный лайнер
В треугольнике погряз:
Сгинул, топливо истратив,
Весь распался на куски, —
Двух безумных наших братьев
Подобрали рыбаки.
Те, кто выжил в катаклизме,
Пребывают в пессимизме, —
Их вчера в стеклянной призме
К нам в больницу привезли —
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник —
Незакрытый пуп Земли.
«Что там было? Как ты спасся?» —
Каждый лез и приставал, —
Но механик только трясся
И чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся,
То щетинился как еж, —
Он над нами издевался, —
Сумасшедший — что возьмешь!
Взвился бывший алкоголик,
Матерщинник и крамольник:
«Надо выпить треугольник!
На троих его! Даешь!»
Разошелся — так и сыпет:
«Треугольник будет выпит! —
Будь он параллелепипед,
Будь он круг, едрена вошь!»
Больно бьют по нашим душам
«Голоса» за тыщи миль, —
Зря «Америку» не глушим,
Зря не давим «Израиль»:
Всей своей враждебной сутью
Подрывают и вредят —
Кормят, поят нас бермутью
Про таинственный квадрат!
Лекторá из передачи!
Те, кто так или иначе
Говорят про неудачи
И нервируют народ!
Нас берите, обреченных, —
Треугольник вас, ученых,
Превратит в умалишенных,
Ну а нас — наоборот.
Пусть — безумная идея, —
Не решайте сгоряча.
Отвечайте нам скорее
Через доку главврача!
С уваженьем… Дата. Подпись,
Отвечайте нам — а то,
Если вы не отзоветесь,
Мы напишем… в «Спортлото»!
«Мне судьба — до последней черты, до креста…»
Мне судьба — до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней — немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что — не то это вовсе, не тот и не та!
Что — лабазники врут про ошибки Христа,
Что — пока еще в грунт не влежалась плита, —
Триста лет под татарами — жизнь еще та:
Маета трехсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
<Пот> намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять — нищета…
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —
Повторю даже в образе злого шута, —
Но не стоит предмет, да и тема не та, —
Суета всех сует — все равно суета.
Только чашу испить — не успеть на бегу,
Даже если разлить — все равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу —
Не ломаюсь, не лгу — все равно не могу!
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
Потерплю — и достойного подстерегу:
Передам — и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу, —
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он ее выпить — узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —
Никому не скажу, при себе сберегу, —
А сказать — и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу…
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить — не хочу, —
На ослабленном нерве я не зазвучу —
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что ночью кропаю, — в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу, —
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
…Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, —
Я умру и скажу, что не все суета!