Мой, и только мой - Филлипс Сьюзен Элизабет. Страница 41

— Мастерство я отточил только в колледже.

— Почему бы не посидеть спокойно и не посмотреть фильм?

— Сначала дай мне баночку пива.

Она дала ему банку, сама взяла сок, отказалась от поп-корна. Оба откинулись на сиденье, уютно светила неяркая лампочка.

Он обнял ее.

— Этот фильм очень меня возбуждает. Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди.

— Какой эпизод? Когда Мария поет о холмах, оживающих под звуками музыки? Или когда дети выводят свои до-ре-ми?

Улыбка скользнула по его губам.

— Мария, конечно. Все думаю: а что у нее под этим аккуратненьким фартучком?

Разговор определенно двинулся в опасном направлении. Она не знала, как выпутаться из столь щекотливой ситуации. И решила выиграть время, переменив тему:

— А чем ты занимаешь свободное время, помимо встреч с бизнесменами?

Поначалу она ответа не ждала, но он пожал плечами и заговорил:

— Тренируюсь в спортзале, встречаюсь с друзьями, решаю некоторые деловые вопросы. Вчера провел два часа в кабинете отца. Ему нравится, когда я рядом. — Он нахмурился.

— Что-то не так?

— Вроде бы нет. Не знаю. Похоже, нелады у отца и матери серьезнее, чем я предполагал. — Морщины на лбу стали глубже. — Он говорил, что она поехала к Энни. Я подумал, что на ночь, но она там с уик-энда, и сегодня он сказал, что возвращаться она не собирается.

— Господи!

— Не могу понять, почему она это сделала. Он очень расстроен. — Кэл допил пиво, повернулся к Джейн:

— Больше не хочу говорить об этом, потому оставь все вопросы при себе.

Однако он выложил семейные новости по собственной инициативе, она его за язык не тянула.

Кэл бросил пустую банку в далекий экран.

— Своей болтовней ты отвлекаешь меня от фильма, а Мария поет одну из моих любимых песен. Черт, здорово она смотрится без одежды.

— В «Звуках музыки» [38] Мария не поет обнаженной.

— У меня отличное зрение, и я вижу, что одежды на этой женщине не больше, чем в момент ее рождения. Ты же видишь ее…

— Ты ошибаешься. Кто голый, так это барон фон Трапп. И его мужские достоинства действительно впечатляют.

— Тебя это впечатляет? Да у него…

— Впечатляет.

— Господи, если ты думаешь, что ему есть что показать, я наверняка осчастливлю тебя.

— Хвастун.

Она сошла с ума? Она же сознательно провоцировала его.

— С другой стороны, у тебя, возможно, бородавки на животе.

— Нет у меня бородавок на животе.

— Сказать можно всякое. — Он взял ее пакетик с соком, опустил в сумку-холодильник, переставил ее на переднее сиденье. — А вот покажи.

— Показать что?

— Я серьезно. Если у тебя бородавки, мой малыш может смутиться. Ему нужно время, чтобы привыкнуть.

— Да ты сумасшедший.

— Просто приспусти молнию. Я только взгляну. — Нет!

— Хорошо. Тогда прощупаем.

Она шлепнула его по руке, потянувшейся к пуговице джинсов.

— Вроде бы ты говорил, что мы будем заниматься этим делом. А вот насчет медицинского осмотра мы не договаривались.

Когда до нее дошел смысл ее слов, он уже улыбался во весь рот, словно выиграл в лотерею.

— Совершенно верно, говорил. Что ж, начнем, дорогая. Покажи мне, что у тебя есть.

— Не покажу.

— Трусиха.

— Меня этим не проймешь.

— Ты боишься заняться этим со мной. — Одним движением он стащил с нее куртку и бросил на сумку-холодильник. — Боишься, что не сможешь держать меня в узде. Да у тебя все поджилки трясутся.

— Отнюдь.

— Боишься показать, что у тебя есть. Боишься, что не сможешь конкурировать с тысячами женщин из моего прошлого.

— Не было в твоем прошлом тысяч женщин.

Ухмылка его очень уж напоминала лисью, она буквально видела куриные перышки, торчащие из уголков рта.

Сердце колотилось о ребра. Испуг перемешался с возбуждением и весельем, она не могла заставить себя хмуриться, не могла на него сердиться.

— Хорошо. Покажу. Но держи свои руки при себе.

— Это несправедливо, поскольку я не собираюсь ограничивать движения твоих рук.

Она могла перечислить дюжину мест, к которым хотела бы прикоснуться.

— Я уверена, что мне это не нужно.

— Я очень надеюсь, что правды в твоих словах нет.

Он выключил свет, погрузив их в такую темноту, что Джейн испугалась, не погасли ли все звезды.

Но постепенно ее глаза уловили очертания его силуэта, хотя лица она разглядеть не могла. Он положил руку ей на плечо, она почувствовала, что он совсем рядом.

— Может, мне надо напомнить тебе, где находятся лучшие местечки. — Его губы прошлись мимо кольца-серьги и замерли на шее под ней. — Вот это, к примеру, такое тепленькое.

Она затаила дыхание, гадая, откуда ему известно, что это одна из ее эрогенных зон.

— Если ты и дальше собираешься говорить, почему бы не перейти на деревенский выговор, чтобы я могла окунуться в свои фантазии.

Губы Кэла тем временем играли ее мочкой.

— Какая фантазия может быть лучше меня?

— Ну… — попыталась ответить она, но тут по ее коже поползли мурашки. — Был один физик, который охотился за t-кварками в «Ферми лаборатории»…

— Готов спорить, деревенского выговора у него не было. — Теперь его губы занялись уголком ее рта. — Так ты собираешься показать мне, на что ты способна? Пока всю работу делаю я.

Сдерживаться дальше не было сил. Она повернула голову, чтобы ее губы встретились с его. От простого соприкосновения по ее телу пробежала дрожь, а по мере того как поцелуй затягивался, она отдавала себя во власть страсти. Она впитывала запахи пива и поп-корна, с легкой примесью зубной пасты и чего-то опасного, ассоциировавшегося у нее с громом.

— Ты потрясающая женщина, — прошептал Кэл.

Она вновь поцеловала его. Он вытащил из джинсов блузку, его руки, большие, сильные, легли на обнаженную кожу. Большие пальцы двинулись вверх по спине, пока не добрались до застежки бюстгальтера.

— Нам придется избавиться от него, Розибад, — прошептал он в ее открытый рот.

Спорить она не стала. Пока она наслаждалась сладким вторжением его языка, он быстренько расстегнул пуговицы ее блузки (темнота нисколько ему не мешала), потом та же участь постигла и застежку бюстгальтера. Движения его сопровождались глухими ударами: он стукался то об одну, то о другую стенку салона.

Кэл наклонился, чтобы поцеловать ее грудь. С беременностью соски сделались особенно чувствительными, и когда он начал их посасывать, она изогнула спину и вцепилась пальцами ему в волосы. Томящая боль этого нежного посасывания вызывала у нее взаимоисключающие желания: крикнуть, чтобы он прекратил, молить, чтобы продолжал.

Она знала, что должна ласкать его так же, как ласкал ее он, и начала вытягивать из джинсов футболку. В салоне повис жаркий туман, мягкая хлопчатобумажная ткань стала влажной. Ее плечо ткнулось в окно, собравшаяся на стекле влага оставила мокрое пятно на блузке.

Он помог ей снять с себя футболку, затем переключился на ее джинсы. Перекинул туфельки на переднее сиденье, потом расстегнул пуговицу и молнию, пока она изучала контуры его обнаженной груди.

Она удивленно вскрикнула, когда он стащил с нее джинсы и обнаженные ягодицы коснулись холодной кожи обивки. Тут до нее дошло, что все происходит слишком уж быстро. Ей требовалось время, чтобы обдумать происходящее, оценить факты, сформировать мнение.

— Я не… не…

— Ш-ш-ш. — Его хриплый шепот заполнил салон. Горячей рукой он развел ее бедра. Едва слышно выругался. — Слишком темно, — пробормотал он. — Я тебя не вижу.

Она гладила его плечи, прошлась большими пальцами по соскам.

— А ты на ощупь.

Он нашел лучший способ. Исследовал ее тело губами, и ей уже казалось, что она умирает от наслаждения, о котором грезила, но никогда не испытывала наяву.

— Ты не… — ахнула она. — Тебе не обязательно это делать. Легкий смешок сорвался с его губ, она застонала от его жаркого дыхания.

— Занимайся своим делом.